участке дороги и не справилась с управлением. В повороте автомобиль развернуло и
понесло, по касательной бортом ударив о скалу. После чего "рено" сорвался в пропасть и
загорелся.
В своем заключении судебный медик написал, что девушка погибла мгновенно.
Алекс все рассчитал. Об их недолгом романе мало кто знал. Из аэропорта Шарля де
Голля они летели одним рейсом, но сидели отдельно – убедил Софи, что билетов рядом не
было. Машину она взяла в прокате на свое имя и номер в отеле бронировала сама. Ее
смерть – лишь трагическое стечение обстоятельств. Одна из многих, произошедших на
французских дорогах.
Все случилось давно, и он запретил себе любые воспоминания о днях, проведенных с
Софи Вотрен. Это была его боль, боль, выжигающая изнутри. Боль, с которой предстояло
идти по жизни. И только смерть станет избавлением.
Но сегодня Софи вернулась, явившись во сне.
Зачем?
* * *
Ровно в десять утра Алекс спустился в бар. Полутемный зал встретил его приятным
теплом, приторным ароматом ликеров и вин, запахом копченых закусок. Под высоким
зеркальным потолком горели тусклые лампы, одетые в желтые матовые плафоны, за
длинной широкой стойкой, имитировавшей красное дерево, в лучах света суетился
бармен, наливая кому-то раннюю порцию коньяка. Между круглыми столиками белым
лебедем лениво дефилировал официант, наводя порядок.
Посетителей практически не было. Царил покой и уют.
Алекс занял место в дальнем, самом темном конце стойки так, чтобы, оставаясь
малозаметным для других, видеть вход в бар. Попросив чашку кофе и рюмку коньяка, он
получил свой заказ от услужливого официанта и принялся изучать немногочисленных
посетителей. Похоже, здесь собрались все, кто проживал в гостинице в момент, когда ему
вручили ключи от номера. Четыре из шести столиков пустовали, а за двумя расположились
две влюбленные пары, поглощенные созерцанием друг друга. Молодые завтракали после
бессонной ночи, проведенной вместе, и о чем-то оживленно беседовали.
Стараясь погасить разбушевавшийся в душе пожар, Алекс опрокинул рюмку коньяка,
подождал, когда живительное тепло распространиться внизу живота. Кофе сегодня
оказался хуже, чем приготовленный ночным портье. Был растворимым и едва теплым.
От размышления о кофе Алекса отвлекло появление в дверях огромной фигуры
Роберта Хэмптона. Едва ли англичанин получал удовольствие от проживания в дешевой
гостинице, скорее оставался в надежде склонить Алекса на свою сторону. Не проходя
далеко, он присел за столик у самого входа. Невидимый снаружи, Хэмптон легко
контролировал все пространство, от стены до стены.
Минуту спустя в бар вошел мужчина в костюме из тонкой шерсти, эдакий вузовский
профессор в очках в роговой оправе и с ухоженной "испанской" бородкой. Смутно
знакомые черты натолкнули Алекса на мысль, что их пути уже где-то пересекались.
Мужчина вынужденно занял проигрышную позицию между двух влюбленных пар.
Неужели, простое совпадение? Два агента иностранных спецслужб в одно время
оказываются в одном месте – в заштатной гостинице на окраине города, в которой беглый
сотрудник КГБ совершенно случайно решил укрыться на несколько дней. И если мистер
Хэмптон предпринял попытку вербовки, то какие интересы преследует "профессор"?
Кажется, он чех по национальности, и, по слухам, выполняет отдельные поручения
МОССАДа в Западной Европе. Каким ветром его занесло в Москву?
Долгие годы службы научили Алекса, что случайности в разведке случаются только
при хорошей организации. И совсем не случайно.
Допив отвратительный кофе, он встал и медленно направился в сторону выхода.
Завидев его, Роберт Хэмптон скупо улыбнулся, предвкушая победу. Но, не дойдя до
англичанина, Алекс бесцеремонно присел за столик к "профессору".
Чех оторвал глаза от журнала, скользнув по нему взглядом, и вернулся к просмотру
глянцевых страниц, испещренных текстом и украшенных фотографиями, на разные лады
воспевающих американский стиль жизни. Дома, машины, яхты – все, о чем в Союзе
теперь страстно мечтали. Ведь между демократией и изобилием стоял знак равенства.
– Здравствуйте, господин Соботка.
Память – вещь удивительная и необъяснимая. Иногда в ней находится то, о чем,
казалось бы, ты забыл навсегда. Алекс вспомнил, что свою трудовую деятельность Милош
Соботка начинал в качестве корреспондента газеты "Руде Право" в Северной Африке и на
Ближнем Востоке. Там наверняка и был завербован израильскими спецслужбами.
– Мы знакомы? – брови чеха изогнулись дугой.
– Бросьте. У нас нет времени на брачные игры. Скажите, чем моя скромная персона
могла возбудить ваш интерес?
– Бог с вами, – притворно ужаснулся Соботка, откладывая в сторону журнал и
увлеченно глядя на собеседника, – вы подсаживаетесь ко мне, потом обвиняете меня в
преследовании… Вы, наверное, увлечены телевизором, молодой человек, всякими
шпионскими историями. У вас случилась мания преследования, милейший, это бывает.
Мой вам совет: смотрите поменьше этот голубой ящик, ставший предметом культа в
каждом доме. Телевизор не столько дарит нам удовольствие, сколько истощает нервы.
Алекс посмотрел в сторону англичанина, со своего места наблюдавшего за развитием
событий, полностью уверенного, что МОССАД переманивает у него подопечного.
– Если так, то агент МИ-6 в Советском Союзе, господин Роберт Хэмптон – лишь плод
моего больного воображения. Ирония судьбы, не находите?
Глаза чеха округлились. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вскочить
из-за стола.
– Что?! Что вы сказали? – свистящим шепотом спросил он.
Похоже, Соботка не был в курсе присутствия в гостинице конкурентов. Земля горела
под ногами, спецслужбы спешили заполучить Алекса в свой актив, не успевая должным
образом обезопасить работу.
– Господин Хэмптон пристально следит за нашим диалогом, – пояснил Алекс, – и
думает, что вы переманиваете меня. Наверняка терзается вопросом, чье предложение
окажется заманчивым: МИ-6 или МОССАД?
Повернувшись в сторону выхода, Соботка внимательно оглядел англичанина.
Медную шевелюру, пылающее гневом лицо.
– Вы подставляете меня, – маска лицедея сменилась крайней серьезностью,
соответствующей обстановке. Он сухо констатировал факт, не впадая в истерику.
За многие годы существования разведки Западных стран и Израиля не стали
друзьями, но были союзниками, руководствуясь правилом: худой мир лучше доброй
ссоры. Политика компромисса приносила свои плоды. Отношения строились на взаимных
уступках, и никто не выхватывал кусок мяса из пасти конкурента.
– Да. Думаю, он уверен, что я торгуюсь, желая подороже продать свою жизнь.
– Опасная игра, зачем вам это?
– Чтобы дороже продать свою жизнь.
Отпив из стакана глоток воды, чех цинично улыбнулся.
– Поверьте, Алекс, ваша жизнь никого не интересует. Ни ваших хозяев, ни МИ-6, ни
меня. Как говорят русские: не стоит и ломаного гроша. Вы – отработанный материал.
– И вы притащились в эту Богом забытую дыру, чтобы сказать мне об этом?
– Нет, но поверьте, я не собираюсь участвовать в торге за вашу жизнь, Алекс. Ничего
личного.
– Тогда почему вы столь настойчивы, господин Сободка? – Алекс налег грудью на
стол, приблизившись к собеседнику. – Сначала ваш человек у меня в квартире, теперь вы
здесь?
– Не понимаю, о каком человеке идет речь, – искренний ответ поставил Алекса в
тупик, видимая картина мира разбилась на мириады осколков. Неизвестный в его доме,
вооруженный израильским автоматом, являлся единственным связующим звеном между
ним и МОССАД. А чех не лгал – не было нужды.
Ожидая продолжения, Алекс молчал. В его положении молчание становилось
сильнейшим козырем.
– Информация. Единственное, что сегодня имеет ценность, и чем вы владеете – это
информация.
– Какого рода?
– Вам не все равно, Алекс? – Соботка вновь оскалился, став похожим на
преследующего добычу волка. – Вы не в том положении, чтобы выбирать. Мы знаем, что
вы владеете тем, что необходимо Израилю для защиты собственных интересов, и вы нам
это дадите в обмен на личную безопасность.
– Я в том положении, чтобы продаться за лучшую цену, – без обиняков заявил Алекс,
кинув взгляд в сторону Хэмптона. – Ничего личного. Это рынок!
Чех иронии не оценил.
– Стравливая сейчас МИ-6 и МОССАД, уважаемый, вы рискуете остаться ни с чем.
Отношения между нашими странами гораздо дороже, чем тот товар, который вы можете
нам продать. Став яблоком раздора, Алекс, вы положили голову на плаху. Может статься,