Тогда исчезало все - гнев Синди утихал; захлестнутая волною чувственности, она становилась ненасытной, как дикарка, и, отдаваясь ему,
требовала:
"Сделай мне больно, черт бы тебя побрал! Да сделай же мне больно!" А потом, вымотанные и обессиленные, они и не вспоминали о причине ссоры:
возобновлять перебранку уже не было ни сил, ни охоты.
Так они не столько разрешали, сколько откладывали разрешение своих разногласий, которые - Мел понимал это уже тогда - носили отнюдь не
шуточный характер. И с годами, по мере того как остывала страсть, они стали все больше отдаляться друг от друга.
Затем уже и физическая близость перестала быть панацеей, а в последний год супружеские отношения между ними вообще почти прекратились.
Собственно, Синди, которая всегда отличалась изрядным аппетитом в постели, каковы бы ни были отношения между ними, в последние месяцы,
казалось, утратила всякий интерес к плотским радостям. Мела это удивляло. Не завела ли она себе любовника? Вполне возможно, и в таком случае
Мелу следовало бы на это реагировать. Но самое печальное заключалось в том, что ему легче было ничего не замечать.
Тем не менее бывали минуты, когда вид разгневанной Синди или звук ее повелительного голоса по-прежнему возбуждали его, вызывая желание. Вот
и сейчас, слушая, как она честит его по телефону, он почувствовал знакомое волнение.
Улучив удобный момент, он сумел вставить:
- Это неправда, я вовсе не стремлюсь портить тебе удовольствие. Как правило, я всегда езжу, куда ты хочешь, даже если считаю, что это не
так уж важно. Мне, например, куда больше хотелось бы проводить вечера дома с детьми.
- Пустая болтовня, - отрезала Синди. - И ты это прекрасно знаешь.
Он почувствовал, как весь напрягся, и рука его крепче сжала телефонную трубку. Затем подумал: а ведь, пожалуй, она права - в известной
мере. Еще сегодня вечером он сам напомнил себе о том, что иной раз задерживается в аэропорту, когда мог бы поехать домой, - задерживается только
потому, что ему хочется избежать очередной ссоры с Синди. Разве в таких случаях он учитывал интересы Роберты и Либби, - впрочем, никто,
наверное, не считается с интересами детей, когда брак трещит по всем швам. Не надо было ему сейчас говорить Синди о них.
Но сегодня-то дело было не в этом. Он должен оставаться в аэропорту, по крайней мере, до тех пор, пока не будет уверен, что блокированной
полосой занялись всерьез.
- Послушай, - сказал Мел, - давай уточним одно обстоятельство. Я этого не говорил тебе до сих пор, но в прошлом году я сделал кое-какие
подсчеты.
Ты просила меня пойти с тобой на пятьдесят семь благотворительных сборищ.
Мне удалось пойти на сорок пять, хотя сам бы я, конечно, никогда на них не пошел. Согласись, что процент получается не такой уж плохой.
- Мерзавец! Что ты там считаешь - я же не в кегли с тобой играю!
Все-таки я твоя жена.
- Полегче на поворотах! - оборвал ее Мел. И, чувствуя, как и в нем закипает гнев, добавил:
- Кстати, позволь тебе заметить, что ты повысила голос. Или ты хочешь, чтобы все эти милые люди, которые тебя окружают, узнали о том, как
ты командуешь мужем?
- А мне плевать! - Но произнесла она это все же гораздо тише.
- Я прекрасно знаю, что ты моя жена, и потому намерен приехать туда, к тебе, как только смогу.