- Бог?… - ответила старушка, выкатив глаза, наполовину скрытые клубами удушливого дыма, что вились над ее трубкой из черной глины.
- Да… Бог?
- Бог, - ответила Крисс, - это брат дьявола, к которому тот посылает негодных ребятишек, недостойных того, чтобы гореть в адском пламени!
Получив такой ответ, Малыш побледнел и, хотя он и испытывал огромное желание узнать, где же находится этот ад, забитый огнем и детишками, он не осмелился обратиться еще раз к Крисс с расспросами.
Однако Малыш не переставал размышлять о Боге, единственным занятием которого, если верить словам Крисс, было наказывать детишек, да еще таким ужасным способом.
Тем не менее однажды, чрезвычайно озабоченный, мальчуган решился поговорить об этом с Грипом.
- Грип, - спросил он, - ты когда-нибудь слышал про ад?
- Конечно, Малыш!
- А где он находится, этот ад? И что это такое?
- Не знаю.
- Как ты думаешь… если там сжигают злых детишек, то Каркера тоже сожгут?…
- Конечно… и на самом большом огне!
- А я… Грип… я ведь не злой, правда?
- Ты?… Злой?… Нет… не думаю!
- Значит, меня не сожгут?
- Да никто и волоска твоего не тронет!
- И тебя не сожгут, Грип?…
- Конечно нет!…
И Грип счел нужным добавить, что уж его-то поджаривать вообще не стоило бы, поскольку при такой худобе можно рассчитывать лишь на краткую яркую вспышку.
Вот и все, что Малыш узнал о Боге, все, что он познал о катехизисе. И тем не менее по простоте душевной, по наивности своего младенческого возраста он интуитивно чувствовал, что хорошо и что плохо. Однако если он и не должен был быть наказан согласно предсказаниям старой дамы из "рэгид-скул", то он сильно рисковал подвергнуться наказанию в соответствии с предписаниями господина О'Бодкинза.
Действительно, господин О'Бодкинз был весьма недоволен. Малыш не имел никакого касательства к его графе "поступления", целиком относясь к другой, озаглавленной "расходы". Вот мальчишка, который требует расхода… О! Не такого уж большого, господин О'Бодкинз! Но он и не приносит дохода! Остальные, по крайней мере, воруя и попрошайничая, в какой-то мере, пусть частично, возмещают затраты на жилище и питание, тогда как этот ребенок не приносит ничего…
Однажды господин О'Бодкинз в качестве директора и бухгалтера сделал мальчику по данному поводу строгий выговор, вперив в него сквозь очки свой пронзительный взгляд.
Малыш нашел в себе силы не заплакать.
- Ты ничего не хочешь делать?… - спросил осуждающе О'Бодкинз.
- Хочу, мистер, - ответил ребенок. - Скажите мне… что вы хотите, чтобы я делал?
- Что-нибудь, что могло бы оплатить расходы на тебя!
- Мне очень бы хотелось, но я не знаю… не умею…
- Можно пойти за прохожими на улице… спросить, нет ли у них каких-нибудь поручений…
- Я слишком мал, никто меня и слушать не хочет.
- Тогда надо покопаться в кучах, около тумб! Там всегда можно что-нибудь найти…
- Меня кусают собаки, я слишком слаб… я не могу их отогнать!
- Вот как!… А руки у тебя есть?…
- Да.
- А ноги?
- Конечно.
- Тогда бегай по дорогам за экипажами и лови копперы, раз уж ты не хочешь делать ничего другого!
- Просить копперы?
Малыш испытал отвращение при одной мысли о подобном занятии, настолько это предложение уязвляло его природную гордость. Его гордость! Ах, подумать только! Да! Именно так, и он краснел при одной мысли о том, что будет вынужден протянуть руку.
- Я не смог бы, господин О'Бодкинз! - сказал он.
- А! Вот как, так ты не смог бы?…
- Нет!
- А смог бы жить без еды?… Нет! Не так ли?… Предупреждаю тебя: рано или поздно, но я тебе устрою веселенькую жизнь, если ты не придумаешь какого-то способа зарабатывать на пропитание!… А теперь убирайся!
Зарабатывать на жизнь… в четыре года и несколько месяцев от роду! Правда, Малыш уже зарабатывал на жизнь у бродячего кукольника, и каким способом! Ребенок "убрался" совершенно подавленный. И всякий, кто увидел бы притаившегося в уголке ребенка со скрещенными руками и опущенной головой, не смог бы не проникнуться к нему жалостью. Каким тяжелым бременем была жизнь для этого бедного маленького существа!
Никто даже не может себе представить, что переживают эти крошки, если они с самого раннего возраста задавлены нищетой, и никто никогда не проявляет достаточного сочувствия к их судьбе!
Вслед за выговорами господина О'Бодкинза последовали издевательства школьных сорванцов.
Их просто бесило сознание того, что Малыш честнее их. Они испытывали радость, толкая его на неправедный путь, и не жалели ни коварных советов, ни побоев.
Особенно усердствовал в этом отношении Каркер, и делал он свое черное дело с ожесточением и злобой, столь присущими окончательно испорченным людям.
- Так ты не хочешь просить милостыню? - спросил он однажды.
- Нет, - твердо ответил Малыш.
- Ну что же, глупая скотина, деньги не просят… их берут!
- Берут?…
- Да!… Как только увидишь хорошо одетого господина, у которого из кармана выглядывает уголок платка, подойди к нему, тихонько вытащи платок и… дело сделано.
- Оставь меня в покое, Каркер!
- Иногда случается, что вместе с платком удается выудить и портмоне…
- Но ведь это воровство!
- А в портмоне у богачей лежат уже не медяки, а шиллинги, кроны и даже золотые монеты; их мы приносим сюда и делим между собой, разгильдяй ты несчастный! Да ты просто ни на что не годен, дурачок!
- Да, - подтвердил другой мальчишка, - показываешь кукиш полицейским и сматываешься.
- И потом, - добавил Каркер, - даже когда попадаешь в тюрьму, что из того? Там так же хорошо, как и здесь, - и даже лучше. Там дают хлеб, картофельный суп, сиди себе и ешь в свое удовольствие.
- Я не хочу… не хочу! - повторял Малыш, безуспешно пытаясь отбиться от злых бездельников, которые перебрасывали его от одного к другому как мяч.
Вошедший в комнату Грип поспешил вырвать его из грязных лап малолетних бандитов.
- А ну-ка оставьте Малыша в покое! - воскликнул он, сжимая кулаки.
На этот раз Грип действительно разозлился.
- Знаешь, - сказал он Каркеру, - я редко дерусь, но уж если начну кого-нибудь бить…
После того как малолетние негодяи были вынуждены оставить свою жертву, какие убийственные взгляды они бросали на Малыша, обещая добраться до него, как только Грипа не будет в школе, и даже сулили при первом удобном случае "разобраться с ними" обоими!
- Наверняка, Каркер, тебя сожгут! - заявил Малыш не без некоторого сострадания.
- Сожгут?
- Да… в аду… если ты будешь и дальше таким злым!
Этот ответ довел всю банду нечестивцев едва ли не до колик. Но что вы хотите? То, что Каркер когда-нибудь будет гореть в аду, стало для бедного Малыша навязчивой идеей.
Однако приходилось опасаться, что вмешательство Грипа и его защита могли привести к обратному результату. Каркер и вся остальная братия решили отомстить и защитнику, и его подопечному.
В течение нескольких дней в самых укромных уголках отпетые негодяи "рэгид-скул" то и дело собирались на совет, не предвещавший ничего хорошего. Поэтому Грип постоянно наблюдал за ними, оставляя своего питомца лишь на самое короткое время. На ночь он заставлял приятеля подниматься в чердачную комнатку, под самыми стропилами, где жил сам. Там, в холодном, убогом чулане Малыш был, по крайней мере, защищен от дурных советов и плохого обращения.
Однажды Грип и Малыш отправились прогуляться на песчаный берег Солтхилла, где могли искупаться, получая от этого большое удовольствие. Грип, умевший плавать, давал уроки Малышу. О! Как счастлив был он, погружаясь в прозрачную воду, по которой плавали прекрасные корабли, там, далеко, очень далеко, чьи белые паруса исчезали у него на глазах за горизонтом.
Приятели резвились среди длинных волн, что с шумом и рокотом набегали на песчаный берег. Грип, поддерживая Малыша за плечи, показывал ему начальные движения.
Вдруг со стороны скал раздался настоящий визг шакалов и показалась вся банда "рэгид-скул".
Их было человек двенадцать, причем самых злобных, самых отпетых, во главе с Каркером.
А орали и вопили они потому, что заметили чайку с пораненным крылом, которая пыталась спастись. Возможно, птице удалось бы улететь, но Каркер попал в нее камнем.
Малыш испустил крик, как если бы булыжник попал в него.
- Бедная чайка… бедная чайка! - повторял он.
Грип страшно разозлился, и, возможно, Каркер получил бы хорошую трепку, такую, что этот негодяй запомнил бы надолго. Как вдруг Малыш бросился на берег, в самую гущу орущих дикарей, прося их отпустить птицу.
- Каркер… умоляю тебя, - повторял он, - побей меня… побей… но не трогай чайку!…
Каким взрывом дьявольского хохота встретили его, ползущего по песку, совершенно голого, с тонюсенькими ручками и ножками, с ребрами, выступавшими из-под кожи! А мальчик не переставал кричать:
- Пощади… Каркер… пощади чайку!
Никто не слушал Малыша. Над его мольбами продолжали насмехаться. Банда продолжала бежать за чайкой, а та безуспешно пыталась оторваться от земли, переваливалась с лапки на лапку, и стремилась спрятаться среди камней.
Но все было напрасно…
- Подлецы… подлецы! - кричал Малыш.