Горький урок
Остаток дня Адония провела в своей зале. Обедать она не ходила. Сидела на полу, забившись в угол между недавно принесённым столом и стеной, согревала теплом своего тела отцовскую шпажку. Устав сидеть, устроилась в самой серёдке пространной кровати, лицом вниз, обнимая и шпажку и примостившуюся сбоку негромко урчащую кошку.
Начинало темнеть, когда в холле послышалась чья-то негромкая поступь. Кто-то приблизился к распахнутым настежь дверям залы, спросил с нарочитой приветливостью:
- Адония! Ты не спишь? Не желаешь поужинать?
Она знала, что её лица невозможно увидеть с порога, но поспешила сомкнуть веки: "Сплю. Сплю! Никого не хочу видеть! Даже тебя, милый Цынногвер…"
Регент, осторожно ступая, ушёл. Адония непроизвольно проследила звук удаляющихся шагов: вниз - и на второй этаж, в капитанскую залу Послышались ей и отдалённые смутные голоса где-то внизу, там, куда устремились затихающие шаги. Капитаны гудели о чём-то своём, сойдясь после ужина в их сухопутной кают-компании.
Она полежала ещё полчаса. Перекатилась на спину. Широко раскрыла глаза. "Он ведь завтра уедет! Нужно пойти попрощаться".
В зале было уже темно, и Адония никак не могла отыскать спрятавшиеся ботфорты. Тогда, не набрасывая камзола, в сорочке и панталонах, босиком, она сбежала вниз, сняла с крюка фонарь с горящей в нём свечой, поднялась к себе, отыскала чулки и ботфорты, оделась и пошла к месту собрания капитанов. В тёмном коридоре с досадой хлопнула себя ладошкой по лбу: "Фонарь-то забыла!" Но возвращаться не стала.
На полу, пометив жёлтым щель между неплотно притворёнными дверями, лежала зыбкая, подрагивающая полоса света. Крепко пахло табачным дымом. Слышались громкие голоса. Дойдя до двери, Адония в нерешительности остановилась. Как поступить? Постучать и вызвать Цынногвера в коридор? Или открыто войти? Но тогда как поприветствовать капитанов? Присесть в реверансе? Но она, так сказать, не в той одежде…
Вдруг до неё донеслось её собственное, громко произнесённое имя.
- А не хочешь ли, Регент, предъявить в виде ставки малышку Адонию?
Голос был незнакомым, и ответил ему другой незнакомый:
- Какая в ней ценность! Ей едва-то лет десять. Ни пользы, ни удовольствия.
- Это как посмотреть. На самом деле - ценность в ней есть.
- Интересно, какая?
- По прихоти судьбы - она одна из нас. Все эти дамочки, составляющие временные забавы и развлечения, неизменно отправляются в зал номер девять. А из Адонии можно вырастить собственную подружку, которая неизменно находилась бы рядом. Во-первых - одной с тобой крови боец, в одной стае. А во-вторых - обещает вырасти редкой красавицей. О чём говорить! И возраст - самый удобный для того, чтобы начать выращивать спутницу и преданную хозяину, и восхищённую им. Кто-нибудь видел её лицо, когда она смотрит на что-то красивое? Восторженный, благодарный волчонок. Пройдёт пять лет - и вот рядом преданная, хорошо тренированная, синеглазенькая волчица. Так что, Регент? Разыграем малышку по-честному?
А вот этот голос она не спутала бы ни с чьим другим.
- Что ж, это даже забавно. Нет, в самом деле, любопытно, кому судьба предоставит право воспитывать девчоночку на свой вкус? Уговорили. Ставлю Адонию.
- Значит, если ты сейчас проиграешь, то отходишь от неё в сторону? А выигравший берёт её себе в ученицы?
- Да. Именно так.
- Что ж, хорошо. Кто что имеет?
- Несъёмный браслет на запястье, с секретом.
- Ив чём секрет?
- Внутри спрятана согнутая в кольцо стальная "нитка" с зубцами. Ею можно перетереть, скажем, тюремный засов или решётку.
- Ну, нет. По сравненью с Адонией - слабо.
- У меня есть, джентльмены, пара вещиц.
- Что там, Филипп?
- Вот, смотрите. Клинок. Серая сталь, бритвенная заточка. Паук возле гарды. И вот - табакерка из золота. Ценность в ней - камень. Наделён личным именем: "Око вампира". Странным образом способствует пролитию крови. Кто-нибудь помнит дельце у еврейских торговцев? Оттуда.
- Вот это годится. Играем?
Адония, прижав кулачки к груди, сдерживая запалённо скачущее сердечко, отступила назад, в темноту.
На подгибающихся ногах она приплелась в свою залу. Постояла, слепо глядя на мутно-жёлтое пятно стоящего на столе фонаря. Да, самый хороший учитель - это всё-таки жизнь. Вот, девочке девять лет, а она знает уже, что такое предательство.
Глубоко, прерывисто, со всхлипом вздохнула. Выйдя в холл, ухватилась за створку огромной двери (она отозвалась возмущённым ржавым скрипением), потянула, с грохотом притворила. Притворила вторую. Напрягая все силы, подняла стоявший вертикально в углу пыльный брус, тяжко ударив, втиснула в скобы. Добралась до кровати, присела. Вытерев слёзы, плачущим голосом произнесла:
- Киса-киса! Иди сюда! Где ты?
Потом, лёжа в обуви и в одежде, уже засыпая, подумала: "В моей жизни есть только один надёжный человек. Это патер".
Маленькое великанство
Утреннее солнце высветило её лицо с сомкнутыми, припухшими веками. Адония проснулась, но ещё лежала в полудрёме. Что-то звякнуло возле кровати. Она открыла глаза. Кошка вспрыгнула на стоящий подле кровати столик и потревожила находящуюся на нём посуду.
- Есть хочешь? Подожди часок. Я что-нибудь принесу.
Кошка мяукнула. Адония полежала, глядя вверх, на изнанку атласного балдахина. Залу заливали волшебные переливы. О, эти проклятые, проклятые разноцветные окна! Протянув руку к столику, Адония взяла столовый тупоконечный нож, отвела руку к подушке. "Если попаду вон в то, бирюзовое - значит, Цынногвер уже уехал, и мне не придётся разговаривать с ним". Она с силой махнула рукой. Зазвенев, осыпались бирюзовые осколки.
- Auspicia sunt fausta, - горько улыбнувшись, хриплым со сна голосом продекламировала метательница. - Хотя… Стекло-то при чём?
В этот миг в дверь тихо стукнули. "О, только б не он!"
- Ваше… величество! - раздался за дверью сбивающийся мальчишеский голос. - У меня… Извините… Поручение!
Адония выпрыгнула из постели, полминутки прохлопотала у зеркала. С натугой вынула из скоб брус, отнесла в угол. Толкнула дверь. За ней оказался тот самый подросток, которого она видела на фехтовальном дворе.
- Величество? - не без иронии поинтересовалась Адония.
- Пёс ничейный, - торопливо проговорил мальчишка. - Забыл, как правильно-то обращаться. У нас тут дам не было никогда…
- Да ладно. Неплохо ведь обратился. От кого поручение?
- От учителя, мастера Глюзия. Он велел передать, что уезжает и неизвестно когда вернётся. Так что занятия откладываются. Пока.
- Уезжает или уже уехал?
- Уехал. Раненько утром все и двинулись.
- Кто - все?!
- Ну, и мастер Глюзий, и мастер Филипп, и мастер Регент… Патер срочно распорядился.
Адония, всплеснув руками, шагнула, обхватила шею мальчишки и звонко чмокнула его в щёку, словно перед ней был не полузнакомый подросток, а оставшаяся в пансионе Фиона.
- Молодец! Хорошо выполнил поручение. Ты ел уже? Пойдём позавтракаем. Накрой там маленький столик, а я умоюсь и прибегу. Ну, что стоишь, глазки выпучил? Иди давай. Пёс ничейный.
Мальчишка, дробно прохлопав себя ладонями по плечам и коленям, подпрыгнул, развернувшись на месте и качающимся, дурашливым шагом ушёл.
- Надо стараться! - назидательно заявила Адония кошке, вернувшись в залу и стягивая с себя одежду. - Надо заниматься старательно, каждый день, и делать успехи. Вот как в пансионе - я ведь первой была по латыни!
Пёстрая кошка сидела в центре разбросанной постели, охватив передние лапки кольцом пушистого хвоста, согласно жмурила жёлтые глазки. Адония босиком прошлёпала в мыльню, напустила в выложенную рыжим мрамором раку остывшей за ночь воды, налила туда мыла из накрытого плотной крышкой горшочка, влезла, ойкнув от схватившей её озорной, липкой прохлады, принялась самозабвенно плескаться.
- Да! - продолжила она разговор с собой. - Я ведь, кажется, весьма способная девочка. Стану делать успехи - и патер будет доволен.
И, уже выбравшись из рыжей купели и растираясь докрасна жестковатым, груботканным куском купельного полотна, с горечью в голосе добавила:
- Ну почему ты оказался такой свиньёй, милый, милый Цынногвер!
Бодрая, свежая, полная задора и жизни, прибежала она в монастырскую столовую-кухню. Мальчишка уже загрузил стол приборами. Сидел, ждал. Увидев Адонию, он торопливо выбрался из-за стола и поклонился. И так же привстал из-за своего стола и поклонился девочке какой-то незнакомый пожилой человек в смешном, с кружевами на рукавах, одеянии.
- Что-нибудь уже принесли? - с румянцем во всё лицо, с озорным блеском в синих глазах проговорила-пропела Адония, панибратски хлопая по плечу, приглашая обходиться без церемоний, смутившегося мальчишку.
- Только зелень и хлеб, - ответил тот, принуждённо улыбаясь и устраиваясь на скамье. - Повар ничего и не предлагал, ждал вашего… - маленькая неловкая пауза, - Ваше величество… распоряжения.
- Значит, так, - подняла Адония лицо к подошедшему повару. - Специально ничего готовить не надо. Дайте чего - нибудь, что с утра приготовили. Да, и ещё приготовьте миску с едой для моей кошки, на целый день, я буду, кажется, до вечера занята, и ещё пива.
Поклонившись, высветлив лицо доброй улыбкой, повар вернулся к плите.