7. Поправка к лоции
Добравшись ползком до протоки, Шубин и Шурка удивились: вешки на месте не было.
- Срезало под корень, товарищ гвардии старший лейтенант, - доложил Чачко. - Тут шхуна проходила, стала поворот делать, а ветер дул ей в левую скулу. Капитан не учел ветерка и подбил вешку. Прямо под винты ее!
- Неаккуратный ты какой, - шутливо упрекнул Шурка. - Тебе шхеры с вешкой сдавали, а ты…
Но, взглянув на гвардии старшего лейтенанта, юнга осекся.
Шубин подобрался, как для прыжка. Глаза, и без того узкие, превратились в щелочки. Таким Шурка видел его во время торпедной атаки, когда, подавшись вперед, он бросал: "Залп!"
Исчезновение вешки было кстати. Оно упрощало дело. Конечно, исчезновение заметят или, быть может, уже заметили. Фашистские гидрографы поспешат установить другую вешку - по створным знакам. Но пока протока пуста и подводные камни не ограждены. Нечто разладилось в створном механизме.
Если вешки нет, рулевые сосредоточат свое внимание на створных знаках - на этих беленьких "зайчиках", которые выглядывают из кустов.
Шубин оглянулся. Что ж, поиграем с "зайчиком"! Заставим его отпрыгнуть подальше от воды. Но сделать это надо умненько, перед самым уходом из шхер.
Он нетерпеливо взглянул на часы, поднял глаза к верхушкам сосен. Начинают раскачиваться. Чуть-чуть. Ветер дует с веста. Это хорошо. Нанесет туман.
Как "специалист по шхерам", Шубин знал местные приметы. Перед штормом видимость улучшается. Сейчас, наоборот, очертания предметов становились неясными, расплывчатыми. Да, похоже - ложится туман.
Но прошло еще около часа, прежде чем по воде поползла белая пелена. Она делалась плотнее, заволакивала подножия скал и деревьев. Казалось, шхеры медленно оседают, опускаются на дно.
Самая подходящая ночь для осуществления задуманного!..
- Юнга! Всю команду - ко мне! Боцману оставаться на катере, стать к пулемету, нести вахту!
- Есть!
Тьма и туман целиком заполнили лес. Спустя несколько минут послышались шорох, шелест, сопение. Строем "кильватера", один за другим, подползали к Шубину его матросы.
- Коротко: задача, - начал Шубин. - Торпед у нас нет. Из пулемета корабль не потопишь. А потопить надо. Но чем топить?
Молчание. Слышно лишь, как устраиваются в траве матросы, теснясь вокруг своего командира.
- Будем, стало быть, хитрить, - продолжал Шубин: - За спиной у меня - задний створный знак! - Он похлопал по камню. - Там, у воды, - передний. Пара "зайчиков" неразлучных… А мы возьмем да и разлучим их!
- Совсем уберем?
- Нет. Немного отодвинем друг от друга. Много нельзя, утром заметят. А посреди протоки - камешки!
- О! И вешек нет?
- Снесло вешку. Этой ночью мы командуем створом. Куда захотим, туда и поворотим.
- А поворотим - на камешки?
- Угадал!
Быстро, не дожидаясь команды, матросы вскочили на ноги. Будто не было бессонной ночи и мучительно долгого, утомительного дня.
Сперва попытались своротить камень с ходу - руками. Навалились, крякнули. Не вышло.
Тогда выломали толстые сучья и подвели их под камень.
Он качнулся, заколебался. Степаков поспешно подложил под сучья несколько небольших камней, чтобы приподнять рычаг.
Шубин нетерпеливо отодвинул Дронина и Фадденчева, протиснулся между ними:
- А ну-ка, дай я!
С новой энергией матросы навалились на камень.
- Дронин, слева заходи! Наддай плечом!
Так повторялось несколько раз. Сучья ломались. Степаков подкладывал под них новые камни, постепенно поднимая опору.
По-бычьи склоненная шея Шубина побагровела, широко расставленные ноги дрожали от напряжения. Камень с белым пятном накренялся все больше. И вот - медленно пополз с пригорка, ломая кусты ежевики и малины, оставляя борозду за собой!
Шубин сбежал вслед за ним. "Зайчик" по-прежнему на виду. Но линия, соединяющая передний и смещенный задний створные знаки, выводит уже не на чистую воду, а на гряду подводных камней, к дьяволу на рога!
Ну что ж! Так тому и быть! Через час или два катер уйдет, ночь в проливе пройдет спокойно, а утром "зайчики" сработают, как "адская машина", пущенная по часовому заводу.
Но получилось иначе.
Не заладилось с моторами. Шубин сидел на корточках возле люка, светя мотористам фонариком. Юнга старательно загораживал свет куском брезента. Хорошо еще, что туман лег плотнее.
Ночь была на исходе.
Шубин думал о разлаженном створе. Первая же баржа, которая пройдет утром мимо острова, выскочит на камни. Сюда спешно пожалуют господа гидрографы для исправления створных знаков, и шубинский катер, если не уйдет до утра, будет, конечно, обнаружен.
Впрочем, Шубин никогда не жалел о сделанном. Это было его жизненное правило.
Решил - как отрезал!
Да и что пользы жалеть? Механизм катастрофы пущен в ход. Его не остановишь, даже если бы и хотел. Кто-то протяжно зевнул за спиной.
- Что? - спросил Шубин, не оглядываясь. - Кислотность поднимается?
- Терпения нет, товарищ командир! - признался Чачко.
- Ну, терпение… Оно ведь наживное, терпение-то! Помнишь, как маяк топили?
- Маяк? - удивился Шурка.
- Ну да. Ходили в дозоре. Ночь. Нервы, конечно, вибрируют.
- Необстрелянные были, - пояснил Чачко.
- Сорок первый год! Вдруг прямо по курсу - силуэт корабля! Я: "Аппараты - на товсь! Полный вперед!" И сразу же застопорил, потом дал задний ход. Буруны впереди!
- Камни?
- Они самые. Это я маяк атаковал.
Шурка засмеялся.
- Есть, видишь ли, такой маяк в Ирбенском проливе, называется "Колкасрагс". Площадка на низком островке, башня с фонарем, фонарь по военному времени погашен, а внизу каемка пены. Очень схоже с идущим на тебя кораблем. Давно это было. Тогда, правда, были мы с тобой, Чачко, нетерпеливые!
Даже сердитый боцман соизволил усмехнуться.
И вдруг смех оборвался. По катеру пронеслось: "Тсс!" Все замерли, прислушиваясь.
Неподалеку клокотала вода. Потом раздалось протяжное фырканье, будто огромное животное шумно вздыхало, всплывая на поверхность.
Подводная лодка! И где-то очень близко. В тумане трудно ориентироваться. Но, вероятно, рядом, за мыском.
Шубин - вполголоса:
- Боцман, к пулемету! Команде гранаты, автоматы разобрать!
Он вскарабкался на берег, пробежал, прячась за деревьями. Юнга неотступно следовал за ним.
Да, подводная лодка! В туманной мгле видно постепенно увеличивающееся, как бы расползающееся, темное пятно. Балластные систерны продуты воздухом. Над водой вспух горб - боевая рубка, затем поднялась узкая спина - корпус.
Лязгнули челюсти. Это открылся люк.
С воды пахнуло промозглой сыростью, будто из погреба или из раскрытой могилы.
В тумане вспыхнули два огонька. На мостике закурили.
Шубин услышал несколько слов, сказанных по-немецки. Голос был тонкий, брюзгливо-недовольный:
- Ему полагалось бы уже быть здесь.
Второй голос - с почтительными интонациями:
- Прикажете огни?
- Нет. Не доверяю этим финнам.
- Но я думал, в такой туман… Молчание.
На воде слышно очень хорошо. Слова катятся по водной поверхности, как мячи по асфальту.
- Финны мне всегда казались ненадежными, - продолжал тот же брюзгливо-недовольный голос. - Даже в тридцать девятом, когда Европа так рассчитывала на них.
Подводная лодка покачивалась примерно в тридцати метрах от Шубина. Ее искусно, под электромоторами, удерживали на месте ходами, не приближаясь к берегу, чтобы не повредить гребные винты.
Юнга пробормотал вздрагивающим голосом:
- Товарищ командир, прикажите! Гранатами забросаем ее!
Шубин промолчал. Гранатами подлодку не потопить. Шуму только наделаешь, себя обнаружишь.
Из тумана донеслось:
- Не могу рисковать… Мой "Летучий Голландец" стоит трех танковых армий…
- О да! Где появляется Гергардт фон Цвишен, там война получает новый толчок…
- Тише!
До Шубина, напрягавшего слух, донеслось лишь одно слово: "Вува". Затем в слоистом тумане, булькающем, струящемся, невнятно бормочущем, запрыгали, как пузырьки, странные звуки: не то кашель, не то смех.
Сзади кто-то легонько тронул Шубина за плечо.
- Чачко докладывает, - прошептали над ухом. - Моторы на товсь!
- Светает, - донеслось из тумана.
Второй голос сказал что-то о глубинах.
- Конечно. Не могу идти в надводном положении на глазах у всех шхерных ротозеев.
Туман стал совсем пепельным и быстро разваливался на куски. В серой массе его зачернели промоины.
Будто материализуясь, уплотняясь на глазах, все четче вырисовывалась подводная лодка, которую почему-то назвали "Летучим Голландцем". Она была словно соткана из тумана. Космы водорослей свисали с ее крутого борта.