За неимением другого имени персонал клиники да и все прочие назвали спасенного самоубийцу Semper Idem. Так он и остался Semper Idem. Репортеры, сыщики и медсестры в бессилии отступились от него. Не могли добиться от него ни слова, хотя живой огонь в его глазах ясно говорил, что уши его слышат и сознание схватывает каждый вопрос.
Но не эта таинственная романтичность занимала доктора Бикнела, когда он задержался на работе, чтобы сказать своему пациенту несколько слов на прощание. Он, доктор, сотворил с этим человеком чудо, нечто поистине беспрецедентное в истории хирургии. Ему было все равно, кто этот человек, - скорее всего он никогда его больше не увидит; но, подобно художнику, взирающему на свое законченное произведение, он желал в последний раз взглянуть на творение своих рук и ума.
Semper Idem продолжал хранить молчание. Казалось, он хотел поскорее уйти. Доктору тоже не удалось услышать от него ни слова, впрочем, доктора это не так уж и беспокоило. Он тщательно осмотрел горло выздоравливающего, не спеша оглядывая безобразный шрам с ласковой, почти отеческой нежностью. Зрелище было не особенно привлекательное. Воспаленный рубец обтекал горло, так что любому могло показаться, будто человека только что вынули из петли палача, и исчезал с обеих сторон за ушами, - впечатление было такое, словно этот огненный круг смыкается на затылке.
Продолжая упорно отмалчиваться, Semper Idem позволил осматривать себя с покорностью связанного льва и выказывал лишь одно желание - поскорее уйти от надзора общественного ока.
- Ладно, не буду вас больше задерживать, - сказал наконец доктор Бикнел, положив руку ему на плечо и даря последний взгляд творению рук своих. - Только разрешите дать вам один совет. В следующий раз запрокиньте голову вот так. Не прижимайте подбородок и не режьте себя, словно корову. Помните: точность и быстрота, точность и быстрота.
У Semper Idem сверкнули глаза в ответ на то, что он услышал, и через мгновение дверь клиники захлопнулась за ним.
День для доктора Бикнела выдался тяжелый; уже близился вечер, когда он закурил сигару, собираясь покинуть операционный стол, на который пострадавшие, казалось, так сами и просились. Но уже унесли последнего дряхлого старьевщика с переломанным плечом, - и первое кольцо ароматного дыма завилось над головою доктора, когда в открытое окно с улицы ворвались звуки сирены "Скорой помощи", вслед за которыми появились неизбежные носилки со зловещим грузом.
- Положите на стол, - приказал доктор, на секунду отвернувшись, чтобы положить в укромное место сигару. - Что там такое?
- Самоубийство - перерезано горло, - ответил один из санитаров. - Найден на Аллее Моргана. Кажется, надежды мало, сэр. Он уже почти мертв.
- А? Что ж, все равно поглядим.
Он склонился над человеком как раз в тот миг, когда в том чуть вспыхнула последняя искра жизни и угасла.
- Вот Semper Idem и вернулся, - сказал заведующий.
- Да, - ответил доктор Бикнел. - И снова ушел. На этот раз никакой мазни. Чисто сработано, клянусь жизнью, сэр, чисто сработано. Мой совет выполнил в точности. Я здесь не нужен. Унесите в морг.
Доктор Бикнел достал свою сигару и снова зажег ее.
- Этот, - бросил он заведующему между двумя затяжками, - этот в уплату за того, которого вы проморгали прошлой ночью. Теперь мы квиты.
Нос для императора
На заре существования государства корейского, когда благодаря царящим в нем миру и тишине оно могло быть справедливо названо своим старинным именем "Чосен", в нем жил государственный деятель по имени И Цин Хо. Это был человек способный и - кто знает? - быть может, умом не слабее заморских политиков. Но не в пример своим собратьям из других стран И Цин Хо был лишен свободы. Он сидел в тюрьме не за то, что по неосторожности присвоил общественные деньги, а за то, что - опять-таки по неосторожности - присвоил их слишком много. Неумеренность пагубна даже тогда, когда берешь взятки, поэтому проявленная И Цин Хо жадность и привела к тому, что он очутился за решеткой.
Десять тысяч связок монет задолжал он казне и теперь сидел в тюрьме, ожидая смертной казни. В его положении было одно преимущество: времени для размышлений у него хватало с избытком. И он сумел кое-что придумать. А потом позвал к себе тюремщика и сказал:
- О достойный из достойнейших, ты видишь перед собой несчастного из несчастнейших! И все же я мог бы снова стать счастливым, если бы ты позволил мне уйти отсюда нынче ночью лишь на один короткий час. Тебе никогда не придется жалеть о сделанном тобой благодеянии, ибо я позабочусь о твоем продвижении по службе, и ты станешь в конце концов смотрителем всех тюрем в Чосене.
- Что-что? - переспросил тюремщик. - Что за глупости ты болтаешь! Отпустить тебя на один короткий час? А ведь ты ждешь лишь минуты, когда тебя поведут на плаху. И ты просишь человека, у которого на руках престарелая достопочтенная матушка, не говоря уж о жене и малолетних детях? Ну и негодяй!
- От Священного города до всех восьми побережий нет места, куда я мог бы спрятаться, - ответил И Цин Хо. - Я человек мудрый, но зачем в тюрьме мудрость? Будь я на свободе, я бы сумел отыскать деньги, чтобы вернуть свой долг государству. Мне известен нос, который выручит меня из беды.
- Нос?! - воскликнул тюремщик.
- Да, нос, - подтвердил И Цин Хо. - Необыкновенный нос, если можно так выразиться, самый необыкновенный нос.
Тюремщик воздел руки к небу.
- Ах, какой ты плут, какой плут! - засмеялся он. - И подумать только, что эта умнейшая голова должна вот-вот скатиться с плахи!
С этими словами он повернулся и вышел. Но в конце концов, будучи по природе своей человеком жалостливым и добросердечным, с наступлением ночи он позволил И Цин Хо уйти.
И Цин Хо направился прямо к правителю и, застав его одного, тотчас поднял ото сна.
- Да ведь это сам И Цин Хо, не будь я правитель! - вскричал тот. - Что ты делаешь здесь, в то время как должен сидеть в тюрьме, ожидая, когда тебя поведут на плаху?
- Прошу ваше превосходительство выслушать меня, - сказал И Цин Хо, присаживаясь на корточки у постели правителя и раскуривая свою трубку от жаровни. - От мертвеца мало пользы, и совершенно справедливо, что я, который уже должен считать себя покойником, бесполезен правительству, вам, ваше превосходительство, и самому себе. Но если ваше превосходительство даст мне, так сказать, свободу…
- Это невозможно! - закричал правитель. - Ты приговорен к смерти!
- Вашему превосходительству хорошо известно, что, если я сумею возвратить казне десять тысяч связок монет, правительство помилует меня, - продолжал И Цин Хо. - Итак, как я уже сказал, если ваше превосходительство даст мне свободу на несколько дней, то я, человек сообразительный, сумею возвратить общественные деньги и буду в состоянии услужить вашему превосходительству. Я мог бы порядком услужить вашему превосходительству.
- А у тебя уже есть план, по которому ты намерен достать эти деньги?
- спросил правитель.
- Есть, - ответил И Цин Хо.
- Тогда приходи ко мне завтра ночью и принеси свой план. А сейчас я хочу спать, - сказал правитель, возобновив свой храп на том самом месте, где он прервал его.
На следующую ночь, снова отпросившись у тюремщика, И Цин Хо опять появился у постели правителя.
- Это ты, И Цин Хо? - спросил правитель. - Принес свой план?
- Да, ваше превосходительство, - ответил И Цин Хо, - план здесь.
- Говори! - приказал правитель.
- План здесь, - повторил И Цин Хо. - Он у меня в руках.
Правитель приподнялся с подушек и открыл глаза. И Цин Хо протянул ему листок бумаги. Правитель взял листок и поднес к свету.
- Какой-то нос и больше ничего, - сказал он.
- Немного курносый нос, ваше превосходительство, - заметил И Цин Хо.
- Да, пожалуй, как ты говоришь, немного курносый, - согласился правитель.
- К тому же это чрезвычайно мясистый нос, особенно на кончике, - продолжал И Цин Хо. - Ваше превосходительство может исходить всю землю вдоль и поперек, но такого носа не найдет.
- Своеобразный нос, - заметил правитель.
- И на нем бородавка, - добавил И Цин Хо.
- Весьма своеобразный нос, - повторил правитель. - Никогда не видел ничего подобного. Но что ты намерен делать с этим носом, И Цин Хо?
- Я разыщу его и с его помощью возвращу государству мой долг, ответил И Цин Хо. - Я найду его, чтобы отблагодарить ваше превосходительство и спасти собственную ничего не стоящую голову. А потому я прошу ваше превосходительство приложить печать к этому рисунку.
Правитель рассмеялся, но приложил государственную печать, и И Цин Хо удалился. Месяц и еще один день шел он по Королевской дороге, что ведет к побережью Восточного моря, и однажды ночью, войдя в богатый город, громко постучался в ворота большого дворца.
- Мне нужен сам хозяин этого дома, - заявил он перепуганным слугам. - Я приехал по делу императора.
Его тотчас же провели во внутренние покои дворца, где перед ним, протирая заспанные глаза, предстал поднятый с постели хозяин дома.
- Ты Пак Чун Чан - городской голова? - спросил И Цин Хо суровым голосом, не предвещавшим ничего хорошего. - Я явился к тебе по делу императора.
Пак Чун Чан задрожал. Он хорошо знал, что дело императора означает беду. Колени его затряслись, он чуть не упал на пол.
- Сейчас уже поздно, - заикнулся было он. - Не лучше ли будет…