- Подумайте сами. Извините за вольность выражений: вас взяли на мушку. Для ее высочества путешествие с вашим пропуском отнюдь не гарантия, наоборот…
- Да, это правда, - сказал я, опустив голову.
Апсара в отчаянии ломала руки.
- Что же делать теперь? Что делать? Нет ли иного выхода?
- Есть. Только господин хранитель должен разрешить мне сопровождать принцессу. Со мной она будет в безопасности. Я проделаю этот путь и вернусь в Сием-Реап, никем не узнанный. Слава богу, территории, где я по долгу службы должен бывать, достаточно велики, чтобы я мог исчезнуть на неделю без того, чтобы кто-нибудь догадался, где я был.
- Спасены! - сказал я восторженно. Я с жаром обнял Апсару.
- Господин хранитель, ваше высочество, да ведь это же так естественно! Боже мой, что с ней, господин хранитель!
Мы оба бросились к молодой девушке, которая плакала.
- Простите меня, друзья мои, мои дорогие друзья, - говорила она, одновременно смеясь и плача. - Волнение… Признательность! Буду ли я когда-нибудь иметь возможность отблагодарить вас за вашу преданность?
На следующее утро я был разбужен очень рано криками попугаев, затеявших между собой ссору в ветвях бананового дерева. Апсара еще спала, подложив руку под голову. Лицо ее казалось отдохнувшим, совершенно спокойным - я никогда его не видел таким раньше. Я долго молча смотрел на нее, боясь спугнуть сон - ведь он не будет уже больше таким спокойным. Дитя! Да, дитя.
Между тем время шло. А этот последний день был полон всяких дел.
- Моя маленькая девочка, любимая!
Она открыла глаза. Увидев меня, склонившегося над ней, она нашла в себе силы улыбнуться мне.
- Пора!
- Я видела сон, - сказала она. - Да, чудесный сон. Мой брат возложил на себя корону Аломпры. И я видела вас всех - вас, Максенс, бригадира, все вы собрались на коронование в Амарапуре, разукрашенной флагами, - их колыхал легкий утренний ветерок.
- И вы вели нас к королю, не правда ли?
Ее губы чуть-чуть сжались, но она снова улыбнулась.
- Я? О! Вы же знаете, что меня там не будет, я не смогу там быть. Ну, что ж! Ведь там, где я буду, мне будет не плохо, и вы будете обо мне думать больше, чем если бы я была с вами.
Она умолкла. Я чувствовал, как у меня на глазах навертываются крупные слезы, вот-вот готовые скатиться.
- Ну, полно! - сказала она беспечно.
Апсара встала. Подошла к окну. Закрыв глаза, с упоением вдыхала свежий утренний воздух. Он врывался в комнату волной из леса вместе со светом. Проникнув через щели ставней, широкие солнечные полосы косо ложились на пол, комната была полна тени и в то же время освещена. Снаружи занималась изумительная заря, разгоравшаяся под радостный концерт пестрых птиц. Хороводы бабочек, подобных крылатым драгоценным камням, кружились в воздухе. Стройная, неподвижная, с темными подстриженными, как у юноши, волосами, с запрокинутой головой, с телом цвета темного янтаря, четко вырисовывающимся из-под белой вуали, с протянутыми к юному солнцу руками, как будто она приносила в дар Индре свой последний день в Камбодже, танцовщица Ангкор-Вата походила в этот момент на самую прекрасную из танцовщиц - на Саломею.
Через несколько мгновений Апсара была готова. Она снова превратилась в маленькую туземку, довольно скромно одетую, чтобы ничем, кроме своей красоты, не выделяться в толпе.
- Благодарю вас, что вы меня разбудили. Предстоит немало работы. А теперь, встав рано, я надеюсь все закончить к полудню. Остальная часть дня - принадлежит вам. На какой час бригадир назначил наш отъезд?
- Сегодня вечером, в десять. Разумеется, он пообедает с нами. Куда вы сейчас направляетесь?
- В Клеанг. Надо покончить с погонщиками и посмотреть, чтобы в подземелье все было в порядке. Никто не должен найти и следа моего пребывания там. Нет, не стоит идти со мной. Я быстрее закончу все одна. Если у вас есть работа, кончайте ее, чтобы быть к полудню свободным.
Работать? Делать что-нибудь? Ты, конечно, понимаешь, что после моего дикого поступка с этим уполномоченным Французской Дальневосточной школы я покончил со всяким изучением и кхмерской и докхмерской археологии. Все утро я провел на веранде, полулежа в кресле, погруженный в то сладкое небытие, когда растворяется душа, а тело все больше и больше отдается окружающей его могучей растительной жизни.
Апсара пришла в полдень, как и обещала. Стол был накрыт на веранде. Наблюдательный до мелочей, как все аннамиты, внимательный до малейших пустяков, мой бой постарался, без всякой просьбы с моей стороны, чтобы наш последний интимный завтрак мог понравиться нам и показать его усердие. Он нарвал в соседнем лесу прекрасных орхидей, тех, что обвиваются своей листвой вдоль лиан вокруг стволов деревьев и облепляют их в форме гигантских чаш.
Он наставил их в вазы, разбросал по скатерти. Были орхидеи фиолетовые и блекло-зеленые. Были синие, изумительные. Некоторые, казалось, были посыпаны серой. Другие - в розовато-серых тонах, как заря на Тонле-Сан. Были также белые и черные - причудливо-траурные цветы.
Сначала Апсара пыталась оживить разговор. Но вскоре поняла, что нет ничего тягостнее искусственной веселости, и замолчала. Мы ели медленно, молча, лишь обмениваясь время от времени грустной улыбкой. На буфете стояли маленькие часики, голубые, эмалевые. Их бой казался нам на редкость пронзительным. А в промежутках между боем мы даже не осмеливались на них взглянуть.
Почти все время после полудня прошло в состоянии такой мрачной апатии. Около шести часов приехал Монадельши. Он был в охотничьем костюме, гетрах, кожаной куртке, с флягой и патронташем, через плечо был перекинут многозарядный карабин.
Он видел Апсару утром и уже условился с ней относительно последних мелочей.
- Все готово, - сказал он, - я говорил с погонщиками. Между прочим, разрешите, ваше высочество, поздравить вас. Среди них есть много местных крестьян, которых я раньше считал круглыми идиотами. Теперь же я увидел, когда принцесса разрешила им говорить свободнее, что они в курсе дела гораздо больше меня во всем, что касается организации и отправки обоза. И это те же самые люди, которых я пытался использовать и от которых не мог ничего добиться!
Апсара улыбнулась.
- Надо быть азиатом, чтобы уметь разговаривать с жителями Азии, - сказала она. - Без этого, согласитесь, работа европейцев здесь была бы слишком легкой.
- У вас есть все необходимое? - спросил я бригадира.
- Как будто бы все, господин хранитель.
- Карты хорошие есть?
- Я взял с собой карты дорог и мостов Баттамбангского округа. Мы ведь почти все время будем идти ночью. А ночью в лесу нужен только компас.
- Вам решительно ничего не нужно? А съестные припасы?
- Я погрузил их на одну из повозок в достаточном количестве. В дороге мы еще запасемся у туземцев. Вот только, пожалуй…
Он колебался.
- Прошу вас, Монадельши, не стесняйтесь…
- Ну, если уж господин хранитель так добр… Здесь имеется отличный ром… Ведь когда путешествуешь ночью, необходимо подкрепляться…
- Только-то всего!
И я сам отправился в погреб и выбрал из богатого запаса, оставленного Чекмене, три бутылки рома, о котором говорил Монадельши.
- Ну, а теперь за стол!
Обед прошел менее мрачно, чем завтрак. Бригадир сумел сделать его веселым, рассказав несколько анекдотов о своей родине, рассмешивших Апсару. Даже у меня и то они вызвали улыбку.
- Когда приезжает господин Бененжак? - спросил я.
- О! На этот раз он поехал до гор Дангрек, около Лаоса. Я рассчитываю вернуться раньше него дней за пять, за шесть. Только, господин хранитель, в эти две недели вся работа будет лежать на вас.
- Господин Бененжак уже посвятил меня во все дела. Я буду ежедневно ездить в Сием-Реап, отправлять спешные бумаги.
- Вы говорите о делах резиденции. Но есть и мои дела. О, будьте покойны, из-за них у вас не выйдет неприятностей. Я сегодня утром уже написал в Пномпень, предупредил, что я еду на неделю в объезд в сторону Тонле-Сан. В отношении же лесничества не предвидится никаких затруднений. Остается милиция, она, как вы знаете, под моим начальством, и если бы я не боялся быть нескромным…
- Говорите!
- Видите ли, эти молодцы, оставаясь без надзора, склонны полодырничать. Моментально распустятся. Боюсь, что даже не сумеют к моему приезду взять ружья на плечо. Их каждое утро должен собирать туземный сержант. Я попросил бы господина хранителя последить за этим. И не плохо было бы заставить их выполнять некоторые ружейные приемы в две шеренги: чтобы не очень-то распускать их, понимаете.
- Обещаю вам, Монадельши, во время вашего отсутствия буду заставлять их ежедневно в течение получаса проходить солдатскую учебу.
- Благодарю вас, господин хранитель. Теперь я могу уехать с совершенно спокойной душой.
- Ах! - не удержался я, чтобы не воскликнуть. - Как я хотел бы сказать то же самое, оставаясь здесь!
Бригадир бросил на меня укоризненный взгляд.
- Вам нечего здесь бояться. Если уж Монадельши поручился за что-либо, значит, дело сделано! В назначенное время ее высочество будет с ее повозками в условленном месте, где и произойдет погрузка.
- Простите меня, Монадельши, простите, но ведь вы понимаете мои опасения? Такое длинное путешествие, сопряженное со всякими опасностями. Туземцы…
- Кроткие, как ягнята. Они всегда помогут нам, если понадобится.
- Да, но окружные власти… После моей дикой ссоры с представителем Французской школы…
- О, - сказал Монадельши, - эти господа из Академии изящных искусств еще не вправе отдавать распоряжения чиновникам гражданской службы.