Чего ему здесь надо? Можно ли ждать добра от человека, которому он так часто демонстрировал свое презрение и у которого были все основания ненавидеть Марион?
Появление дона Гуарато снова в этих краях объяснялось присутствием французов. Республиканское правительство Мексики отказалось защищать отроги местных гор. Лишь отдельные банды герильясов беспокоили здесь оккупантов. Под защитой пришельцев Гуарато чувствовал себя вполне уверенно. Ему приходилось только опасаться встречи с каким-нибудь герильясом, у которого был бы короткий разговор с "предателем". Поэтому он и явился теперь в сопровождении егерей.
Ламоту оставалось ждать, что будет. Может быть, прежняя любовь к Марион еще не совсем угасла в сердце креола. Это пришлось бы весьма кстати. Впрочем, вид дона Гуарато не предвещал ничего плохого. Еще издали он заулыбался и помахал рукой, словно говоря: "Видите, я опять вернулся!"
Ламот невозмутимо ответил на приветствие креола и сосредоточил все внимание на французском офицере. Тот был еще очень молод и хорош собой, с открытым, добродушным лицом. Он очень учтиво поклонился гасиендеро, сказав при этом:
- Я имею честь, господин Ламот, приветствовать своего земляка?
- Да, по рождению я - француз, - ответил тот, - но теперь моя родина - Мексика.
- Надеюсь, вы не совсем нас забыли, - улыбнулся офицер.
И он оказался прав, потому что при виде этого юного воина с истинно французским характером, веселым и обходительным, в душе Ламота проснулись тысячи воспоминаний. Ему почудилось, будто он вновь видит перед собой друзей своей юности, беседует со старым приятелем.
- С родиной у меня связаны мрачные воспоминания, - заметил он, справившись с волнением. - Впрочем, добро пожаловать, земляк. Чем я обязан вашему визиту?
- Я - капитан эскадрона французских егерей, - представился офицер. - Мое имя - Эдмон де Трепор…
- Вы - из семьи Морреля, барона де Трепора? - участливо спросил Ламот.
- Совершенно верно, генерал - мой отец, - оживился Эдмон. - Вы знаете его?
- О да, я был тогда еще очень молод, - ответил Ламот. - Судьба вашего отца привлекла всеобщее внимание. Я тоже несколько раз видел его.
- В таком случае нас с вами связывают общие воспоминания, - заметил Эдмон. - Вы спрашиваете о цели моего визита к вам. Я рассчитываю на некоторое время воспользоваться вашим гостеприимством. Банды герильясов слишком осмелели, и наше командование сочло необходимым создать в горах несколько опорных пунктов для борьбы с ними. Разумеется, все расходы будут вам возмещены. Надеюсь, вы - на нашей стороне?
- Я уже сказал вам, господин капитан, что моей родиной стала Мексика и я выступаю за ее независимость, - невозмутимо ответил Ламот. - Впрочем, я готов считаться с условиями военного времени. Ваших солдат и лошадей устроят наилучшим образом, насколько это будет в моих силах.
- Однако мой проводник заверил меня, что вы - сторонник интервенции, - возразил капитан Трепор, лицо которого на мгновение помрачнело.
- В таком случае он сказал вам то, за что не может отвечать, - парировал Ламот. - Напротив, я думаю, ему прекрасно известны мои взгляды. Как бы там ни было, здесь вы на нейтральной земле, господин капитан. В политику я не вмешиваюсь. Поступайте так, как велит вам долг солдата. Поймите меня и не требуйте того, что ставило бы меня в неловкое положение.
- Хорошо, - согласился Эдмон, снова повеселев. - Будьте добры, позовите кого-нибудь из ваших людей, кто указал бы моим солдатам, где им расположиться и разместить лошадей.
Пока продолжался этот разговор, дон Луис Гуарато, не понимавший, естественно, ни слова по-французски, поочередно переводил взгляд с гасиендеро на хорошо знакомое маленькое окошко спальни Марион. Он догадывался, что сейчас, во время сиесты, девушка спит, и напрасно надеялся, что красная гардина, задернутая на ее окне, рано или поздно шевельнется. Все было тихо. Ламот не обращал на креола ни малейшего внимания, если не считать одной-единственной фразы: "Ну что, дон Гуарато, опять дома?", да и ту он произнес, насмешливо скривив губы. Он вызвался сам разместить людей капитана. Эдмону и дону Луису он отвел одну комнату.
Марион до сих пор не появлялась. Между тем дон Луис крутился возле дома и, вероятно, только и ждал удобного момента, чтобы увидеть свою возлюбленную. Вскоре он наткнулся на Ламота. Владелец гасиенды увлек его за собой на балкон.
- Сеньор, - обратился он к креолу, - вы оказали мне довольно странную услугу. Вы уверили капитана, что я целиком на стороне французов, поэтому он выбрал мою гасиенду для размещения своих солдат. Что за этим последует? Какая-нибудь мексиканская герилья нападет на нас и спалит мое жилище дотла. Хорошо еще, если всем нам удастся спастись от гибели!
- Как раз наоборот! - смущенно возразил дон Луис. - Я по крайней мере стремился к обратному. Я считал, что никто не осмелится напасть на гасиенду, занятую французскими войсками!
- Меня наверняка оставили бы в покое, не будь здесь французов, - хмуро заметил Ламот. - Во всяком случае, благодарить вас мне пока не за что, и, если вы имеете влияние на французского капитана, как можно быстрее избавьте мою гасиенду от его присутствия!
- Там видно будет, - самодовольно бросил дон Гуарато. - Как чувствует себя донна Марион?
- Как раз о ней я и собираюсь поговорить с вами, - мрачно заявил Ламот. - Слушайте меня внимательно, сеньор. Каждое мое слово - плод зрелых размышлений и выражение непреклонной воли. Я слышал ваш разговор с Марион в ту ночь, когда вы покидали наши места. Мне известно все, что было между вами и моей дочерью. Не надейтесь, что я допущу повторения этой игры в любовь! Скажу откровенно - если опять замечу что-нибудь подобное с вашей стороны, то застрелю вас, несмотря ни на что! Впрочем, я готов дать вам шанс. Прежде я бы решительно возражал против вашего сватовства к Марион. Теперь я ничего не буду иметь против, даже поддержу вас перед Марион. Иначе говоря, я согласен на ваше сватовство к дочери, но не потерплю ничего другого! Имейте это в виду!
Первоначальный испуг на лице дона Луиса сменился нескрываемой радостью.
- А я ни о чем другом и не мечтаю, как жениться на Марион! - порывисто вскричал он. - И если вы согласны, надеюсь, за согласием вашей дочери дело не станет!
- Хотелось бы, чтобы так оно и было. Но на всякий случай берегитесь! Пока я единственный, кто знает эту тайну. Позаботьтесь, чтобы она так и осталась тайной!
Он уже не слышал того, что лепетал в ответ смущенно-радостный Гуарато, и направился к дому, оставив креола в сильном волнении.
- Если бы здесь не было этого лицемера Толедо! - пробормотал дон Луис. Ему было не вполне ясно, по какой причине Ламот предпочел его богатому дону Альфонсо. Недалекий, тщеславный и самодовольный, дон Гуарато и в самом деле возомнил, что неожиданно стал важной персоной, перед которой распахнулись врата богатства и славы; он решил, что ему достаточно лишь пошевелить пальцем - и самая богатая наследница в Мексике будет принадлежать ему. Однако по возвращении в дом его ждало первое разочарование. В коридоре, проходившем через все жилище, он встретил Марион. С тех пор как он не видел ее, она еще больше похорошела, и дон Луис от неожиданности замер, пораженный и ослепленный увиденным. Вместо приветствия Марион лишь кивнула ему.
- Снова здесь, дон Луис? - спросила она довольно приветливо. - Славные ребята эти французы!
- Марион… я опять вижу тебя, жизнь моя! - прерывающимся от волнения голосом произнес креол. - Я говорил с твоим отцом… он дал согласие.
Марион вздрогнула, услышав эту ошеломляющую, эту невероятную новость.
- Жалкий лгун! - воскликнула она. - Ты же знаешь - я сыта тобой по горло!
Этот разговор происходил у открытого окна, однако поблизости никого не было.
- Марион… умоляю тебя… твоему отцу все известно! - вскричал дон Луис. - Он согласен, чтобы ты стала моей женой… я буду видным человеком, богатым гасиендеро!
- Как ты был глупцом, так и останешься им! - прошептала Марион, сильно побледнев. - Что именно известно моему отцу?
- Он слышал наш ночной разговор накануне моего бегства, - шепотом ответил креол. - Клянусь Пресвятой Девой Марией, я говорю тебе правду, Марион!
Лицо девушки покрыл густой румянец. Да, конечно, он сказал правду. А она-то тщетно старалась угадать, отчего отец так переменился к ней! Он держался с ней холодно и неприступно, избегал ее. Теперь она узнала почему… Губы у нее невольно задрожали, пальцы сжались в кулаки.
- И ты, негодяй, не смог разубедить его, - сказала она шипящим от гнева голосом. - Заруби себе на носу, я ничего об этом не знаю. Я скажу отцу, что он ошибся, что произошло недоразумение. А ты… Если обронишь хоть словечко, берегись - живым тебе не уйти! Я владею кинжалом и неплохо стреляю! Мне известно, где найти индианку, которая готовит яды. Остерегайся распускать язык и возводить на меня напраслину, иначе тебе не жить!
Больше она не произнесла ни слова, только поглядела на него ненавидящими глазами и, повернувшись, пошла к дверям, ведущим во двор.
- Где мой отец? - крикнула она индианке и, когда та что-то сказала в ответ, добавила: - Передай ему, мне нужно срочно с ним поговорить. Я подожду в его комнате.
Креол стоял, словно пораженный громом. Он не верил своим ушам. Ему стало страшно, и этот страх пересилил закипавший в нем гнев.
Такого отпора он никак не ожидал. Прямо в глаза она обвинила его во лжи - о, эта женщина умела держать слово! Согласие отца не принесло ему никакой пользы - ему стало ясно, что, если он собирается добиться своего, ему следует продолжать свои попытки с прежней покорностью. Неверными шагами, словно опасаясь выстрела в спину, он, боязливо озираясь, вышел из дому.