- Как ты смеешь вмешиваться в разговор, - сказал он, - и перебивать старших? Сходи-ка лучше да принеси эту книгу. Если есть на земле человек, святостью своей заслуживший унаследовать в память о моем отце этот коран, так это только Абу-Супьян.
- Благодарю тебя, сын мой… Я передам моим сыновьям - у меня их четверо - рассказ о твоем достоинстве и мужестве, - надеюсь, вы станете братьями.
- Я буду рад, почтенный Абу-Супьян. Вот она, эта книга. Храните ее.
- Пуще глаза своего буду беречь!
- В добрый час, Абу-Супьян!
- Спасибо!
Абу-Супьян попрощался со всеми, - не послушался тех, кто советовал ему остаться переночевать, а в путь пуститься с рассветом, - погладил бороду, пожал всем руки, раскланялся и, прижимая к сердцу под шубой драгоценный дар, потянул за уздечку свою старенькую лошадь и медленно двинул из аула в южную сторону. Велика была радость в душе почтенного старика. Пусть теперь ему завидуют все, возомнившие себя самыми истинными служителями веры, пустые брехуны. А их немало в его родном ауле Шам-Шахаре, прилипших к мечети, как смола к стволу дерева.
Странные гости
Всех гостей, конечно же, было не уместить на ночевку в доме покойного Али-Шейха. А потому, по стародавнему кумыкскому обычаю, некоторых, уходя, забирали с собой соседи, и не только соседи, все сельчане… Люди постепенно расходились, когда вдруг, нарушив тишину ночи, заиграл на земле конский топот и, поравнявшись с воротами, быстрый всадник осадил скакуна, легко спешился, отвернул край башлыка, обнаружив отметину на лбу, кривой, как клюв птицы, нос, черные усы над тонкими губами и квадратный подбородок со щетиной.
- Ассаламу-алейкуа, жамиат Агач-аула! - сказал он громко. Это был не кто иной, как Саид Хелли-Пенжи, но его здесь не знали. - Почему не отвечаете на приветствие? - добавил приезжий.
- Да будет отвечено, если уж ты просишь, но сын мусульманина не вправе нарушать обычай отцов…
- Все рушится на этом свете, почтенные, о каком обычае разговор?
- Никто еще не въезжал в аул верхом. Уважающий людей должен спешиться еще за аулом. Вот о каком обычае речь…
- Пустое. Когда кусает змея, об укусе комара не вспоминают, почтенные. Но, простите, у вас, кажется, беда? Могу ли я узнать, кому воздаются почести?
- Одному из достойнейших среди нас, слава ушедшему Али-Шейху. Воздень руки и читай молитву.
- Что? О ком вы? Неужели это правда? - Если бы в этот миг мячом покатилась перед ним шаровая молния, и тогда бы Саид Хелли-Пенжи не испытал такого удивления и досады.
- Да, правда. От нас ушел Али-Шейх.
- Молись, джигит. И знай: храбрость - это умение править не только конем, но и собой.
Саид Хелли-Пенжи прочитал молитву, провел ладонями по лицу, чему последовали остальные, затем, чтобы не раздражать народ, пожал всем по очереди руки, присел на бревно и, глубоко вздохнув, молвил:
- Всегда со мной так, почтенные! Всю жизнь не везет… Или прихожу слишком рано, или уже поздно… Нет чтобы явиться вовремя…
- Время - лисица, будь, говорят, борзой.
- Все в руках аллаха. Его воля править жизнью каждого.
- Хвала аллаху.
- Али-Шейх ждал меня. Он должен был меня встретить. Вот я явился, а его уже нет. Жаль, очень жаль…
- У тебя что, дело к отцу? - спросил Мустафа, подсаживаясь поближе к приезжему.
- Да, было дело, и очень важное.
- Говори какое.
- Что толку. Вряд ли мне теперь кто поможет.
- Я старший сын Али-Шейха, мне отныне платить на земле все долги отца.
- Долга за ним никакого нет. Я привез ему газырь, которого не хватало на его бешмете…
- Ты Хасан сын Ибадага из Амузги? - встрепенулся Мустафа.
- Нет, Хасан убит в Большом ореховом лесу.
- Что?..
- Кто сказал, что он убит?..
- Ты о Хасане из Амузги?..
- Сам видел его мертвым?
Все всполошились и заговорили о Хасане из Амузги: те, кто знал его, и те, кто, может, только краем уха слыхал о нем.
У Саида Хелли-Пенжи сердце захолонуло. Если б не серп месяца, а солнце было на небе, не трудно бы заметить, как побледнело его лицо.
- Ты лжешь! Его уже не раз убивали, не раз, это правда. Но убить не удалось никому, ни губернатору, ни англичанам, ни имаму, ни шамхалу. Не поверим мы в его смерть, пока сами не увидим мертвым!..
- Я ценю вашу веру в него, и мне жаль вас. Вы все, наверное, знали его?
- Знали не все, и даже мало кто знал его, а вот слыхать слыхали о нем многое. Все горцы говорят, что человек он небывалой храбрости. На врагов такого страху нагонял…
- Да, брат мой был таким! Был, почтенные люди… Храбрость, что молния, живет мгновение…
- Так ты его брат?
- Да, двоюродный, - с легкостью солгал он.
- Отец говорил мне, что должен приехать Хасан из Амузги…
- Вот я и явился вместо него.
- Но мужество храбреца и не доят, и не седлают…
- Если селитра и сера будут согласны, они не оставят пули в ружье, - отпарировал Саид Хелли-Пенжи.
- Где газырь? Давай сюда и пошли в дом! - Мустафа перешагнул порог. Ночной гость последовал за ним протягивая газырь.
Мустафа приложил его к газырям отца и сказал:
- Теперь я слушаю тебя.
- В этот газырь заложена бумага. В ней, по-моему, все сказано, - проговорил Саид Хелли-Пенжи, которому ох как не терпелось узнать, что за тайна скрывается в тех словах.
Что делать - аллах не дал ему знаний, и не умеет он по мудреным закорючкам, называемым письменами, читать чужие мысли. Аллах знает, что делает. К его бы способностям да еще и умение читать и писать - несдобровать бы тогда горцам…
Мустафа достал записку и начал читать. На лицо легла тень недоумения и настороженности. Он вновь и вновь перечитал записку. Сомнения не было, речь шла о том самом коране с медной застежкой, что увез Абу-Супьян. В записке черным по белому было написано, что отцу его надлежит передать этот коран в руки гонца с газырем.
- О каком коране здесь речь? - на всякий случай уточнил Мустафа.
- Я ничего не знаю, мне не дано прочесть, что там написано. Если речь идет о коране, значит, есть такой коран.
- У нас в доме был коран с медной застежкой…
- С медной, а не золотой?
- С медной…
- Где же он, если был?
- До захода солнца я передал его в руки уважаемого Абу-Супьяна. Одному из любимых друзей моего отца.
- Это который же Абу-Супьян, не из Шам-Шахара ли?
- Да, он самый.
- Беда, брат мой, беда. Ты не имел права распоряжаться этим кораном! - не на шутку встревожился Саид Хелли-Пенжи.
С этими словами он вскочил в седло. Сейчас ему и вовсе не было дела до укоров почтенных агачаульцев.
- Надеюсь, следы коня Абу-Супьяна я найду на этой стороне? - и Саид показал на юг.
- Да, там…
- Прощайте! Мне надо спешить! - крикнул он и ветром унесся из аула. "Чем горячее огонь, тем дальше приходится засовывать руки в него", - с досадой подумал Саид Хелли-Пенжи.
Недовольно посмотрели ему вслед люди.
- Странный кунак, очень странный. У тебя он не вызвал недоверия, сын Али-Шейха?
- Удивительно, но и мне он показался каким-то странным, - ответил Мустафа. - Уж очень глаза у него бегали и все лицо выражало подозрительную тревогу.
- А что ему понадобилось от тебя? Если это не семейная тайна, может, расскажешь, в чем дело.
- Да нет тут никакой тайны. Ему тоже вдруг понадобился коран с медной застежкой.
- Вах, вах, не тот ли самый, что ты великодушно отдал Абу-Супьяну?
- Другого такого у нас нет и не было.
- Тут что-то не то… Боюсь, с этой книгой связана какая-то тайна.
- Не думаю. Если бы тут была какая-нибудь тайна, отец не скрыл бы ее от меня…
- Чует мое сердце, быть беде…
- Не надо гадать, почтенный. Да будет милостив аллах и избавит людей от бед и горя…
- Может, в этом коране тайна святости владельца его?
- Не знаю. Лучше бы я захоронил его вместе с отцом.
- А отец завещал тебе так поступить?
- Нет. Он же ничего не успел сказать.
- Да, тут все что-то странно… Сколько войн я пережил в нашем краю, но так тревожно на душе у меня никогда не было. Поверите ли, почтенные люди, словно бы мне подарили какую-то радость, а я вот ее теряю… Хочу уберечь, но не ведаю как!
- Старость это, почтенный, старость. Мозг твой серым стал, вот тебе и мерещится счастье. В молодости его не было, а на старости хоть бы и явилось, так на черта оно…
- Может, и пригодится. Ты будто знаешь, какое оно, словно купался в его голубых лучах.
- А ты знаешь?
- Не знаю.
- Ну так и замолчи. Не будоражь людям души. Выдумал еще - голубые лучи. Счастье у каждого свое бывает, как и папаха.
- А у меня вот и папахи нет. Может, в ней бы отыскал счастье…
- В папахе что другое найдешь, только не счастье.
- Ты что это, собачий сын, насмехаться надо мной вздумал?
- А чего глупости говоришь?
- Глупее людей, чем в твоем роду, нигде не было, ослиное отродье!
- Что ты сказал?
- То, что слышал!
- Да я из тебя душу вытрясу! Правду говорят, дом вороны отыщешь по карканью.
- Сдержите их, люди! Что они, ума лишились? Где это видано, чтобы счастье искали в драке.
Два человека почтенного возраста и правда чуть не сцепились друг с другом. Не миновать бы беды, не вмешайся в их свару Мустафа:
- Очнитесь, люди! Вспомните, где вы находитесь. Хотя бы один день чтите память Али-Шейха.