Минуты, только что летевшие, как безумные, тут же растянулись в часы. Факелы загасили, люди попрятались и замерли. Казалось, не будет конца этому томительному и тревожному ожиданию, представлялось невозможным, чтобы часовой ничего не заметил. Однако на этот раз все сошло. По-видимому, столь серьезная охрана назначалась лишь по традиции или же для поддержания дисциплины, а сами часовые относились к обязанностям небрежно. Вновь раздался сигнал, и работа закипела. Одни азиаты вытаскивали из складов все, что попадалось под руку, другие стремительно тащили добычу к лодкам. Уже шесть лодок покачивались на воде, удерживаемые якорями, когда Нафо дал команду на погрузку вещей. Трофеи сваливали, как попало, только в две лодки. Но рабочих рук катастрофически не хватало, и Паладиг со злостью думал о необходимости использовать семь здоровых мужчин для декорации. Кто-то предложил выпустить рабов и подключить их к работам, но предводитель сразу отверг эту идею. Пленных азиатов было всего трое, помощь будет небольшой, а негры, внезапно освобожденные, будут способны на какой-нибудь эксцесс - опыт мятежа в Та-Кемте был еще свеж в памяти. Лучше напрячься самим.
Свет костра распространялся недалеко, основным светильником для "часовых" оставались звезды. Им следовало больше полагаться на слух, и это дало результат. До хетта, сидящего у костра, вдруг донеслось тихое поскуливание откуда-то со стороны казармы. Весь облившись холодным потом, он подхватил копье и побежал за ближний угол. Так и есть, там лежали все три пса, и один уже начинал просыпаться - то ли порция яда оказалась малой, то ли его действие на собаку оказалось не таким длительным, как на человека. Пришлось немедленно прикончить всех троих ни в чем не повинных животных. Затем хетт торопливо пошел к костру, уже начавшему потухать. А как раз в это время произошло новое событие. Дверь казармы вдруг открылась наружу; сириец с топором едва успел прижаться к стене, как вышедший египтянин прикрыл дверь и направился в противоположную сторону, к поселку. Опомнившийся азиат опрометью бросился вдогонку, египтянин обернулся на шум шагов и получил удар топором по голове. Но из-за спешки азиат обрушил оружие не лезвием, а обухом. Оглушенный воин свалился, и тут раздался крик ночной птицы; сириец побежал к двери, забыв оттащить неподвижное тело к стене.
На этот раз до часового что-то дошло. Хотя, окинув взглядом подножье горы, он направился дальше, но как-то неуверенно. Вальтиа был готов поклясться, что египтянин почесывает в затылке. В подсознании часового что-нибудь отложилось: то ли вид лодок, пляшущих на воде, то ли неподвижное тело оглушенного воина. Горец никак не решался подать сигнал отбоя тревоги, хотя товарищи изнывали от нетерпения. "Часовые" тоже не отрывали глаз от зубчатой стены. И вдруг аму, стоящий с луком наготове, увидел на фоне звездного неба силуэт человека с копьем. Часовой вскарабкался на стену между двумя зубцами и, стоя на коленях, всматривался в местность. Азиат твердой рукой натянул тетиву, никогда, кажется, он не чувствовал себя так спокойно. Было понятно: если промах, то через секунду поднимется тревога, а еще многое не готово. В ночной тишине далеко разнесся звон тетивы. Ничего не изменилось. Аму похолодевшей рукой принялся нащупывать другую стрелу, не отрывая взгляда от силуэта врага; тот оставался на месте, только зачем-то слегка раскачивался вправо и влево. И вдруг из рва донесся металлический звон упавшего копья, а через секунду тело египтянина перевалилось через стену и с глухим стуком упало в ров.
Аму тут же побежал к костру, рядом с ним непостижимым образом оказался вездесущий Вальтиа. Узнав о происшествии, Нафо предложил немедленно отплывать, Паладиг же, напротив, велел всем продолжать, в роли "часового" остаться только хетту у костра, а Вальтиа - вернуться на пост. Горец, однако, сначала обследовал ров, чтобы убедиться в гибели упавшего часового. Обломок стрелы торчал у египтянина прямо под основанием горла, поэтому раненый не мог закричать. Вальтиа вытащил изо рва его копье, только потом занял свое место на лестнице. Уже все лодки находились на воде, связанные для буксировки попарно, нос к корме, бешеным темпом шла загрузка. Паладиг подозвал халдея и вместе с ним подбежал к домику для рабов. Дверь была заперта на задвижку, плотно обмотанную проволокой.
- Кумик, ты здесь? - прошептал Нафо.
- Здесь! - не ответил, а буквально выпалил финикиец, столько ему довелось пережить возле двери, сквозь которую доносились только глухой шум какой-то возни и тихие возгласы. Он уже опасался, что азиаты уплывут без него, а египтяне утром казнят всех за отравление собак и помощь беглецам. Беспокойство было таким сильным, что двое товарищей-азиатов проснулись и были посвящены в суть происходящего. Они были близки к тому, чтобы начать подавать голос сквозь дверь. Нафо обратился к Кумику как раз во время.
- Сейчас я открою, буди друзей, - скомандовал халдей, взявшись за проволоку, и вдруг раздался звук, прогремевший в ушах азиатов подобно раскату грома - крик ночной птицы.
Азиаты мгновенно попрятались и затаились, гадая о причинах тревоги. Лишь один из бывших "часовых" поднял копье и появился в пределах освещения от костра. Сигнал подал горец, услышавший шаги за крепостной стеной. Через минуту в просвет стены выглянул тучный человек, протирая заспанные глаза. Внизу царило спокойствие, присевший на корточках человек поддерживал костер, был виден медленно бредущий часовой с копьем, со стороны поселка просматривался страж, сидящий на крыльце дома начальника гарнизона.
- Эй, Себек! - окликнул толстяк кого-то из двоих стражей. Но кого именно, как бы не ошибиться? Времени на размышление не было, но решение напрашивалось само собой: хетт умел чисто говорить на языке Та-Кемта, а "часовой", сириец, - плохо. Поэтому хетт поднялся, угодливо склонился ("часовой" повторил это движение) со словами:
- Да, господин!
- Как дела?
- Все спокойно, господин.
- А где верхний часовой?
- Не знаю, господин, прежде был на месте.
"Господин", начальник крепости или караула, чуть помедлив, повернулся и пошел навстречу маршруту часового, глухо ворча угрозы "уснувшему ленивцу". Нафо стал судорожно раскручивать проволоку, спеша выпустить узников, Паладиг дал команду всем прыгать в лодки. Но тут египтянин миновал периметр и вновь появился в проеме. Неизвестно, чего он хотел, только увидел буквально перед собой чужое бородатое лицо и готовый к выстрелу лук. Не успев крикнуть, начальник упал, но сразу стало ясно, что он только ранен, хотя и тяжело: доносились громкие стоны. Рано или поздно их услышат, так что пора отступать. Горец сбежал вниз и передал все вожаку. Тот приостановил отступление, велел возобновить погрузку, а заодно подпереть дверь казармы снаружи парой досок. В это время рабы, включая негров, были уже на свободе и изумленно озирались. По приказу Паладига нубийцам дали два копья, нож и охотничий лук. Кумик попрощался с ними, посоветовал вывести лошадей и спасаться верхом, а сам хотел направиться к лодкам вместе со всеми азиатами, но ассириец отвел его в сторону и тихо задал несколько вопросов. На каждый вопрос финикиец только кивал головой. Паладиг дал команду на посадку, а сам сунул Кумику в руку меч, и оба помчались вдоль берега в поселок. Они подбежали к домику, на пороге которого сидел Гато в страшной тревоге - он ничего не понимал в происходящем и боялся, что его забудут. Ассириец с запоздалым стыдом подумал, что действительно полностью забыл о существовании товарища. Приказав Гато бежать к лодкам, он следом за финикийцем вбежал в дверь. Будь здесь свидетели, они услышали бы испуганные крики и стоны. Через несколько минут оба азиата бежали обратно, прижимая к груди большие белые свертки. Уже начинался отлив, течение срывало с берега якоря, товарищи с беспокойством ожидали вожака. Оба азиата с разбегу влетели в лодки, их ноги последний раз коснулись африканской земли, но они об этом даже не подумали.
Согласно первоначальному плану люди расселись в четырех передних лодках, по семь человек в одной; каждая вела на буксире по второй лодке. Торопливо, сталкиваясь веслами, азиаты стремились быстрее отплыть, но лодки были большими, тяжелыми, и если бы не отлив, они надолго задержались бы вблизи суши. Как только отплыли, берег исчез из вида, только догорающий костер говорил о его близости. Возможно, обычно этот костер служил маяком для египетских кораблей. Между тем на берегу уже начиналась тревога, в крепости замелькали факелы, донеслись крики. И вдруг внизу казарма, с правого и левого концов, запылала. Послышались уже отчаянные вопли и удары, по-видимому, в закрытую дверь. Затем по самому берегу, в ярком свете пожара, замелькали фигуры египтян. Одни пытались бороться с пламенем, другие кинулись к берегу, откуда теперь лодки стали отчетливо видны.
- Кто? - коротко спросил Паладиг.
Ответом было молчание, лишь потом донеслось чуть слышное: "Нубийцы". И сразу все стало ясно: разумеется, опьяненные внезапным освобождением негры не могли убежать, не отомстив своим мучителям. И выбрали простой способ, подсунув головни из костра под все четыре угла казармы, а сами, наверное, ускакали на конях. Паладиг мысленно похвалил себя за то, что не спешил с освобождением рабов.
- Вот глупцы! - не сдержался он. - Могли бы уходить восвояси, а теперь за ними будет погоня.
- Не такие уж глупцы, - возразил вполголоса Нафо. - Погоня-то будет за нами.