- Тысяча извинений! - полушутя, полусерьезно ответил Альфонсо. - Больше ничего такого не повторится. Раз уж ты настолько окреп, в Мирадоре узнаешь всю правду. А пока сделай мне одолжение, не разговаривай так много.
Когда маленькая компания добралась до Мирадора, все обитатели гасиенды, высыпав во двор, глядели на Эдмона, словно он вернулся с того света… Это не могло укрыться от внимания капитана, и он делался все задумчивее. Лишь очутившись в комнате господина Раториуса, он, кажется, почувствовал себя немного свободнее. Владелец гасиенды распорядился накрыть стол всего на четыре персоны. Даже Гуарато не попал в число обедающих, правда непреднамеренно. Просто его не смогли найти.
За столом Эдмон по совету Альфонсо выпил несколько небольших бокалов легкого красного вина. Если верить словам капитана, он чувствовал себя уже вполне здоровым.
- Ну что ж, - обрадовался Альфонсо, - в таком случае я рискну открыть тебе правду. - И он не спеша, тщательно взвешивая каждое слово, начал рассказывать Эдмону, что с ним приключилось. Несмотря на все меры предосторожности, услышанное произвело на капитана огромное впечатление. Он поднялся и, вцепившись руками в спинку своего стула, не сводил с Альфонсо глаз. Потом, не выдержав, закрыл лицо руками. Альфонсо вскочил и обнял друга, нашептывая ему что-то на ухо. Чтобы скрыть охватившее его волнение, Эдмон спрятал лицо, уткнувшись ему в плечо.
Раториус и его приятель, предвидя такой оборот, предусмотрительно оставили друзей наедине, не сказав ни слова. Наконец Эдмон справился со своими чувствами и, подняв на Альфонсо затуманенные слезами глаза, с благодарностью прошептал:
- Это замечательно! Господи, благодарю тебя, что ты дал мне такого друга! Альфонсо! Как мне выразить тебе все то, что я чувствую? Я навеки теперь твой должник!
- Ты даже не можешь представить себе, как я счастлив! - тихо ответил Альфонсо. - Я вознагражден сверх всякой меры!
- Слова тут бессильны! - прошептал Эдмон.
И они заключили друг друга в объятия.
Час спустя они отправились на гасиенду господина Ламота. Альфонсо, правда, напомнил другу, что не собирался туда возвращаться, но Эдмон и слышать не хотел о том, чтобы расстаться.
- Случай свел нас с тобой здесь таким необычным образом и эта встреча принесла столь чудесные плоды, - сказал он, - что было бы грешно не ценить каждую лишнюю минуту, которую мы можем провести вместе. Ты мой врач и обязан оставаться рядом со мной.
Альфонсо не нашел что возразить и согласился сопровождать друга. И они вместе поскакали на гасиенду Ламота.
Когда друзья добрались до гасиенды, навстречу им вышел Ламот. Ему тоже было известно о странном происшествии, и теперь он от всей души поздравил Эдмона. Солдаты встретили своего капитана возгласами ликования. Марион нигде не было видно.
Эдмон почувствовал, что очень устал и душой, и телом, поэтому вскоре отправился к себе в комнату отдохнуть. Альфонсо, оставшись с Ламотом, подробно рассказал изумленному французу, что с ними приключилось. Марион, бледная, затаив дыхание, подслушивала под дверью. Ни отец, ни Альфонсо ее не заметили.
Часов около шести вечера на гасиенду прискакал какой-то ранчеро, спросивший капитана Трепора, которому он должен был передать депешу. Пришлось будить крепко спавшего Эдмона. После сна он выглядел свежим и бодрым и, не мешкая, распечатал послание.
Кроме нарочного здесь находился Альфонсо. Депеша была немногословной, однако Эдмон читал ее очень долго, и Альфонсо показалось, что друг изменился в лице.
- Послушай, приятель, - обратился Альфонсо к ранчеро, - пойди скажи, чтобы тебя накормили и дали вина.
Когда тот ушел, Эдмон протянул депешу Альфонсо:
- Прочти! Пока это следует хранить в тайне.
Альфонсо прочитал следующее:
"Господин капитан! Пятого мая наши войска предприняли штурм Пуэблы, но вынуждены были отступить. Мы недооценили численность и храбрость защитников фортов Лорето и Гваделупе, по которым нанесли главный удар. Кроме того, командующему обороной Пуэблы, генералу Сарагосе, помогла ужасная непогода. Короче говоря, учитывая недостаточную численность наших сил, нам придется отказаться от штурма Пуэблы, сосредоточить войска в Орисабе и ждать прибытия подкрепления. Поскольку весть о нашем поражении не замедлит поднять боевой дух хуаристских войск и мы должны быть готовы противостоять атакам многочисленных банд герильясов, в том числе и в провинции Веракрус, мы сочли Ваш опорный пункт на гасиенде Ламота очень уязвимым и приказываем Вам сразу же по получении этого документа вернуться в Орисабу, а также принять командование отрядом, расквартированным в Сан-Мартине, и привести его туда же".
- Значит, вы потерпели поражение! - заметил, пожав плечами, Альфонсо. - Помнишь, дружище, я предупреждал тебя, что эти мексиканцы доставят вам еще немало хлопот! Ну так я тоже отправлюсь с тобой в Орисабу!
- Отлично! - обрадовался Эдмон. - Ничего, мы наверстаем упущенное, клянусь тебе! Выступаем через полчаса. Поставь в известность господина Ламота, а я тем временем отдам кое-какие приказания своим людям.
Он поспешил к своим солдатам, и спустя несколько минут те уже начали седлать лошадей.
В столовой давно уже был накрыт стол. В кухне бледная как смерть Марион не отходила от окна, глядя на двор, где Эдмон беседовал со своими людьми.
Известие, которое принес Ламоту Альфонсо, только обрадовало хозяина гасиенды - с отъездом Эдмона у него с души свалится камень.
Ужинал Эдмон в страшной спешке. Затем он вручил Ламоту ордера для возмещения убытков, адресованные французской казне в Орисабе, и сердечно поблагодарил гасиендеро за радушный прием.
- Я тоже пришел проститься, - сказал Альфонсо, не без волнения протягивая руку Ламоту. - Я провожу своего друга в Орисабу, а затем возвращусь к себе на родину. Оттуда я напишу вам, как у меня пойдут дела. За все добро, какое вы мне сделали…
- О чем вы говорите, дон Альфонсо! - прервал его Ламот, сам взволнованный. - Клянусь Богом, мне не хотелось бы расставаться с вами! Самой большой радостью для меня будет снова услышать про вас добрые вести!
С этими словами он сердечно обнял молодого человека.
- Разве мы больше не увидим мадемуазель Марион? - спросил Эдмон.
Ламот вышел и спустя несколько минут вернулся озабоченный.
- Простите мою дочь, - сказал он, - но сейчас она не в состоянии выйти к вам!
Из глубины дома до молодых людей донеслись судорожные рыдания. То ли отец запер Марион, то ли сумасбродная девица отчаянно боролась сама с собой, узнав о предстоящей разлуке. Альфонсо отвернулся, стараясь скрыть волнение. Эдмон крикнул своим людям, сел на лошадь, еще раз пожал руку Ламоту и выехал со двора.
В эту минуту он услышал какой-то крик. Когда они с Альфонсо обернулись, то заметили, как кто-то оттащил Марион от окна.
Спустя совсем немного времени гасиенда осталась уже далеко позади, и наши герои оказались в безмолвном лесу.
- Вот и закончился еще один этап моей жизни, - мрачно заметил Альфонсо.
- И начнется немало новых, и, надеюсь, более счастливых! - сказал Эдмон, стремясь утешить друга.
- Ты так бодр и свеж, - заметил Альфонсо. - Ты и впрямь окончательно оправился после ранения?
- Можешь не сомневаться! - оживился Эдмон. - Разве ты не обратил внимания, что я уже снял повязку? На этом месте ничего не осталось, кроме небольшого шрама, который скоро исчезнет. А если и нет, пусть останется как приятное воспоминание… о тебе!
Альфонсо невесело улыбнулся и сердечно пожал Эдмону руку.
Капитан де Трепор вынужден был провести ночь в Сан-Мартине. Поскольку и Альфонсо требовалось уладить кое-что в Мирадоре, прежде чем покинуть гасиенду и своего друга Раториуса, молодые люди договорились, что на следующий день Эдмон поведет своих людей в Орисабу, а через день-два там его разыщет Альфонсо. Друзья расстались в том месте, где расходятся дороги на Мирадор и Сан-Мартин, в надежде снова встретиться через сутки.
Отряд егерей, расквартированный в Сан-Мартине, куда капитан добрался лишь под вечер, был доволен, что может покинуть городок, где к французам относились не слишком приветливо. Эдмон принял необходимые меры предосторожности. Ночь солдаты должны были провести в трех стоявших рядом больших домах. Спать им предстояло не раздеваясь, возле своих лошадей, полностью готовыми к выступлению. Для себя Эдмон выбрал комнату на первом этаже самого большого дома и рано ушел спать.
Прошло, вероятно, несколько часов, когда дневальный разбудил Эдмона и доложил, что некто желает немедленно поговорить с ним по весьма важному делу. Капитан вскочил с кровати и приказал впустить незнакомца. Ему и в голову не приходило, что этим ночным посетителем может быть… женщина. Но как только она вошла, не успев даже поднять вуаль, он безошибочно узнал Марион Ламот.
Девушка была в полном отчаянии.
- Простите меня! - воскликнула она. - Я слышала, что сегодняшней ночью на вас нападут, и не находила себе места, пока не набралась смелости предупредить вас!
- Я ничего не понимаю, мадемуазель! - строго сказал капитан. - Вы говорите о нападении, которое нам угрожает. Откуда у вас эти сведения?
- Вчера вечером я бродила по лесу. И вдруг услышала голоса. Это были креолы, они говорили, что в три часа ночи готовится нападение на Сан-Мартин, где вы собираетесь ночевать! Не замешан ли в этом дон Луис Гуарато?