Кадеты, коим учеба в тягость была, в карты да зернь дулись, с офицеров пример беря, иль развлечения на стороне искали. Что запрещено, то сладостно! Коли таким удавалось из корпуса улизнуть, в кабак заходили, бражничали да ссор искали. Дурь молодецкую выпустить. В полках гвардейских, в Петербурге квартировавших, тож немало недорослей дворянских служило. Вот и дрались на смерть с кадетами. Что за нелюбовь у них промеж собой выходила - неведомо сие. Только бились они страшно. У гвардейцев шпаги длинные, а у кадет мечи короткие. Коль кадет первый удар выдюжит, то с ответом худо уже гвардейцу придется. Веселовский в сих забавах не участвовал. Сторонился. Считал - к чему кровь-то проливать свою, русскую. Для Отечества ее поберечь надо. Хотя искусным стал фехтовальщиком. Мишка Репнин, как-то после шпажного боя учебного, к стене приперт был Веселовским. Пот со лба вытирая, заметил:
- Да, Веселовский, проворен ты дюже! Не дай Бог в бою встретиться.
- Ты что, Мишка? - аж оторопел, - мы ж супротив врагов свое искусство оттачиваем. Мы же слуги государевы.
Через год после поступления чуть не сбылась мечта Веселовского о море. Указ вышел о переводе тридцати пяти кадет Сухопутного шляхетского корпуса в Морскую академию. Брали, правда, в основном новгородцев. Это со времен Петра Великого считалось, что на флот надо брать людей из Архангельской и Новгородской губерний. Император покойный полагал, что из них можно было быстрее сделать хороших моряков.
Как уж упрашивал Алеша начальство… Да все бесполезно было. Во-первых, он числился по Санкт-Петербургской губернии, а во-вторых, опять граф Миних вмешался. Каждую треть года кадеты экзамены сдавали своим преподавателям, а в конце года их экзаменовали публично. Полагалось сие делать или в присутствии Императрицы, или при министрах, генералитете и прочих духовных и гражданских знатных персонах.
На том самом первом публичном экзамене Императрицы не было, зато был Миних, который себя считал здесь главным. Цепким взглядом выхватил он из строя кадет Алешу и тут же вспомнил:
- А, Веселовский. Помню. Как учится? - обратился он тут же к генералу Луберасу.
- Преуспевает, в отличие от многих, ваше сиятельство, - склонив голову, тихо и по-немецки ответил ему генерал. Не хотел, наверно, хвалить вслух.
Но Миних был Минихом. Рявкнул:
- Молодец, Веселовский! Я не ошибся. Выйдешь в офицеры драгунские, послужишь, отличишься, а я еще посмотрю, может, тебя в свой кирасирский полк заберу.
Это и определило судьбу Алешину. Как обратился он к ротному командиру капитану Поленсу, что кадет отбирают на флот, тот сразу и вспомнил слова фельдмаршала:
- Ты что, Веселовский, его сиятельство граф Миних сам определил тебе быть в кавалерии. Потому учись еще лучше и в звания выходи офицерские. А флот без тебя обойдется.
Попытался было Веселовский упрашивать Поленса, да бесполезно. Не до кадета ему сейчас было. Накануне два офицера, служивших в корпусе, поручик Штейн и подпоручик Фабер, были у него в гостях. Карты раскинули. Да повздорили. За шпаги схватились. И поручик Штейн возьми и кольни Фабера в левую руку. Рана-то пустяшная, а шуму вышло много. Теперь всех ждал суд. В солдаты угодить можно было. За дуэли да поединки разные по головке не гладили. К тому ж игры азартные, в карты али в зернь, запрещались. И не докажешь, что играли без интереса, не на деньги, а только для удовольствия. До кадета ли было сейчас капитану Поленсу…
Как горевал тогда Веселовский, как обижался на ротного, что даже выслушать не захотел. Да ничего не поделаешь. Так и остался Алеша в корпусе. А друга его Ивана Голенищева-Кутузова, из семьи лейтенанта флота, перевели в Морскую академию. Не сбылась мечта Алешина. Старшим его назначили над семью кадетами, как в учебе преуспевшего. Именовалось это быть "уставщиком в камрадстве", а по-армейски - капральством значит. Видел Веселовский потом Императрицу Анну Иоанновну. Экзерции солдатские ей кадеты демонстрировали, да выездку конную. Алеша вышагивал перед Высочайшими особами с алебардой, а затем в конном строю вольтижировал. Даже удостоился чести приложиться к руке царственной.
Только парадная сторона жизни не прельщала кадета. Проникался все больше долгом своим будущим офицерским. Долгом вечного служения Отчизне. Служения праведного, честного и нелицемерного, не щадя живота своего до последней капли крови. "Врагам же, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах, храброе и сильное чинить сопротивление. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. Аминь!"
В 1736 году, в связи с войной турецкой, разгоравшейся на южных рубежах, да потерями большими, особливо среди офицеров, состоялся первый выпуск кадет. Как преуспевший в учебе, Алеша был сразу произведен в подпоручики и приписан к Вятскому драгунскому полку.
Кафтан теперь у него был синий, с отложным воротником, обшлагами, оторочкой петель и подбоем красным, по краям все галуном обшито серебряным. Камзол лосиный, рейтузы синие суконные, епанча и нижний ее воротник - красные, а подкладка синяя. Рубашка белая, на шее галстуком черным охвачена. Ботфорты кожаные с раструбами и шпорами серебряными, для пешей службы башмаки. Если нога свободно болталась в ботфорте, то для плотности облегания внутрь закладывалась солома в сапог, и все перехватывалось ремешком. Шляпа с углами закругленными, по краям галуном серебряным обшитая и бант на левом боку, козлиные перчатки с крагами. А еще шарф красовался - трехцветный, с кистями серебряными. Носили шарфы через правое плечо, завязывая кисти на левой стороне, у шпажного эфеса. Также выглядел и темляк офицерский для шпаги, только размера меньшего. Оружие офицера составляла шпага с темляком и портупеей лосиной, которую вне службы носили под камзолом, вставляя в прорезь левой полы. Кроме того, при седле имелась пара пистолетов. Со временем шпага была заменена палашом, ибо в сабельной рубке, в бою конном палаш был намного эффективнее. Сколь гордости было во взгляде, что, наконец, чин офицерский получен!
Вот в таком виде и вступал в службу подпоручик Веселовский. Мечта детская о морях и странствиях дальних забывалась, уходила вместе с детством. Ушла и обида на ротного командира капитана Поленса, что даже слушать не захотел Веселовского, когда отбирали кадет в Морскую академию. Ему и так не повезло.
Отдали под суд капитана за то, что два кадета из их выпуска, Семен Маслов и Иосиф Ватутин, в прапорщики произведенные, напились и передрались между собой. Всех в солдаты определили на шесть месяцев.
Покидали кадетский корпус с ним вместе Сашка Прозоровский и Михайло Репнин. Все вместе и поехали. Полки-то разные им достались, а дорога одна - на юг, в действующую армию.
С началом турецкой войны русского посланника при дворе султана Вешнякова, сменившего на этом посту Неплюева, впервые не арестовали и не бросили в Семибашенный замок, как всегда бывало прежде. Его просто выслали. Но агентура-то осталась. Греки да армяне, проживавшие в турецкой столице и занимающиеся различной коммерцией, исправно снабжали русских сведениями нужными. Узкими улочками рынка, насквозь пропитанными запахами сливаемых нечистот, смешенными с ароматами кофе, нежнейшей халвы и сладковатым дымом кальянов, шныряли быстроногие мальчишки-разносчики. В лавках и кофейнях, казармах и мечетях каждая подслушанная фраза доставлялась по назначению. А затем фелюги, ведомые неустрашимыми греками-рыбаками, на пиратов больше похожими, пересекали Понт Эвксинский. Там их поджидали разъезды казачьи, русским военным начальством поставленные.
Вот и сидел в своем шатре Миних, ломая голову над донесениями из Стокгольма, что пересылались ему из Петербурга, и сравнивал их с данными, доставляемыми из Стамбула - Константинополя.
Ясно, что шведы ведут переговоры с турками. Обогнув Европу, шведские корабли доставили османам пушки, которые теперь стреляют по русским. В обмен шведы ждут денег. Полученные сведения из Стамбула Миних пересылал дальше в Петербург.
Императрица Анна Иоанновна взбеленилась.
- Да что ж это творится! - она сорвалась на крик. - Мы им и денег дали, и трактат они подписали, и нате вам - османам помогают. Дай-то Бог поскорее войну с турками закончить, а тогда уж и шведами займемся. Что молчишь-то, Андрей Иванович? - уже спокойнее она обратилась к вице-канцлеру.
От крика императорского Остерман съежился, испуг изображая, а потому начал вкрадчиво:
- Дразнить сильно шведов не стоит, но и оставлять без внимания их действия нельзя. Ты бы, матушка, запретила для начала вывоз хлеба из наших портов, как обещано было шведам по всем трактатам. А чтоб не сказали они, дескать, нарушаем мы что-то, объявить оным о неурожае в этом году. Самим не хватает. А графу Миниху отписать на Украину, чтоб немедля отправил в Петербург три пехотных да два кирасирских полка. Для нашего спокойствия. Вдруг-де Король шведский полоумный войну объявить нам надумает, - уже спокойно и рассудительно завершал свою мысль Остерман.
- Быть по сему! - одобрила Императрица. - Миниху отписать на Украину о присылке полков. А по поводу запрета на отпуск хлеба повременим. Шведы скажут, что пушки ихние на Туретчине еще со времен Карла XII остались. Доказать сложно обратное. Коли сыщем другие доказательства, тогда объявим. Но пригрозить можно! - прищурилась в злобе.
Отношения накалялись. Шведы были возмущены намеком Императрицы на возможный отказ вывоза беспошлинного хлеба из России и продолжили свои переговоры с турками. С другой стороны, усилили свое присутствие воинское в Финляндии. Еще 6000 человек пехоты отправлялись через Ботнический залив и поступали в распоряжение генерала Кронштета, назначенного командовать всеми войсками провинции.