Я стоял все в том же положении, не произнося ни слова, Устремив взгляд на поворот дороги, за которым скрылся автомобиль.
- Идемте, - сказала Апсара настойчиво и нежно. И она заставила меня последовать за ней на виллу. Утро было такое же, как и другие, - красочное, жаркое
от солнца, звенящее пением птиц, жужжаньем насекомых. Но оно показалось мне пустым и печальным, как хмурое, унылое утро в предместье какого-нибудь фабричного города. Все эти безделушки, вышивки, хрустальные вазы, серебро, оставленные Максенс, только увеличивали мою тоску. У моих ног на ковре сидела, обхватив руками колени, маленькая принцесса Манипурская - она сидела неподвижно и смотрела на меня своими скрытыми в тени покрывала глазами, вся такая же темная и неподвижная, как ее сестры апсары из Та-Прохма и Байона.
- Вы страдаете?
Такие фразы обычно завершают все. Я готов был зарыдать.
- Да, правда, она была очень красива.
- Красива и очень добра, Апсара.
- Да, и очень добра. Но не надо так огорчаться. Ведь вы совершенно свободный человек и можете делать, что хотите. Если захотите, увидите ее снова. А если не хотите, так не страдайте. Это так просто.
Но все это было просто только с виду. Ты-то понял меня, не правда ли? Но как чистой, прямой душе понять все те перемены настроений, колебания, волнения, которые так свойственны нашим сердцам, отзывающимся на малейший призыв нежной и жестокой вселенной?
- Я чувствую, - продолжала она несколько задорным тоном, - я чувствую, вы будете на меня сердиться, в глубине души вы уже упрекаете меня за то, что я отвлекаю вас от вашей тоски.
- Значит, вы мало меня знаете, Апсара. Вместо того чтобы быть ко мне такой несправедливой, лучше объясните мне вашу фразу, только что сказанную вами: "за работу!"
- Это я говорила сама себе, - сказала она сухо.
- Вот вы и сердитесь на меня за мою минутную слабость, за такое понятное волнение. Я докажу вам, что совсем не следует говорить со мной таким тоном. Ведь я мог быть очень удручен все эти последние дни, однако ничто от меня не ускользало. И мне показалось, что вот уже неделя, как вы нервны, беспокойны. У меня сложилось такое впечатление, что вы получили какие-то важные известия и только из скромности не сказали мне об этом.
- А если бы и так! Я не хотела быть назойливой и портить последние минуты пребывания здесь миссис Вебб.
- Видите, я не ошибся. Но теперь она уехала. Теперь вы скажете, не правда ли?
Вместо ответа она раздвинула складки своего сампуа и вынула оттуда тонкий листок пергамента.
- Час приближается, - пробормотала она, - шесть месяцев, назначенные Бутсомали, скоро истекут. Снабжение готово. Вот что я получила еще в прошлый понедельник.
Она протянула мне пергамент, испещренный крошечными значками.
- Бесполезно пытаться прочесть. Это на палийском наречии, а текст составлен условно.
- О чем же говорится в этом письме?
- Повторяю: час приближается. Письмо поясняет мою миссию, вернее, открывает мне ее.
Голос Апсары слегка дрожал.
- Через восемь дней меня здесь уже не будет.
- Как! И вы меня покинете? - огорченно воскликнул я.
- Это вас удивляет? Разве только сегодня вы узнали, что я не властна распоряжаться своей жизнью?
В ее словах звучала несвойственная ей резкость. Я схватил ее руку - она дрожала.
- Апсара, зачем вы так говорите со мной? Разве вы не чувствуете мое глубокое горе? У меня ведь никого, кроме вас, нет, и мне ужасно видеть, как вы уходите навстречу неведомым опасностям!
На этот раз ее усилия быть стойкой оказались напрасными.
- Ах, - прошептала она, сдаваясь наконец. - Если б можно было раздвоиться! Тогда бедная танцовщица, к которой вы были так добры, осталась бы здесь вашей служанкой, в то время как принцесса Манипурская пошла бы туда, куда зовет ее долг.
- Я могу узнать об этом долге, Апсара?
- У меня нет тайн от вас. И не только для меня настало время действовать. Вы мне поможете тоже и еще раз окажете содействие - вы и так оказывали мне его не раз и с таким мужеством, с такой готовностью, что я никогда этого не забуду.
Апсара встала и направилась к двери. На вилле и вокруг все было спокойно. Мой слуга аннамит, которого мне несколько недель тому назад прислал господин Бененжак, чтобы сингалезцы приучили его к работе, только что уехал в Сием-Реап за съестными припасами.
Апсара снова села у моих ног, облокотившись на мои колени. Она вполне овладела собой.
- Вы ведь знаете, что Рангун - главный британский административный пункт в Бирме. Там живет вице-губернатор, который, находясь в подчинении вице-короля Индии, имеет в своем распоряжении начальников восьми провинций и тридцати шести округов. Там сконцентрированы управления почтой, армией, судом, словом, все.
- Так что же?
- Я еду в Рангун.
Я вскочил.
- В Рангун, вы?! Но это же безумие!
- Лиха беда начать и сделать главное, остальное пустяки! Таковы приказания принца Энао. Я не вправе рассуждать. Сегодня у нас двадцать второе февраля. Ровно через месяц в Рангуне назначено торжественное заседание по случаю открытия съезда. В этот день вице-король с генеральным штабом, вице-губернатор, губернатор, начальники провинций и округов, вся бирманская знать, продавшаяся Англии, ровно в половине третьего соберутся в парадной зале дворца. И оттуда уже не выйдут. Взрыв, который погребет угнетателей и изменников, будет сигналом к немилосердной борьбе, которая немедленно начнется там, в горах севера.
Я не мог вымолвить ни слова. В горле у меня пересохло. Апсара продолжала:
- Помните те ящики, что я вам показала в подземельях Клеанга?
- Да.
- На мне лежит обязанность позаботиться о половине этих ящиков и доставить их только до Мульмейна, а там их разгрузят и препроводят на север наши друзья. Четыре из них, те, что поменьше, помечены синим крестом. Вот эти я должна довезти до Рангуна… Вы понимаете?
- Я боюсь понимать…
- Я избавлю вас от подробностей. Таков план, продиктованный моему брату браманами, неумолимыми истолкователями воли бога Шивы. Я выполню его до конца. Двадцать второго марта, ровно в половине третьего, я буду в подвалах Рангуна со своими четырьмя ящиками, помеченными синим крестом.
Она надвинула на лоб покрывало.
- Апсара, - сказал я упавшим голосом, - повторяю вам - это безумие… Никогда, слышите ли, никогда я не позволю…
Я встал и начал ходить по комнате, потрясенный до глубины души.
- Никогда! Никогда! Я не позволю отправить ящики. Я прикажу… я скажу… Прежде чем допустить вас идти на верную смерть…
Она покачала головой.
- Вы обещали, - сказала она ласково, - что вы не только не помешаете мне уехать, но, наоборот, облегчите мой отъезд. Вы обещали.
Это было уже слишком! Сразу столько потрясений! Эго разбило меня окончательно - я повалился на диван и - признаюсь тебе, не стыдясь - залился слезами.
- Апсара!
Она, эта таинственная девочка, была совсем близко от меня. Она проводила своей горячей рукой по моему лбу, затем дотронулась до него губами.
- Последняя мысль принцессы Манипурской будет о тебе, брат мой, - прошептала она чуть слышно.
Остальную часть дня я провел один - Апсара оставила меня, заявив, что должна быть свободна. Я пробовал работать, спать. Но все было напрасно. Мне казалось, что этот ужасный день никогда не кончится. Ждать на вилле часа, когда Апсара разрешила зайти за ней, я положительно был не в состоянии и отправился бродить по лесу. Вскоре добрел я до Ангкор-Вата. Прошел за ограду. Ведь еще только накануне я был здесь с миссис Вебб, а мне казалось, что это было много лет тому назад. Я бродил до вечера по полутемным прохладным галереям, не обращая внимания на чудесные произведения, останавливаясь лишь перед тем, что привлекало раньше внимание Максенс и Апсары - перед каким-нибудь одним из бесчисленных каменных божеств, вовсе не потому, что оно представляло собой редкость, достойную составить славу музея или гордость самого требовательного коллекционера.
Я не вернулся на виллу ни к обеду, ни к ужину. В условленный час я отправился в Клеанг. Апсара ждала меня у одной из разрушенных башен. Скоро мы очутились в той части подземелья, которая была ею использована для своих целей - ящики все еще были там, только на этот раз их оказалось вдвое больше. При свете лампы я различил синий крест, поставленный на четырех ящиках меньших размеров. Я сильно нервничал. Апсара это заметила. Ласково пожурив меня, она занялась изготовлением какого-то ароматного напитка, которым я и подкрепился немного.
- Вы теперь в состоянии меня выслушать?
- Я стыжусь моей слабости, - сказал я, - в то время как вы выказываете столько силы, которая так меня восхищает.
Она улыбнулась.
- Когда знаешь день, в который должна свершиться твоя участь, не мудрено быть мужественной в повседневной жизни. Но мы здесь вовсе не для того, чтобы обмениваться комплиментами. Вы не забыли еще о нашем утреннем разговоре?
- Я могу его повторить слово в слово.