Екатерина Варнава - москвичка. Окончила МГИМО. Работала редактором в Гостелерадио. Ее очерки печатались в газетах "Советская культура", "Неделя", в журнале "Природа и человек". В 1983 году уехала с мужем в Индию, где начала эти записки, которые - в сокращенном виде - мы предлагаем вниманию читателей.
Содержание:
Приезд 1
Красный Форт 2
Холи 3
Приусадебные джунгли 4
На улице и дома 4
К священному Гангу 5
Кашмирская шаль 6
Тадж Махал 7
У тибетки 8
Убили Индиру 9
Похороны 10
Бхопал 11
Екатерина ВАРНАВА
А МОЖЕТ, ВСЕ ЭТО ПРИСНИЛОСЬ?
Записки об Индии
Екатерина Варнава - москвичка. Окончила МГИМО. Работала редактором в Гостелерадио. Ее очерки печатались в газетах "Советская культура", "Неделя", в журнале "Природа и человек". В 1983 году уехала с мужем в Индию, где начала эти записки, которые - в сокращенном виде - мы предлагаем вниманию читателей.
Рисунки В Скрылева
Я уезжала в Индию, впервые так надолго отрывалась от дома, друзей и Москвы. Я уезжала в сказку, в жару, бессонные ночи, муссонные дожди и тропические болезни. Я уезжала в сгусток печальных событий и не предполагала, что увижу Индию в белом цвете траура - убита Индира Ганди, вскоре гибнут тысячи бхопальцев.
Что я узнала и что поняла за это время? Не узнала почти ничего. И чем больше жила и видела, тем меньше, казалось, понимала. Но все больше и больше влюблялась. А потом поняла: сказка - это когда со стороны. Когда сидишь в зрительном зале и смотришь на сцену. А на сцене все экзотично, красочно, в блестках. Сменяются декорации, актеры, суфлеры. Жанры... А вдруг все это время я проспала и то, что видела наяву, пришло ко мне как бы во сне? Но все это трудно придумать...
Я уезжала в Индию.
Самолет, как одинокий лыжник, скользил, почти касаясь снежного бугристого поля облаков. Они лежали плотно-плотно, будто снежный покров здесь никогда не исчезал и не таял, и казались твердыми, тверже, чем сама земля. Иногда вдруг снежное поле резко обрывалось, но и тогда не было ощущения, что под тобой - бездна, как самые глубокие впадины Мирового океана. Думалось, что это - озерцо, только- только схваченное морозцем, прозрачное, не запорошенное еще снегом, просвечивающее насквозь, до самого дна. А наверху, над ним, - небо, черное, в которое проваливаешься взглядом, страшное, далекое и одновременно давящее, с холодными, мелкими зимними звездами. Погода в этой вечной снежной долине никогда не менялась.
Свет в салоне притушен. Почти все спят. Через иллюминатор, покрытый земными морозными узорами, видна далекая полоска облачно-снежного горизонта. Он слегка подсвечен, и непонятно, откуда идет этот свет - то ли сверху, то ли снизу, то ли горизонт светится сам собой... И все вокруг застывшее, недвижимое, скованное морозом, но не мертвое. Ведь это встает солнце - медленно, лениво, будто нехотя. Фиолетовое небо перестает давить, поднимается выше, уносит с собой поблекшие звезды. А горизонт светлеет быстрей и быстрей, надвигается, высвечивает уже полнеба. И смотреть на небо, четко разделенное пополам - на одной половине утро, на другой ночь, - так же необычно и удивительно, как увидеть в заброшенном зимнем саду только что распустившийся куст шиповника с новенькими колючками и нежными цветами, выросший на оазисе оттаявшей и прогретой земли. И сначала не понять, что тут необычного. Или просто не поверить глазам. Ведь не каждый день можно увидеть то, чего не бывает на свете. А уж если увидал, то впитать в себя, запомнить, осознать, раствориться в чуде.
Когда смотришь с земли, смена дня и ночи - вовсе не чудо. Оно спокойное, привычное, закономерное и постепенное, это явление. А с высоты выглядит совсем по-иному - будто кто-то провел сверху по небу линию, которая отделяет день от ночи, и даже нет сумерек: или день, или ночь.
Солнце выпирает снизу, приподнимая облака, как забродившее тесто поднимает крышку и рвется наружу. Уже начинают выплескиваться первые раскаленные капли, а это вспучивающееся облако, вероятно, самое главное на небе, удерживает солнце из последних сил. Облака вокруг, так и не растаяв и не потеряв своих очертаний, горят ярко-рыжим огнем, и от них пышет жаром адского пламени.
Огонь разгорается все сильнее и сильнее, и кажется, что варится роскошное, божественное блюдо. И будет готово вот-вот. Из главного облака поднимается пар, и жалко, что ничего не слышишь, - вокруг, наверное, все шипит, пенится и лопается, а божественные капли, падая на раскаленные адские угли, источают необычайный аромат. Через мгновение облако-кастрюля взрывается, вероятно, с грохотом, хотя этого не слышно, и огненное месиво разливается, не приобретя еще определенной формы, по дымящимся облакам. А еще через мгновение молодой рыжий шар, несущий жизнь всему живому, легко оторвется от родивших его облаков и уйдет вверх, чтобы внизу, на земле, начался новый день. Так рождается новый день, так рождается ежедневное чудо.
Приезд
"...Наш самолет совершил посадку в столице Индии городе Дели. Температура воздуха плюс пятьдесят один градус. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Всего доброго. Лейдиз энд джентльмен..." - продолжал репродуктор.
- Пятьдесят один! - Я в растерянности взглянула на Никиту. - Говорили ведь, что не больше сорока!
- Ась, перестань капризничать. Тем более что сделать ничего нельзя, - вяло возразил Никита.
Толпа в проходе зашевелилась, загудела и двинулась наружу.
Вышли. Вернее, сделали первый шаг по трапу. Пятьдесят один градус.
Воздух не "раскаленный" и не как "в финской бане". Его просто нет. Вместо него в легкие вливается кипящая тягучая жидкость.
- Ничего себе, как тут подтапливают, - присвистнул Никита.
На высоком потолке аэровокзала еле-еле крутились фены, перемалывая душный, насыщенный воздух и обдавая взмокших людей горячими, как из сопла реактивного самолета, потоками.
- Нас кто-нибудь встречает?
- Должны, - растерянно ответил Никита. - В крайнем случае, я знаю адрес.
Большая очередь пассажиров тянулась к хилой стоечке с надписью "неиндийцы". После тщательной проверки паспортов красивый усатый офицер в чалме цвета хаки шлепнул печатью с трехглавым львом и вернул паспорта обратно.
- Никита, мне плакать хочется...
- Здесь неудобно. Придешь домой, поплачешь, - разрешил Никита.
Затарахтели резиновые конвейеры, поехал, чуть покачиваясь, запыленный и помятый багаж, усталый, как и сами пассажиры.
- Борисовы! - донеслось до нас.
Мы испуганно обернулись и увидели спешащего к нам молодого краснолицего человека в очках.
- Вы Борисовы? - спросил он.
- Да.
- Здравствуйте. Я из консульского отдела. Меня зовут Андрей Стругалин, - представился он.
- А нет ли у вас с собой документов? - недоверчиво спросил Никита.
- Да, конечно. Вообще-то вы правы, - улыбнулся Стругалин и вынул из нагрудного кармана рубашки удостоверение.
Работа была интересной. Местные старожилы - журналисты из трех ведущих газет - приняли Никиту довольно сдержанно. Как же, молодой слишком, тридцать один год всего... Они в эти годы, помнится... Но в советах не отказывали.
Никита был доволен. Газета требовала материалы два раза в неделю, и Никита всегда был точен. Кроме того, он, как обычно, много фотографировал.
И теперь привезенные с собой фотографии друзей и даже любимых московских улиц закрывали довольно большое пространство на синей стенке нашего нового жилья.
- Никит, помнишь, мы тут кипятильники покупали? - Я показала на фотографию Каретного ряда, на которой еле угадывался наш "придворный хозяйственный".
- Аська, это же было перед самым отъездом, всего неделю назад, - засмеялся Никита.
- Неужели неделю? Мне кажется, уже год прошел...
"Дорогая бабуля!
Сначала о делах. Почитай, если не видела еще, газету за 10 июля. Там первая Никиткина статья. И написано: "Наш собственный корреспондент в Дели Никита Борисов приступил к работе. Предлагаем читателям его первый репортаж". Здорово, а? Мне это понравилось ничуть не меньше, чем сама статья. А про свадьбу на слонах хорошо написал. И про Дели, каким он его увидел с самолета. Я-то уверена была, что он спит, а он, оказывается, работал... Молодец, правда? Я так рада, больше него, наверное. Первая, она всегда самая главная. Точно знаю, что ты читала, но на всякий случай повторяю еще раз - 10 июля, ищи в единственной газете, которую ты выписываешь. Третья полоса (страница), в самом низу.