- Не-е. Мне недосуг, - и Бакин хотел убежать. Но Татьяна схватила его за шиворот и тряхнула.
- Кузя, я ведь и участкового могу позвать.
Кузя громко шмыгнул носом, переглянулся с Мишкой. Тот кивнул: давай, мол, крой голимую правду.
- У мамки спину с простуды прострелило, она и легла на печку погреться. Да уснула. А я на кровати улегся, как фон-барон под ватным одеялом. Чую во сне, как кто-то одеяло с меня тащит и рука костлявая горло мое щупает. Открываю глаза - Антипов надо мной…
- Ну?
- Под подушкой у нас всегда полено осиновое лежит - зто от нечистой силы. Ну, я этим поленом и дал ему по башке. Точно угодил, аж фуражка с кокардой в лоханку булькнула… Мамка со смеху сразу выздоровела.
Смеялась от души и Татьяна.
- Вот так Кузя! Ловко ты звезданул Антипова! В другой раз не ложись на кровать.
- Ага. Побег я. Звонок скоро, а я седни орднер.
- Кто?
- Дежурный.
- Ну, беги… одер, - все еще смеялась Татьяна.
Кузя снял калоши и запрыгал босиком по грязюке через дорогу к школе.
- Крути баранку, - Татьяна протянула Мишке руку. - Так насчет лесу для бани отрегулировали, Михаил Иванович? Теперь о самом главном…
- Да знаю я, Татьяна Сергеевна. Мое дело - указать, где и сколько можно вырубать.
- План-то у них. Мы, наверное, и за двадцать лет столько лесу не перевели. Ты это, почаще туда заглядывай. Хоть у них и свое начальство есть, но хозяева-то здесь мы с тобой. Понял?
- Как не понять. Ладно, пойду.
У церкви Мишка остановился в нерешительности: и в школу надо бы забежать, и работа сегодня уж чересчур серьезная предстоит. Его догнали Юлька Сыромятина и Егорка Анисимов. Вот про кого надо говорить "жених да невеста". Вечно они вместе, хотя без конца ругаются и дерутся как кошка с собакой, а друг без дружки скучают. Прямо смех. Оба плохо учатся, и оба любят поесть. Только Юлька всегда веселая и задиристая, а Егорка больше молчит и со всеми соглашается. У него круглые, часто мигающие глаза и оттопыренные уши, отчего он похож на филина. Его так и дразнят - Филин.
Юлька демонстративно ела пирог, а Егорка с тоской наблюдал, как уменьшается кусок, и канючил:
- Юль, отломи кусочек…
- Помычи по-коровьему, дам.
- М-му-у… - вовсю старался Егорка, но получалось очень похоже на "мя-ау".
- А теперь по-петушиному покукарекай. Ну? Слабо? Токо мяукать и умеешь.
Она повертела перед носом Егорки уже совсем малюсеньким кусочком пирога, отправила его в рот и, торопливо прожевывая, пропела дразнилку, копируя в точности свою бабку:
Филин-Егор
Влез на забор,
Хвост в трубу,
Кричит: "Мя-у!"
- Я те счас так тресну! - вступился за друга подошедший Мишка. Юлька мячиком отскочила в сторону, но нисколечки не испугалась.
- А чо он кажий день попрошайничает? Я ему сельпо разве?
- Вот жадоба. А у тебя, Михалко, есть хлеб? Мамка чуть свет на работу убежала, а поесть не сготовила.
- А с чего готовить-то? С лебеды? Так она не выросла еще, - не унималась Юлька.
Мишка достал из сумки краюшку хлеба и разломил ее пополам. Подумал мгновение и отдал дружку оба куска.
- Бери. Я рыбы наелся. Вчера после обхода в логах нарыбалил.
- На полях не просохло еще?
- Куда там! Грязюка. Токо местами на островах…
- Ага. Пойду седни после школы колоски собирать.
- А я скажу объезчику, куда ты собираешься, - выпалила Юлька и побежала от ребят.
- Только испробуй, балаболка! - крикнул Мишка ей вслед. - Оттяну нос до бороды, будешь, как бабка твоя, на цаплю похожа…
Друзья уселись на высокое деревянное крыльцо церкви.
- Ешь хлеб-то, Егорка, - напомнил Мишка. - И к Юльке не приставай. Бестолковая она, забот не знает. А ты не побирушка попрошайничать. Соображать должон маленько, - повторил он слова деда Якова.
Егорка с удовольствием набил рот хлебом, но о пироге не мог забыть.
- Вот зараза эта Юлька. Такой кусмень пирога одна смистолила.
- С чем пирог-то? С мясом, поди…
- Не-е, с капустой.
- Нашел об чем горевать. Лучше бы встал пораньше да в Заячий лог слетал. Дед Яков сказал, что Полдневое за хутором уже лед сорвало, и в логе гальяны кишмя кишат. Котлеты из них - одно объеденье.
- Я б пошел, да сачка нет.
- Сито возьми у матери, голова садовая.
- Спросить бы надо, а то за уши отдерет. Она походя меня за уши дерет.
- Ленивый ты, Егорка, вот и достается от матери. Не знаешь, будет контрольная сегодня?
- Може, будет, а може, и нет. Мне все равно.
- И в кого ты такой дундук всеравношний уродился? - Мишка засмеялся и шлепнул дружка по спине. - Ну вот скажи, почему тебя Филином дразнят?
- А почем я знаю? Похож, наверно.
- Похож… Приходи к нам сегодня ужинать. Свежатина есть.
- Ладно.
На улице появился Жултайка Хватков, самый старший из нечаевских подростков. Он немножко важничает, что у него есть настоящая матросская тельняшка. Вот и сейчас она выглядывает из небрежно расстегнутой промасленной куртки.
- Здорово, огольцы! Никак в школу навострились?
- Куда же еще, - спокойно ответил Егорка, доедая хлеб.
- Придумали себе канитель. Шел бы ты лучше, Егорка, ко мне на трактор прицепщиком.
- Надо у мамки спроситься. Може, и отпустит. А може, и нет.
У Жултайки сразу пропал интерес к Егорке. Он презрительно сплюнул и сказал:
- Ладно, шкет, иди. Долдонь свою азбуку.
Егорка вроде даже и не обиделся. Просто встал и ушел. Это еще больше расстроило Жултайку.
- Во! Видел? Как трава. Не зря ему мать каждый день уши дерет.
- Зря ты на него так, - вступился Мишка. - Он не ел сегодня. С пустым-то брюхом сам, поди, как трава смурной ходишь.
- Что ж ты сразу не сказал? У меня мясо есть. Дед Яков вечером приволок. Говорит, медведя завалил. Обещал шкуру подарить.
- Ну и трепач ты, Жултайка, - развеселился Мишка. - Здесь медведь, там Егорку на трактор зовешь, когда сам еще в прицепщиках ходишь.
- На днях дают "Фордзон". Не трактор - зверь. А ты когда в лесничество перебираешься?
- Днями.
- Сподручней там. В озере рыба, в лесу птица, ягода всякая.
- Само собой, - Мишка глянул на школу, потом на веселое солнце и поднялся с крыльца. - Не пойду, однако, и сегодня в школу. Позарез на Лосином острове надо побывать.
- Далеко до острова. И дороги еще нет… Приезжая-то оклемалась? Говорят, дохлая очень.
- Городская она. Все они, городские, тошшие. Да и войну видела. Это тебе не на "Фордзоне" баранку крутить.
Они обогнули церковь и пошли за деревню на поскотину. С лица Жултайки спала веселая беззаботность, он сердито пинал растоптанным кирзовым сапогом прошлогодние кусты репейника, отворачивался от Мишки, чтобы тот не полез вдруг с вопросами о его собственной, Жултайкиной жизни. Ведь это же просто напасть какая-то, все нечаевские взяли моду расспрашивать Жултайку о его житье-бытье, как будто своих забот у людей нету. Особенно Мишка, хоть и дружок, опаснее милиционера - глянет тебе в глаза, и сам все расскажешь.
- Михалко, скажи, ты взаправду на заем два оклада подмахнул?
- А чего делать оставалось?
- Хм, многовато вроде.
- Спросили меня, кто отец. Ну, я сказал, что артиллеристом он воюет. Мне и объяснили, что два оклада в самый раз хватит новую пушку сделать. А чего? Пусть делают. Может быть, моя пушка отцу достанется. Соображаешь? Тогда я вроде с батей буду вместе немецкие танки колошматить.
- Дело.
- А ты? Подписался?
- И я подписался. Только у меня оклада нет. Сказал: "Все, что на посевной зароблю, пишите в заем".
- Ого! Тоже на пушку хватит. Да еще Солдаткина два оклада! Да еще Парфен Тунгусов бычка подписал! Да остальные по возможности. Целая артиллерия получается. А ты…
- Сам-то чего расхрабрился? Артиллерия… Кавалерия… Видел я, как Лапухин с агентом от вас овечку волокли. Это ж надо! Без мяса в ту зиму будешь, да?
- А-а… - Мишка прищурился, сердито хмыкнул. - Рыбы насолить можно. Да еще што в огороде уродит…
- Корова же у вас. И теленок. Вот и мясо.
- Теленка на мясопоставку. Еще не хватит…
- Ладно. Живы будем - хрен помрем. Днями забегу посмотреть на приезжую-то. Можно?
- Заходи.
И направились в разные стороны, всяк по своим делам: Жултайка до кузницы, ремонтировать свой будущий трактор "Фордзон", а молодой лесник прямиком через поле к лесу. Мишка втайне гордился дружбой с Хватковым и во многом хотел походить на него. Особенно нравилось ему, что умеет Жултайка быть на равных со взрослыми. И выдержке его завидовал, ведь в первый же месяц войны пропал без вести Жултайкин отец Ульжабай Хватков, лучший деревенский сапожник и песенник. До войны все модницы округи заказывали ему сафьяновые сапожки. И шил он их быстро, прямо на глазах у заказчиков, распевая казахские и русские песни. И вот нет теперь в Нечаевке сапожника и веселого песенника Ульжабая Хваткова. А прошлой весной надорвалась на мельнице и умерла Жултайкина мать. Живет теперь он один в небольшом домишке на другом конце села. Сам себе хозяин. Сам за все в ответе. А главное - не сломило горе упрямого Жултайку. Весел и независим он на людях. Упрямо верит - вернется отец с фронта. И еще одно его качество нравится Мишке Разгонову - скрытая за внешней грубоватостью доброта. Никогда не обидит Жултайка младшего, а коль с кем горе случится, последним куском поделиться рад.