- А куда собирался идти ваш отряд?
- Вниз по реке. Мы не причиняли зла местным жителям. Вам незачем было нападать на нас, - Египтянин постепенно успокаивался, приходил в разум, что-то припоминал, хотя ничего не мог понять в происходящем. - Мы прошли сюда через горы и теперь ищем, нельзя ли вдоль Хапи пройти в Та-Кемт.
- Хапи? Где вы его здесь нашли? - уже для Паладига наступил период недоумения.
- Так вот он, - кивнул египтянин на реку, - Он вытекает из гор с западной стороны, а отсюда вдоль него еще никто не проходил.
Совсем уничтоженный, ассириец выпустил из рук веревку и раскрыл перед начальником папирусы с картами.
- Покажи ваш путь, - произнес он не грозным, а упавшим голосом.
- Вот, - провел по меньшей карте пальцами связанных рук египтянин от синего пятна моря до кружка озера. - А вот Хапи, - указал он на большей карте, - только как он течет через горы, мы еще не знаем. Наш владыка, Великий дом, приказал это выяснить, - Любопытство египтянина все возрастало - кто же это его допрашивает?
Потрясенный Паладиг резко выпрямился и беспомощно оглянулся вокруг. При этом завязка лопнула, а плащ упал на землю, но ассириец этого не заметил. Оправившись от ужаса, вожак наклонился к египтянину и снова стал показывать ему папирусы, но был поражен холодным взглядом и презрительной усмешкой пленника. Глаза того были прикованы к плечу азиата с клеймом раба Великого дома.
Азиат заговорил было, но начальник грубо его оборвал.
- Немедленно развяжи меня, верни мне коня, вещи и эти папирусы, - потребовал он, как хозяин. - А вы все положите оружие и идите за мной. Тогда я попрошу нашего командира вас пощадить и оставить в плену. А если вы этого не сделаете, пощады не будет никому. А живым станет хуже, чем мертвым. И можете меня убить, но тогда вы вообще пожалеете, что родились на свет. И ни о чем меня больше не смей спрашивать, я не буду разговаривать с презренными рабами и мятежниками.
Паладиг слушал и поражался - это бравада или сознание всемогущества Та-Кемта? Собственно, египтянин стал бесполезным как информатор и можно с ним покончить. Но бывший раб хорошо знал, что для египтянина, да еще аристократа, хуже смерти и пыток - унижение. А у азиатов есть возможности принести позор пленнику.
- Мы уходим сейчас же, - скомандовал вожак товарищам. - Не оставлять никаких следов. Пепел и пятна крови засыпать песком. Петье завернуть в одеяло, чтобы кровь не капала, и погрузить на лошадь. Оя посадить на осла. А этого вот - привязать к ослиному хвосту, пусть так и идет. И всем - проклинать его и ругать по-египетски. А ты, - обратился он к Гато, - погоняй его плетью.
Что-что, а египетскую ругань бывшие рабы помнили хорошо. И знали, что к ругательствам следует прибавлять название какого-нибудь покоренного народа, а для коренного египтянина оскорбления хуже просто не бывает. И они принялись изощряться. Паладиг отчетливо видел слезы, катящиеся по щекам пленника. Возможно, тот сам уже жалел о своем высокомерном требовании и об обещании не говорить ни слова. Ведь он был готов к смерти, даже мучительной, но не к унижениям от "диких" народов, в том числе к побоям. Кроме того, его мучили головная боль от ушиба и скорбь по погибшим товарищам. А ассириец вдобавок на его глазах бросил в огонь все свитки, которые являлись плодом долгих поисков в походе; о сохраненных картах египтянин не знал. Впрочем, нам не следует винить людей, детей тех веков, когда о гуманизме и не слышали, а большинство их богов были кровожадными и требовали жертвоприношений. Гато же усердствовал, глубоко мучаясь от сознания своей невольной вины. Ценой его оплошности стали гибель Петье и ранение Оя, и его победа в бою над часовым и поваром не окупали потери. Шумеру казалось, что он теперь станет таким же изгоем в глазах вожака, каким был покойный Лери.
Вновь азиатам пришлось отказаться от прямого пути на родину, вдобавок теперь они пошли обратно. Все надежды связывались с руслом ручья, у которого ночевали накануне. Теперь путь проходил быстро: и не требовалось соблюдать осторожность, и животные выручали. Только на душе было сумрачно: погиб один из вожаков, а его убийца шагает живой. Возле ручья остановились для отдыха; здесь Нафо предложил прибегнуть к обману, направив преследователей вверх по реке, в сторону озера. Лошадь и ослов без поклажи погнали вверх по течению реки, чтобы оставить следы на некотором протяжении, а на мягких местах шагали азиаты, завладевшие обувью убитых врагов. А на обратном пути ноги животных обмотали тряпками, люди же шли по камням или по воде, не оставляя следов. Что касается следов в русле ручья, то они не вызывали беспокойства, ведь ямки указывали на работу египтян, а не на появление посторонних. Когда пленного проводили мимо ям, Паладиг не спускал глаз с бывшего начальника, но видел на лице только скорбь: еще вчера египтянин работал здесь как свободный человек, слуга фараона, с товарищами, а теперь их тела брошены неизвестно где, а его самого ожидает смерть, возможно мучительная.
Подъем продолжался почти до заката, относительно позднего на большой высоте. У истоков ручья животных разгрузили, стреножили, дали остыть, а потом пустили пастись. Люди же поспешили выше, на вершину. Но вместо вершины обнаружили площадку у подножья высокой горы, где можно было расположиться. Паладиг велел, пока не совсем стемнело, собирать камни для могилы Петье. Это оказалось нелегким делом: на площадке была мягкая наносная почва, камни попадались редко, часть их пришлось даже натаскать снизу со склона. Срезали дерн у самого обрыва, положили на землю уже остывшее тело, закутанное в парусину, сложили вокруг камни прямоугольником и принялись читать молитвы. Затем Нафо предложил оставить в могиле какую-нибудь надпись на память. Выбивать надпись на камне было, конечно, долго, поэтому халдей достал краски из ящика египтян. Потребовался папирус, но их Паладиг опрометчиво сжег, а жертвовать картами отказался. И вдруг вожака осенило, и он вытащил из шейного мешочка указ Владыки юга. Теперь, после нападения на египтян, папирус утрачивал силу и становился ненужным. При свете костра Нафо написал родной клинописью на обороте маленького свитка: "Петье, погиб в сражении с египтянами". Следовало указать год по шумерскому календарю, но во время плена сам халдей давно сбился со счета. Свиток уложили в гранитную баночку из-под краски с плотно притертой крышкой и пристроили в головах у покойного. После этого пленника поставили на колени возле могилы, а тело принялись закладывать камнями. Могильный холмик получился невысоким, но это и требовалось, чтобы преследователи ничего не заметили. Камни покрыли свежим дерном и присыпали пылью.
Костер предусмотрительно развели в противоположном конце площадки, и ужин был уже готов. Воспользовались захваченным у египтян котлом и впервые за много дней сварили суп из вяленого мяса и кореньев. К сожалению, припасов у египтян было для шести человек всего на сутки, а для азиатов этого хватило на один раз. Главное, в кухонном наборе нашлась соль в значительном количестве, а также некоторые пряности, так что теперь можно было по-настоящему насладиться пищей. Но прежде всего нужно было разобраться с пленником.
Паладиг вытащил тяжелый охотничий нож и медленно подошел к египтянину. Тот, видимо, уже смирился с мыслью о смерти и скорбел только о самом страшном в судьбе египтянина: погибнуть вдали от Черной земли и не быть погребенным по египетскому обычаю. Скорей всего, эти дикари совсем не станут хоронить его тело, а бросят на съедение хищным горным птицам. Значит, вечная гибель души.
Ассириец намотал веревку у шеи пленника на руку, поднес нож к его глазам и спросил тихо: "Будешь говорить?" В лице египтянина что-то дернулось, но он только отрицательно покачал головой. Ну что же, такую стойкость нужно уважать. Паладиг окинул взглядом выстроившихся рядом товарищей и только начал: "Кто?..", как сразу умолк при виде глаз Вальтиа. Ясно было, что тот никому своего права не уступит. Вожак молча передал нож и веревку горцу и отвернулся. И тут египтянин вдруг заговорил:
- Меня зовут архитектор Нана. Когда наши поймают вас, расскажите им, как найти мое тело.
Ассирийца даже затрясло от злости.
- Если твои догонят нас, то некому будет рассказывать о встрече с тобой, им придется говорить только с мертвецами!
После этого и пленник, и мститель скрылись во мраке в той стороне, где горец уже приметил глубокую расщелину. Азиаты ушли ужинать и долго обсуждали дальнейшие планы. Затем подошли часовые вместе с Вальтиа, а два других азиата пошли охранять пасущихся животных. Горцу никто не задавал вопросов, да он и не стал бы отвечать. После гибели друга и земляка в душе Вальтиа словно погас свет.
Куда держать дальнейший путь? Возвращение к реке было чревато столкновением с египтянами, которое уже не могло кончиться безнаказанно. Впрочем, теперь Паладиг слишком хорошо знал, почему к этой реке возвращаться нельзя. Было установлено главное: горы проходимы. Теперь он поведет товарищей почти наугад, но выдавать страшную тайну не будет, так как это принесет конец его авторитету вождя. Ассириец не жалел о столкновении с врагами, о возникновении новой страшной опасности от народа Черной земли. Азиаты заметно разбогатели оружием, особую ценность представляли три лука со стрелами, да и топор для колки дров был хорошим дополнением к плотничьим топорам. Наконец, любая месть проклятому народу была желанной. А вот раскрытие тайны реки было прямым даром богов.