* * *
После ужина Николай набрался решимости и направился к охраннику, наблюдавшему, как Лиза с двумя помощниками готовит очередную порцию размазни. Ни мороз, ни качка Гошку явно не брали. Кое-кто из матросов поговаривал, что конвоир Гошка, стоявший сейчас возле кухни, не без успеха приударяет за кок-пекарем Верочкой, оттого и чувствует себя в отличной форме. Он встретил Николая усмешливым, все понимающим взглядом. Николай молчком протянул ему нераспечатанную пачку сигарет "Вингз". В последнем рейсе, в Портленде, он брал эти сигареты у шипчандлера по три цента за пачку, во Владивостоке на Семеновской толкучке цена им была пять рублей за сигарету. Правда, Коля никогда сигаретами не торговал, потому они у него и сохранились.
- Че-то шибко ты расщедрился, - ухмыльнулся охранник, отправляя пачку в карман, после чего неторопливо закурил махры из кисета. - Че надо-то? - спросил он, подмигивая в сторону кухни. - Понимаю, понимаю, так что можем на часок договориться, че нам ссориться из-за бабы.
- Слушай, Гошка, - сказал Николай, сердясь на себя за дрожащий голос. - Слышь, Гошка, мне не на час, пойми, я не хочу ничего такого, честно, пусть она только отдохнет, обогреется, чаю попьет по-человечески, понимаешь? Ну, как ты у Верки, - добавил он и заметил, как дрогнули потерявшие вдруг уверенность глаза охранника.
- Какая Верка? - посерьезнел он. - Ты че это? Ты брось эти намеки, ну, попросила кастрюлю снять с компотом, помог, при чем тут глупости?!
- Гошка, и я тоже говорю, при чем глупости, - осмелел Николай. - Я ж разве что кому говорю? Ты молчок - и я молчок.
- Понятно, - сказал Гошка. - Один час - одна пачка.
- У меня их всего-то две осталось, Гоша, честно.
- Ну, деловой пацан! - хохотнул Гошка. - Ладно, тащи сюда обе. После еще чего американского принесешь, договоримся. - Он снова оглянулся. - Гляди, парень, если Майский пронюхает - на ней будет побег. Я так и скажу: сквозанула. Понял? Подходи, когда стемнеет.
Приблизились сумерки. Николай нерешительно тронул лежавшего с книгой на нижней койке Жукова.
- Слышь, Макарыч, у меня одна просьба к тебе… Не знаю, как и спросить.
Верку, что ли, позвал? - засмеялся Жуков, поворачивая голову. - Она не откажет, девка добрая.
- Кончай, не надо! - помрачнел Николай. "Подлый мы народ мужики, если всех догадок хватает только на одно, - горько подумал он. - И попробуй докажи хотя бы и корешу, не охраннику, что совсем другое у тебя на сердце…" - Не, Макарыч, я эту девушку хотел пригласить, ну, повариху зэковскую. Не для чего плохого, пусть только обогреется, простирнется. Сам знаешь, какие у них там дела…
Жуков присвистнул, сел на своей койке.
- С ума сошел, чудило! Забыл, что я тебе толковал? А если я и есть тот самый сексот и обязан доложить об этом? Ты же загремишь, волосан, не меньше чем на червонец! - Николай стоял перед ним с таким беспомощным видом, что Жуков досадливо крякнул. - А, чтоб тебя, прохватило пипкострадателя! Не я, так жизнь тебя научит. Валяй, грей ее, люби, жалей, но смотри, чтоб после и тебя так жалели! - Он хлопнул Николая по спине. - Эх-х, где мои восемнадцать лет? Может, и стоит иногда свихнуться! Знаешь, если кто и стукнет, не раскаивайся, отдай ей все, девка стоящая. А живем мы, брат, один раз на свете! Гляди, чтоб ровно в ноль-ноль был на мосту. Я к Роману Романовичу пойду, потравим баланду.
Гошка вызвал Лизу из твиндека, она вышла, на ходу застегивая драный полушубок, увидела ждущего Николая, оглянулась недоуменно на Гошку. Тот пожал плечами.
- Что, майн либер, уже и охрана тебе помогает? - спросила она Николая. Не сразу поверила в то, что он пробормотал, снова обернулась к Гошке, тот хмыкнул.
- Ступайте до нуля. Но учти, парень, в ноль перекличка, минута опоздания - считаю побег.
Коля пустил Лизу впереди себя. Голенища подшитых резиной от покрышек "студебеккера" валенок хлябали на ее икрах, полушубок болтался как на вешалке. Ему повезло - в коридоре правого борта никто из команды не встретился. Николай толкнул перед Лизой дверь своей каюты, включил свет.
- Проходите, фройлен.
Она остановилась посреди узкой каютки. Две койки одна над другой, спаренные железные рундуки, умывальник у дверей, под иллюминатором - диванчик метра полтора в длину, рядом - столик, над ним - зеркало и полочка с десятком книг.
- Снимай шубу, я ее в рундук повешу, - протянул он руку. Лиза испуганно отстранилась.
- Не надо на вешалку, Коля, вот сюда ее! - И сбросила полушубок на палубу у диванчика, оставшись в темном платье и обтрепанной кофточке.
- Ну? - улыбаясь, взяла его за горячую руку, заглянула в глаза. - Что молчишь, Коля? Не нравлюсь в бальном наряде? Мне можно сесть на диван? - Она села, сбросила валенки и сунула в них портянки, оставшись в залатанных шерстяных носках. Закинула ногу на ногу, тряхнула волосами, глядя на него из-под опущенных ресниц.
- Ты ведь на бал пригласил свою принцессу, правда, майн либер? О чем поговорим? Или моряки привыкли без разговоров?
- Лиза, - проговорил он тихо. - Скажи, Лиза, ведь, правда, ты ни в чем не виновата? Ты не предавала Родину?
Она вся напряглась, скрестила руки на груди. Широко раскрытые серые глаза обдали Николая холодом.
- А пошел ты, знаешь куда? На допрос меня вызвал? Ладно, вижу, не за этим, - смягчилась она и, привстав, погладила его руку, - Коля, прошу тебя, ни слова об этом, иначе сквозану, как говорят наши девки.
- Прости… И пожалуйста, посиди, - сказал он, присаживаясь рядом с ней. Несмело положил руку на ее спину. Она качнулась, прижалась к нему плечом. Пальцы Николая нечаянно дотянулись до мягкой девичьей груди - и это прикосновение потрясло его, он задрожал так, что клацнули зубы. Опустил руку, вскочил с диванчика, замер, не поворачиваясь к Лизе лицом. Она хохотнула сзади.
- Ой, ой, какой ты горячий, так и сгореть недолго, майн либер. Сколько минут он отпустил тебе? Я имею в виду - нам?
Он повернулся к ней пылающим лицом. Лиза, улыбаясь, указала на место рядом с собой.
- Вот здесь сиди и разговаривай. И положи руку, где была. Так сколько? До какого часа?
- С ноля мне на вахту, ты знаешь, - проговорил он хрипло, вновь ощутив жадными пальцами мягкое. Она, засмеявшись, повернулась к нему, взъерошила волосы у него на голове.
- Совсем растерялся, майн либер? А мне казалось, моряки, они ого-го! Значит, живем до ноля, так это же целый год, вечность! - Она взяла его безвольные, трепещущие руки. - Знаешь, Коля, я тоже установлю себе нолевой час. Когда захочу, тогда и скажу: все, майн либер, мне пора, с меня хватит. Они-то со мной не очень церемонились: цап-царап - и червонец. За дело, без дела - ступай, Лизка, оттяни десятку. Мама умрет, Леська моя вырастет без меня, а кому я сама буду нужна после Колымы? Шаг вправо, шаг влево - стреляю! Нет уж, геноссе, лучше я сама скомандую, когда будет надо. - Она отпустила его руки, поникла. Острое чувство жалости стеснило ему сердце.
- Лиза, есть будешь? Я здесь принес кое-что. - Она не отвечала, и он поставил на столик миску с еще теплым тушеным картофелем и мясом, полбулки нарезанного пшеничного хлеба.
В школе юнг на станции Океанской они с пацанами, бывало, мечтали о наряде на камбуз. Там после работы шеф-повар разрешал есть сколько влезет. Схарчить пацану булку черного хлеба с огромной железной миской супа ничего не стоило. Иные объедались так, что потом страдали животом, но все равно мечтали о следующем наряде, как о празднике.
- Кушай, - придвинул он к ней чашку. - А потом, если хочешь, сведу тебя в душ… Извини, я подумал, ведь у вас нечасто такая возможность… - Он вдруг увидел, как на глазах Лизы навернулись слезы, и поспешно добавил. - Только не обижайся, я судил по себе.
- Господи, ребенок мой, а я думала, зачем он торгуется с этим псом? Чего он от меня хочет? - Обхватив его голову руками, она стала целовать его в щеки, губы, нос. - Конечно, обижусь, дурачок ты мой! Три недели мы тряслись по великой транссибирской магистрали, двое суток - на пересылках, теперь втиснулись в стальные гробы, и ты спрашиваешь, хочу ли я в душ! Господи, скорее веди меня туда! - Она вскочила с дивана. Коля протянул ей полотенце, кусок туалетного американского мыла. Она понюхала мыло, бережно положила его на стол. - Нет, пожалуйста, мне стирального, побольше… И еще… - она провела обеими руками по своему платью. Понимаешь… я не собиралась мыться, нет сменки… Ты не дашь временно что-нибудь?
Он проводил ее в душ, положил на решетчатую скамейку свое трикотажное белье, клетчатую рубашку и джинсовый комбинезон, выданный боцманом в качестве робы и еще не надеванный. Лиза, торопясь, начала раздеваться при нем и вдруг смутилась, прикрыла руками грудь, словно была уже обнаженной.
- Да, конечно, конечно… - понял он. Ты никому не открывай. Пароль: "Час ноль", - засмеялся он и закрыл дверь. Лиза щелкнула накидным крючком.