От себя же граф Кастея добавил немало обидных и даже оскорбительных слов для шведов в отношении их вероломства, бессилия. Умудрился, в запале обидном, затронуть персону самого Короля Фредерика. Подобный поступок посланника французского не мог остаться безнаказанным, а посему граф Кастея был выслан прочь из Стокгольма указом от 18-го марта 1736 года. Партия войны - партия "шляп" - осталась без поддержки Франции.
* * *
В Петербурге Анна Иоанновна отписала Миниху на Украину.
" Дорогой фельдмаршал! Твои руки теперь развязаны полностью. Вопрос со шведами разрешился сам собой. Пусть тебя занимают только турки, коих тебе надлежит сокрушить со всей мощью. К тебе в помощь мы решили направить корпус Кейта, поелику цесарцы заключили 2-го октября мир с французами и более в нашей помощи не нуждаются ".
И Миних продолжал войну с турками, войну действительно ужасающую своими потерями, но славную и победами. Австрийцы, заключив мир с французами, теперь в союзе с русскими тоже включились в боевые действия. Однако турки, быстро раскусив, что цесарцы - это не тот противник, с которым нужно церемониться и осторожничать, нанесли им ряд поражений серьезных.
Русские взяли Азов, несколько раз захватывали Крым, но удержать его пока не сумели, а сокрушительные рейды калмыков и донских казаков на Кубань привели в покорность местных татар, подданных султана. Война все равно должна была закончиться полной победой русских, а как заключительный аккорд этой войны - будет громкая победа и разгром турок под Ставучанами.
* * *
Между тем события в Швеции снова оборачивались не в пользу России. Из-за неудачи, постигшей Левенгаупта в переговорах с французами, резким заявлением как французского правительства, так и посланника Франции на следующем сейме шведского парламента предводителем дворянства был избран граф Тессин - обер-гофмейстер Королевского двора. На этот раз партия "шляп" добилась существенных успехов, не только обеспечив себе большинство среди дворянского сословия, но и среди духовенства и крестьян. В первой же речи, при открытии государственного сейма 30-го мая 1738 года, граф Тессин сорвал овации бурные, заявив:
- Государственные чины всегда готовы предпочесть могучую войну постыдному миру!
Имея большинство в риксдаге, Тессин добился удаления из государственного совета премьер-министра Арвида Горна и шести его сторонников. Место Горна занял знакомый нам уже глава партии "шляп" граф Карл Гилленборг. Партия войны торжествовала. Вновь возобновились переговоры с французами, которых теперь представлял граф Сен-Северен, сменивший высланного Кастею. Голландские долги были погашены русскими, а 10 декабря 1738 года, за их спиной, удалось-таки заключить трактат с Францией, сорвавшийся три года назад. Появившиеся деньги были немедленно направлены на вооружение флота, а также на посылку двух полков пехоты в Финляндию. Сразу после окончания сейма Тессин сам отправляется во Францию получить еще большие гарантии, прежде всего финансовые, поддержки в предстоящей войне с Россией. О том, что война состоится, никто уже даже не сомневался.
Бестужев с беспокойством доносил постоянно в Петербург, что влияние партии "колпаков" с каждым днем уменьшается, и сама ситуация в Швеции на глазах меняется. Флот ускоренно строится, перевооружается, производятся наборы дополнительные в армию, полки перебрасываются в Финляндию, восстанавливаются крепости старые и возводятся новые.
Бестужев добился аудиенции личной у Короля Фредерика и напрямую спросил:
- Ея Императорское Величество не может далее не усомниться в искренности дружбы Швеции, посылающей войска в Финляндию, и считает себя вправе спросить о причине таковых распоряжений?
Король уклонился от ответа прямого. Хитрил. Отвечал Бестужеву шутками. Предлагал не обращать внимание на передвижение каких-то двух полков, которые не могут представлять угрозы для России. Король был занят другим. Отношения с Королевой Ульрикой-Элеонорой, младшей сестрой Карла XII, его занимали более. Они были давно уже натянутыми, и Короля сейчас заботила судьба его двух детей, прижитых вместе с девицей Таубе. Их роман тянулся уже многие годы, и Королю хотелось каким-то образом обеспечить своих незаконнорожденных детей, посему ссориться с риксдагом ему было не с руки. От парламента зависело будущее отпрысков королевских. Понятно, что на трон никоим образом они претендовать не могли, а вот титулы и имения наследственные были в руках риксдага.
Зато ответ официальный правительства шведского был писан почерком войны, откровенным и циничным.
" Так как пограничные крепости в Финляндии находятся в дурном состоянии, то и было признано необходимым отправить туда войска для произведения фортификационных работ и приведения в оборонительное состояние крепостей, чтобы быть готовыми на случай нападения. А так как Швеции хорошо известно, что Россия усиливает свои гарнизоны в тех местах и сверх того подвигает войско к границам Финляндии, то и найдено нужным послать туда подкрепления в несколько тысяч человек ".
Понятнее некуда!
Глава 3
Начало войны турецкой
А Россия продолжала пестовать своих офицеров. Кадетский шляхетский корпус, куда зачислен был Алеша Веселовский летом 1732 года, готовил своих птенцов. Вот-вот вылететь должны они были из гнезда, их вскормившего. Трудности первого года, когда был Алеша в четвертом классе, с шагистикой муторной ежедневной да приемами строевыми, как-то незаметно остались позади. А со временем даже послабление вышло кадетам. Высочайше было определено: "Впредь кадет военной экзерции обучать в каждую неделю по одному дню, дабы оным от того в обучении других наук препятствий не было". Да и капралы прусские были со временем заменены на солдат-ветеранов, состарившихся на службе и вышедших в разряд инвалидов. Старики жалели молодежь неразумную, потому и секли не больно, больше для острастки.
Сама учеба давалась легко Алеше. Не пропали даром старания отца Василия, привившего отроку любовь к учению. Привык и к немецкому, поелику знал его немного от того же священника. Да четверть кадет была из дворян лифляндских и эстляндских, для которых немецкий родным был. Общаясь друг с другом, и языки поневоле учили - одни русский, другие немецкий. Жадно впитывал Алеша все, что преподавали. Иногда и зубрить приходилось, а так все больше пониманием брал. Оттого и стал одним из первых в учении. А это значило многое. Положением корпуса определялось, что выпускные кадеты, "не быв в солдатах и матросах, и иных нижних чинах, предназначались прямо на службу в полки от кавалерии или инфантерии, в фортификации или в артиллерии, в унтер-офицерские и в прапорщицкие звания, а которые больше знают - в подпоруческие и в поруческие или тому подобные гражданские чины или ранги".
Жили кадеты в комнатах по 6–7 человек. Никто Алешу не попрекал, что незнатного рода он дворянского, наоборот, когда заметили, как хорошо он в науках преуспевает, за помощью стали обращаться. А он и не отказывал никому. Помогая другим, и сам повторял то, что на уроке отвечать придется.
Секли, конечно, Алешу и на второй год, и на третий. Только, в основном, за то, что товарищам подсказать пытался, да неудачно. Оттого и любили его, и уважали еще больше друзья-кадеты. А на четвертый год и сечь перестали. Уж больно хорошо он учился. Это заметно выделяло его средь прочих. Много было недорослей дворянских, коим учеба давалась с ба-а-альшим трудом. А то и вовсе не давалась. В Сенат доносили, что свыше одной четверти кадет "ни из каких наук ничего не разумели". Во как! Некоторые, ненавидя учебу да порядки воинские, бежать даже пытались. Только куда? Осенью тридцать четвертого, в октябре, два кадета из дворян лифляндских, Франц Фок и Яков Лилинфельд, взяв лошадей для катания, до самой Нарвы добрались. Так их там и схватили. Фок сильно простудился дорогой, потому его оставили на месте, у врача городского. Но болезнь оказалась тяжелой, и кадет умер в том же месяце. А другого, Лилинфельда, привезли в корпус, и Миних приказал его отправить на полгода в школу для солдатских детей. Вот такой бедою закончился их побег.
Вырос Веселовский, возмужал, в плечах раздался. С трудом умещались под париком буйные русые кудри. А взгляд остался тот же - искренний и чистый. Ладно и мундир кадетский на нем сидел. Сукна темно-зеленого, позументом золотым по бортам вышитый. Парик белый, а в косу вплетены ленточки черные. "Какой красавчик!" - заглядывались на него молоденькие фрейлины, когда при дворе случалось бывать Веселовскому. Только он и не смел поднимать на них глаза. Все помнил матушкины слова о том, что из захудалых дворян они. Куда ему до фрейлин царских! Вот в офицеры выйдем, доблестью да умом достигнем званий, тогда и о женитьбе можно будет думать. Не привлекали Веселовского дамы придворные. Чем-то неестественным, притворным и даже порочным несло от них за версту. Да и сокровенных рассказов своих товарищей по Шляхетскому корпусу - о девках крепостных, что в имениях у них были, или о романах с некими дамами замужними, при дворе Императорском состоящими, Алеша сторонился.
Была ли то правда, али грезы и выдумки юношеские, Веселовского не интересовало. Он думал, что встретится когда-нибудь на его пути та, ради которой можно будет и в огонь, и в воду, и на плаху. А пока надобно было ему сначала в офицеры выйти. Потому и гнал он от себя мысли любовные, все больше к учебе стремился.