Финикиец даже не догадывался, как он близок к истине. Аравийский полуостров по форме действительно отдаленно похож на валенок.
- Что же нам теперь делать?
- Путь назад бесполезен, мы будем только приближаться к Африке. Остается продолжать плыть на восток. Должно же когда-нибудь появиться Бирюзовое море, ведь я сам видел его слияние с океаном! - воскликнул Кумик; оба товарища уловили отчаяние в его голосе. Посовещавшись, они вскоре согласились с таким решением, тем более что альтернативы не было. Нафо пошел спать, а Паладиг задержался по знаку кормчего.
- Понимаешь, я никогда не боялся плаваний. Даже в незнакомых водах. Но там я хотя бы имел выбор, а что здесь? Слева - бесконечная пустыня. Справа - такой же бескрайний океан. Мы просто зажаты на узкой полосе и можем двигаться только вдоль нее, как по коридору. Даже если бросим лодки и пойдем пешком - путь один.
- Ну и что же? Пойдем им. Чего ты теперь-то боишься?
- Понимаешь ли, а вдруг на том конце пути - вовсе не земля или море, а…
- Что? - одними губами спросил ассириец.
- Преисподняя, - так же прошептал финикиец.
- Почему?
- А за наше преступление! Морской бог гневается.
Прозвучало именно то, о чем Паладиг догадался сразу, но не решался признаться даже самому себе. Его и раньше мучила совесть.
- Но ведь мы пожертвовали ему драгоценности женщины и детей!
- Значит, ему мало.
- Что же еще нужно?
- Наверное, чтобы мы во всем сознались товарищам.
- Но ведь тогда придется объяснить им, почему мы никак не можем поплыть к родине - выходит, по нашей вине!
- Придется.
- Вот что. Подождем еще дня три, а тогда решим…
Не первыми и не последними эти двое решали за всех судьбу доверившихся им людей и целых народов.
На следующее утро волнение на море улеглось, и беглецы снова тронулись в путь. И тут случилось чудо: уже через два часа лодки обогнули большой мыс, после чего начался совершенно явный путь на север. Кумик сначала боялся поверить глазам, но потом сомнения исчезли. Вечером моряки увидели заходящее солнце слева. Паладиг по временам ловил взгляд кормчего и подмигивал: мол, где твои опасения? Да и сам финикиец чувствовал себя смущенным, что раздул панику прежде времени. Целый день азиаты наслаждались плаванием к северу, причем высокий обрывистый берег заслонял их от свежего западного ветра. На этот раз, ночуя на берегу, Кумик не занимался посторонними делами, а мирно спал рядом с товарищами. Больших усилий стоило ему не похвастаться перед всеми об изменении к лучшему.
Но уже следующий день принес разочарование. Берег вновь начал поворачивать к востоку, и заходящее солнце беглецы увидели за спиной. К тому же вечером разыгрался настоящий шторм, заставивший надолго укрыться на суше. Однако это не удалось выполнить достаточно быстро, и высокий вал швырнул ближнюю к берегу лодку прямо на скалу. Никто не утонул, даже поврежденную лодку удалось вытащить на сушу, но для дальнейшего плавания требовался серьезный ремонт. Паладиг пересчитал наличные продукты и признал, что пережидать на берегу допустимо не более суток. Из сухих водорослей и обломков лодки сложили костер, еще раз сварили похлебку. Всю ночь море бесновалось, и утром опытный глаз кормчего определил, что непогода развернулась надолго. После длительного совещания было решено продолжить путь пешком, а лодки и наиболее тяжелые вещи зарыть в песок. Трудно было расстаться с уже привычной жизнью на воде и вернуться к пешим переходам, да еще с тяжелым грузом на плечах. Нафо еще подумал, что если когда-нибудь, через сотни лет, люди найдут в песке остатки их имущества и лодок, то будет очень трудно объяснить историю появления египетских вещей в этих пустынных местах.
Идти пришлось опять-таки от рассвета до полудня, и после уменьшения жары - до заката, даже близость бушующего моря приносила мало облегчения. Теперь было ясно, что любые попытки двинуться на север через пустыню - безумие. Да и сейчас на сердце у многих было тревожно. Что делать, если припасы кончатся, а воду или людей найти не удастся? Или если местные жители окажутся врагами, то принимать ли бой такому маленькому войску?
Костер вечером развели на берегу из сухих водорослей, во множестве покрывавших песок. Море продолжало реветь, волны докатывались почти до основания обрыва, оставляя во время прилива лишь узкую полосу для ночлега. Кумик опять поднялся на вершину, осмотрел звезды и сделал вывод, немного радующий душу: Полярная звезда стояла чуть выше, чем в египетской крепости. Значит, путники хоть немного, но продвинулись к северу. Делиться своим открытием он не стал, лучше было подождать. Разговор у костра принял на этот раз какой-то пессимистический оттенок, но причиной было не нынешнее сомнительное положение.
- Египтяне превратили нас в рабов, - начал Оя, - но ведь не они же одни придумали рабство. Почему вообще так: всегда есть силы, способные превратить свободного человека в жалкого раба?
- А в чем, по-твоему, состоит источник богатства власть имущих? - отрезвил его Нафо. - Если бы все были свободными и трудились только за плату, кто пошел бы строить эти пирамиды в пустыне? А пусть тебе объяснит Паладиг, кто бы построил на голом месте Ниневию, дворцы ассирийского царя и его вельмож, если бы его воины не угоняли в плен тысячи других азиатов? Я вот видел стены Вавилона - на них вверху могут разъехаться две четырехконных колесницы - разве не пленники из Сирии и Урарту их строили?
- Интересно другое, - задумчиво произнес Паладиг. - Я знаю свою веру, я беседовал со всеми вами - разве чьи-нибудь боги осуждают рабство? Ведь все говорят - иноверцы должны служить нашему народу. Или еще хуже: бедняк сам виноват, что из свободного человека стал рабом - нужно было хорошо трудиться, а не превращаться в должника.
- Мой старший брат стал воином да пропал где-то в походе, - вдруг вставил Гулани. - А его семью за недоимки забрал в рабство наш начальник области. По-моему, быть рабом у своих соплеменников еще обиднее, чем у чужеземцев.
Эти разговоры навеяли печаль. Свобода - величайшее благо, азиаты заплатили за нее очень дорого, но по-настоящему они свободны в пути: в горах, лесах, на море. А в оседлой жизни они все будут скованы невидимыми цепями, от которых можно бежать лишь в богатство. Но впереди видна лишь та же нищета, из которой их угнали враги.
А на следующий день они уже издали увидели новый оазис. Он не был таким богатым, как первый, но все равно значительно оживлял местность. Появились отдельные глинобитные дома, затем селения. Жители обликом и одеждой напоминали своих соплеменников, но смотрели на путников с большим удивлением, как на диковину. Наконец, появилась неширокая река, со всех сторон окруженная финиковыми пальмами, сикоморами, кустарником. Берега ее были крутыми, что указывало на разлив во время редких бурных дождей, сейчас же она тихо катила мутноватые воды, и были видны пешеходы и всадники, переходившие ее вброд. Дома были построены из камня и глины, многие стены украшены красочными непонятными узорами или кусочками голубого и оранжевого камня. Крепостных стен или высоких загородок для скота видно не было, очевидно, ни хищники, ни враги селению не угрожали. Но вместе с тем кое-что указывало на известную воинственность: у многих всадников к седлам были приторочены связки дротиков, а на поясах висели клинки непривычной, изогнутой формы, без ножен.
Приближение гостей вызвало заметное оживление. Послышался глухой шум, исходящий из центра селения. Первыми прибежали босые мальчишки в одних лишь круглых шапочках и подняли невообразимый гвалт, указывая на копья и луки азиатов. Затем степенно и молча подошли мужчины в уже знакомых белых или серых плащах с капюшонами, за ними семенили женщины, наоборот, трещавшие как сороки. Мимо промчалось несколько всадников, мельком оглядевших нежданных гостей и тут же ускакавших. Только после этого трусцой приблизилось несколько десятков вооруженных всадников, с дротиками наготове. Азиатов заинтересовала порода лошадей: невысокие, тонконогие, с длинной шеей и большими печальными глазами. По-видимому, именно конница составляла главную силу племени, позволявшую не бояться внезапных нападений.