Питер Драйхэнд пел хорошо поставленным баритоном, пел с американским акцентом, но слова были близкими, мелодия такой знакомой…
- А "Реве та стогне" знаете? - спросила Нина.
- Конечно. Любимая песня мамы, - грустно сказал хозяин. - Ее Акталь разучила на индейском кури-сава. Это вроде флейты…
"Вот откуда та ночная музыка!" - подумала Нина.
- И еще знаю песню "Як умру, то поховайте"… И украиньску мову розумию…
Питер произнес несколько фраз на украинском языке. Все заулыбались, странно было слышать эту речь при таких обстоятельствах.
- Не поверят, - убежденно сказал Виктор Васильевич и закрутил головой, - ни за что не поверят…
- Кто не поверит? - спросил Хуан Мигуэл. - И во что?
- В Челябинске всему этому не поверят…
Дубинин обвел рукою вокруг. Все рассмеялись.
- Немудрено, - сказал Леденев. - Придется вам, Виктор Васильевич, выбрать слушателей с тренированным воображением. Ну, скажем, таких, как все мы сейчас…
- А фамилия наша была - Сухорук, - продолжал Питер. - Это потом дед перевел ее на английский лад, иначе не шел у него бизнес с такой фамилией, странной для американского слуха.
- Значит, зовут вас по-нашему Петро Сухорук? - спросила Нина Власова.
- It is right, гарна девчина! I want to sing and dance: "Гоп, кума, не журыся, туда-сюда поверныся!"
И на глазах изумленных гостей и еще более ошеломленных женщин, они никогда не видели, как он пляшет, Петро Сухорук-Драйхэнд вскочил из-за стола и лихо прошелся вприсядку.
Глава шестнадцатая
- Почему вы так грустны, Иван Михайлович? - спросила Нина.
Хуан Мигуэл отвернулся от моря, на которое глядел задумавшись, улыбнулся и покачал головой.
- Где вы были сейчас?
- На своем траулере, сеньора Нина. И знаете…
Де ла Гарсиа замялся.
- Не зовите меня так длинно, ладно? Иван Михайлович… В России я называл по имени и отчеству своих учителей и наставников. В применении ко мне это звучит слишком официально.
- А мне казалось, что когда я обращаюсь к вам с таким русским именем, тогда исчезает Атлантика, разделяющая наши страны, - задумчиво проговорила Нина. - Видите, как бывает… Мы хотели одного и того же, а получалось…
- Вы не сердитесь, - попросил капитан. - И зовите меня просто Ваней. Так звали меня русские ребята в училище.
- Договорились, - сказала Нина. - Может быть, и на "ты" перейдем?
- Без брудершафта? - лукаво улыбнулся де ла Гарсиа.
- К чему эти условности, капитан?
- Ваня, сеньора Нина, только Ваня!
Они сидели на теплом камне, где берег начинал круто вздыматься над бухтой, приютившей американского украинца и шестерых женщин из средневековья. "Святой Патрик" был снят с мели и стоял на якоре рядом с "Паломой". С того места, где сидели Нина и Хуан Мигуэл, хорошо были видны оба судна. Палубу корвета очистили от рухнувших снастей, и теперь дон Кристобаль с Эбом Трумэном и Дубининым тщательно осматривали островной лес в поисках подходящих для мачт деревьев.
Мимо прошел Джон Полански. Он нес плотницкие инструменты в деревню Драйхэнда-Сухорука. Там поутру решено было начать строительство большой хижины под школу.
Джон помахал Нине и де ла Гарсиа свободной рукой и скрылся в мангровых зарослях, оттуда донеслась его бравая и задорная песня: "Мы заплатим Хиллю за его старую продырявленную соломенную шляпу…"
- Молодец Джонни, никогда не унывает, - заметил капитан. - Будто ничего с ним не приключилось… Он славный парень, хотя и янки.
- Ну, зачем ты так о нем? Джон Полански - поляк. Какой он янки? Добрый, славный парень…
- Ты права, Нина. Он напоминает мне ребят, с которыми я учился в мореходке. Только вот мне кажется порою, что все это скоро кончится, сеньора Нина. Потому мне и грустно…
- Не понимаю, - растерянно проговорила молодая женщина.
- Необычайные обстоятельства свели нас вместе, - сказал Хуан Мигуэл. - И потому я счастлив… Когда обстоятельства эти исчезнут, все сложится по-другому. Я снова уйду в море, а ты…
- А я останусь в Гаване лечить больных. И ждать возвращения твоего траулера с промысла.
- Меня или траулер?
Нина рассмеялась.
- Мне доводилось читать, что капитаны не отделяют себя от своих кораблей. Они так и говорят: "Я вышел из порта", "Я лег на курс", "Я миновал пролив…"
- Но "мы сели на камни", - с улыбкой подхватил де ла Гарсиа.
- С вами, то есть с тобой, этого не случится, Ваня…
Капитан ничего не ответил, глубоко вздохнул. Наступило молчание.
- В старину у кубинских рыбаков была такая молитва, - заговорил де ла Гарсиа, - с ней обращались они к богу: "О, господи, пожалуйста, не забывай о том, что мое судно такое маленькое, а море такое необъятное!"
- Я научусь молиться, Иван… Буду просить у океана и спокойной погоды, и богатых уловов. Пусть всегда остается у твоего корабля три фута воды под килем, а матросы не устают спускать и поднимать трал.
- В отличие от человека океан никогда не устает, - задумчиво проговорил Хуан Мигуэл, глядя на море. - Хотя они так похожи друг на друга! Не будет очень уж большим преувеличением, если сравнить приливы и отливы океана, волнующие его ураганы с дыханием и пульсом человека. А морские течения? Они проходят сквозь все тело океана, как вены и артерии в наших организмах. Они идут вверх и вниз, от экватора к полюсам и обратно, от материка к материку и вдоль их побережий, смешиваются и разделяются, иногда ныряют друг под друга, уходят ко дну и поднимаются на поверхность. И люди долгое время не знали о морских течениях. Ты слышала, Нина, об испанском мореходе и кормчем Антонио де Аламиносе?
- Нет, не доводилось.
- Он первым разгадал тайну океанских течений и сумел извлечь из этого практическую для себя пользу. Его услугами кормчего жаждали пользоваться все судовладельцы Старого Света. Флотилии кораблей, которые вел Антонио де Аламинос, на недели и месяцы опережали другие суда во время плаванья через Атлантику. На пути в Америку хитроумный Аламинос пользовался пассатным ветром, а на обратном пути "оседлывал" в Мексиканском заливе Гольфстрим и несся на нем к берегам Европы, даже в штиль имея скорость шесть километров в час. Антонио де Аламинос так и унес с собой тайну Гольфстрима. О его существовании не подозревали еще долгое время…
- Как многого мы не знаем еще, - сказала Нина. - Познания приходят к людям постепенно, раскладываясь во временной протяженности.
- Время и пространство, - сказал де ла Гарсиа, - пространство и время… В последнее время я все больше убеждаюсь, что в разгадке механизма взаимодействия этих категорий заключено постижение главной истины. У Питера неплохой подбор философской литературы. Она, правда, целиком на английском языке, я не так силен в нем, чтобы читать сложные научные труды, но кое-что полистал в последние дни. Интересно, что сам Питер, как он признался, и не заглядывал в эти книги… Хотя и взял их, чтобы почитывать на досуге в своем уединении.
- Судьба отказала ему в одиночестве, - заметила Нина, - но Петро Сухорук счастлив… А книги по философии - это хорошо, Иван. По крайней мере, неплохая практика в языке. Ты по-прежнему подаешь сигналы по радио?
- Подаю. Два раза в сутки в одно и то же время. И на аварийной частоте…
- На что же ты надеешься, капитан?
- Не знаю. Меня не оставляет ощущение, будто за нами постоянно наблюдают…
- Наблюдают?
- Да. Порою я прямо-таки всей шкурой чувствую, как меня разглядывают, хотя не вижу никого вокруг.
- Это нервы, Ваня.
- Может быть. И все-таки…
Он глубоко вздохнул и произнес, запинаясь:
- Нина… Можно… Как это… Можно мне поцеловать вас… тебя… Да, поцеловать! Вот!
- Дурачок, - ласково проговорила молодая женщина. - Разве об этом спрашивают?
- Тогда я…
Де ла Гарсиа не договорил.
Со стороны деревни Сухорука послышались приглушенные неясные крики.
- Что это? - спросила Нина.
- Надо идти туда, - хмурясь, ответил Хуан Мигуэл.
Один за другим раздались три пистолетных выстрела.
Глава семнадцатая
"Эге, - подумал Джон Полански, увидев на берегу Нину и капитана де ла Гарсиа, - воркуют, голубки… Тут недолго и до свадьбы. А что? Хуан Мигуэл - парень хоть куда. Добрая образуется семейка… И я первым выпью за здоровье молодых. А когда ты будешь пить на собственной свадьбе, Джонни? Судя по всему - не скоро. Твои невесты где-то заблудились в этих миллионах лет. Или ты сам заблудился?.. А какая разница? Выберемся ли мы из этого положения? Ладно, пусть об этом думают наш командир с этим головастым русским. Твоих мозгов, Джонни, не хватает для того, чтобы разобраться в такой непростой заварушке. Завтра начнем строить школу для наших малолеток. Вот тут и прояви себя, Джонни, тут все ясно и просто, эта задача тебе по плечу".
Бывший штурман-радист с погибшей "Дакоты" вышел на небольшую прогалину. Заросли отступили от берега, достигшего здесь наибольшей высоты. Джон Полански замедлил шаги, он почти пересек поляну, остановился у ее края и повернулся к морю, отсюда, с большой высоты, открывался изумительный вид.
- Красота-то какая, - вслух проговорил Джон.
Он услыхал шорох, краем глаз увидел, как вышел на тропинку Джеймс Октавиан Рейнолдс.
- Ты поспешил мне навстречу, чтобы помочь тащить эти железяки, Рейни? - спросил Джон Полански и кивнул в сторону ящика с плотницкими инструментами, который стоял подле него.