Разбой
Ночью две подружки лежали рядом. Фионе уступили соседнюю кровать - отчасти из сочувствия, отчасти повинуясь просьбе-приказу Адонии. Фиона тихо плакала.
- Да, - шептала ей, придвинувшись к самому краю кровати, Адония. - Если б знать, что так выйдет - лучше бы самим съесть.
- Что же, - всхлипывая, спросила Фиона, - здесь не бывает ничего сладкого?
- Нет. Никогда.
- И ленту мне уже не вернут?
- Лежи тихо, - прошептала Адония. - Сестра Люция, кажется, опять уйдёт к себе. Да, уходит.
- Куда "к себе"?
- В свою комнату, конечно. У сестёр у каждой своя комнатка. Кровати у них с занавесками, и половички на полу. И шкафчик есть, и комод, и столик.
- Ты что же, была?
- Нет, конечно. Из коридора видела. Нас иногда посылают в их коридор какую-нибудь сестру позвать, мы и зовём - из коридора. А двери в их комнатах настежь раскрыты, даже ночью: Бригитта распорядилась. Ты слушай. Сёстры по очереди спят вместе с нами. Вон там, у двери, для них место. Но Люция иногда дождётся, когда мы уснём, и уходит к себе. Я видела. Рано утром возвращается - как будто всю ночь здесь спала. Вот и сегодня ушла, и, кажется, всё будет прекрасно.
- Что будет прекрасно?
- Да всё, подружка. Я в твоей беде виновата, я её и исправлю. Ты спи.
Прошёл час. Фиона в полудрёме видела, как Адония вдруг неслышно встала, натянула и подвязала чулки, надела своё серое платье и, неслышно ступая, прошла между кроватями к выходу.
Неизвестно, сколько прошло времени, когда Фиона почувствовала, что её тормошат.
- Тсс! - прижала палец к губам Адония. - Вот твоя лента!
- Откуда? - торопливо протирая кулачком глаза, изумилась Фиона.
- Из кельи Ксаверии, откуда ж ещё.
- Ты была там?! Ночью?!
- Ну, была. Не велико дело.
- Темно! Страшно!
- В коридорах горят фонари. В комнатах светят лампадки. Ксаверия храпит так, что никаких шагов и не слышно.
- Как же ты ленту нашла?
- Она и не прятала. Сделала себе из неё закладку для книги. На столе была книга и какие-то письма. Я их все перепутала, книгу закрыла, а чернила из чернильницы вылила ей в башмак.
- Ой, что будет?
- Да ничего. Глупая она, что ли, чтобы кому-то рассказывать?
Однако умом Ксаверия не отличалась.
Утром всех воспитанниц заперли в спальной зале. Не выпустили даже умыться. Притихший пансион был наполнен предощущеньем беды.
Послышались резкие шаги. Дверь распахнулась. Донна Бригитта, в белом накрахмаленном колпаке, вошла, почти вбежала, грозно сверкая глазами.
- Событие ужасное, - срывающимся голосом заговорила она, - говорить о котором отказывается язык, ужасное, мерзкое, больше даже - за пределом мерзкого, произошло в моём благопристойнейшем пансионе. Ночью кто-то проник в келью к сестре Ксаверии и похитил находившийся в ней ценный предмет. Кроме того, этот кто-то самым зверским образом напал на сестру Ксаверию! Сестра, покажите.
Бледная от негодования Ксаверия, выступив вперёд, сняла башмак и предъявила на всеобщее обозрение ногу в фиолетово - чёрном от чернил чулке. Над головами воспитанниц прошелестел быстрый вздох.
- Мне нужно знать, - закончила донна Бригитта, - кто этой ночью выходил и побывал в келье сестры Ксаверии. Я буду вызывать вас по одной в свой кабинет. Если кто-то видел того, кто учинил этот разбой, то должен мне рассказать.
И нервно шагая, она удалилась.
Когда очередь дошла до Фионы, она шагнула в кабинет метрессы едва дыша.
- Итак, новенькая, - проговорила метресса, - мне нужно знать только одно: кто это сделал. Знаю, что в этом замешана ты и твоя лента. Обещаю: если я всё узнаю, сечь розгами никого не будут.
- Не будут? - почти теряя сознание, переспросила Фиона.
- Я обещаю. Ну, говори. Это Адония? Да?
- Это… Да. Это Адония.
- Ну, вот. Кто же ещё. Я так и знала. Где лента?
- Адония сказала спрятать её.
- Это понятно. И где ты её спрятала?
- Повязала на себя, под рубашкой.
- Достань.
Через четверть часа Адония и Фиона стояли, прислонясь к стене, в коридоре, возле дверей кабинета.
- Метресса обещала, что сечь никого не будут, - всхлипывая, оправдывалась Фиона.
- Конечно, не будут, - невесело усмехаясь, проговорила Адония. - Накажут как-нибудь по-другому. Страшнее. Да ты не реви. С тобой всё обойдётся, ты здесь ни при чём. А я как - нибудь выкручусь. В первый раз, что ли.
Дверь кабинета распахнулась. Вышла, с победным багрянцем на дряблых щеках, сестра Ксаверия. Жестом приказала девочкам идти за ней. И привела ко всем остальным, в спальную залу. Здесь, оттолкнув Фиону в сторону и оставив рядом одну Адонию, она громко произнесла:
- Донна Бригитта распорядилась, чтобы узнали все. Эта воспитанница отправляется в чулан!
Стон пронёсся над серой испуганной стаей.
- Иди! - ликующим голосом приказала Ксаверия. - Чулан - в той стороне! Тебе дадут хлеб и воду, и ты будешь сидеть там два дня!
- Ну и отсижу. А через два дня вернусь. Попомни, Чёрная Нога.
И, заложив за спину руки, Адония повернулась и вышла. Сестра Люция, стоявшая с приготовленными водой и хлебом, испуганно отшатнулась от неё, как от покойницы.
- Вы слышали! - трагически воскликнула сестра Ксаверия. - Вы все слышали! Она угрожала мне!
Однако вместо сочувствия в задних рядах воспитанниц прошелестело:
- Чёрная Нога!
Прошло полчаса. Фиона не пошла на завтрак. Она лежала на кровати лицом вниз и до изнеможения рыдала. Воспитанницы, подавленные, скорбные, принесли ей картофелину и чашку компота.
- Чулан - это очень страшно? - спросил кто-то из обступивших кровать Фионы.
- Ещё как! - ответили ей. - Там же крысы! Ровенку год назад сажали в чулан, так она визжала там как резанная, а когда её вытащили, она день в обмороке пролежала. А Адония-то никогда ещё в чулане не сидела.
- Из-за меня, из-за меня, - рыдала Фиона. - Из-за меня!
Адония, стоя посреди страшилища, именуемого "чуланом", осматривалась. Позади дверь. Впереди деревянный настил, на уровне колен, вместо кровати. Раскинув руки, можно одновременно достать и левой стены, и правой. Тусклый свет проникает сквозь маленькое зарешёченное окно под самым потолком. Ну вот, дожила до чулана. Что дальше?
Подойдя к настилу, Адония смахнула с него чёрную полуистлевшую солому, положила на доски хлеб и поставила кувшин с водой. Села рядом, поджала ноги, охватила колени руками.
- Зимой здесь было бы холодно, - сказала она сама себе. - А сейчас - пустяки. Два дня - это не долго.
Вдруг её внимание привлёк короткий шорох внизу. Адония встала на четвереньки, всмотрелась.
Она не знала, что в эту самую минуту в ворота пансиона постучали двое монахов.
Всмотрелась - и увидела, как, чутко подрагивая тонкими прямыми усами, из щели между стеной и полом выбрался толстенький серый зверёк с длинным голым хвостом. Адония тихо щёлкнула языком. Зверёк метнулся назад и исчез. Тогда маленькая заключённая отщипнула кусочек хлеба и бросила его к чернеющей щели. Прошло несколько томительных, долгих мгновений. Опять показалась острая мордочка, дрожащие, тонкие, словно проволочки, усы.
- Так ты, значит, крыса, - наблюдая за тем, как зверёк расправляется с хлебом, проговорила Адония. - Какая прелесть.
Тени из прошлого
В ворота пансионата постучались двое монахов. Ими были патер Люпус и заметно возмужавший Филипп. Их свита - эскорт и карета - остались неподалёку, на ферме, и эти двое выглядели так, будто их действительно только двое, и пришли они издалека. Как и пять лет назад из бойницы спустили корзинку, и Люпус положил в неё заготовленное письмо к метрессе.
Через полчаса ворота приоткрылись и хмурая привратница произнесла:
- Мужчинам сюда входить нельзя. А деньги можно передать мне. Донна Бригитта распорядилась.
- Я старый монах, а не мужчина, - кротко ответил ей Люпус. - Со мной наш казначей. Мне нужно самому увидеть оставленную мной сиротку. Мы отдадим деньги и сразу уйдём.
Привратница отступила, притянула створку ворот и заложила брус. Через полчаса она снова отворила ворота и сообщила:
- Можно войти старому монаху.
- Сестра! - устало вздохнув, сказал Люпус. - Передай достопочтенной и уважаемой мной метрессе, что в нашем монастыре весьма строгие правила. Казначей должен лично передать деньги в руки метрессе и лично получить расписку.
Двое пришедших, присев перед воротами, прислонились спинами к нагретым солнцем потемневшим от времени плахам. Они терпеливо и молча ждали. Снова приоткрылись ворота.
- Пусть войдёт только монах и принесёт с собой деньги. Он же получит расписку.
- Прости, сестра, что доставляем тебе столько хлопот. Будь так добра, передай метрессе, что если нас не впустят, то денег она не получит, а сиротку мы ждём здесь. Мы забираем её с собой. Сейчас же.
Через полчаса привратница строгим голосом заявила:
- Можете войти. Оба.
Двое смиренно склонившихся монахов, не оглядываясь по сторонам, степенно ступая, дошли до кабинета метрессы.