Возвращение Рамы сопровождалось встревоженным пением хористов; в предсмертной муке затрепетал руками-крыльями коршун. Узнав от Джатаюса о произошедшем, актриса довольно жеманно изобразила горе царевича, после чего внимание зрителей оказалось отвлечено появлением нового персонажа.
На стену, ограждающую выход со сцены, взобрался Хануман - самая знаменитая из всех индийских обезьян. Изображающий Ханумана артист был затянут в белый камзол и узкие белые шаровары. Сзади у него красовался длинный белый хвост, пристегнутый к камзолу в районе лопаток. Лоб, волосы, ладони рук были выбелены, а нижнюю часть лица занимала эластичная обезьянья маска. Почесываясь, он подковылял к ближайшим зрителям и под общий смех стал выискивать насекомых в их головах.
Отдав должное дружелюбной обезьяньей сущности, артист повернулся к Раме и, приветственно сложив руки, подбежал к нему.
Здесь нужно еще одно пояснение. Хануман - не простая обезьяна-альбинос. Он сын бога ветра и советник царя обезьян, которому Рама помог вернуть себе законный престол. Все эти сюжеты, как и сам обезьяний царь, остались за рамками постановки. Зато Хануману была предоставлена возможность сполна проявить себя. Пообщавшись с Рамой, он стал бегать вдоль зрительских рядов, разыскивая возлюбленную своего друга. С не понятной для меня целью его обильно полили парфюмом, напоминающим отечественный одеколон "Шипр" приснопамятных времен. С точки зрения балийцев, этот запах, видимо, был оригинален и очень подходил белой макаке.
Самая патетическая часть повествования началась, когда Хануман узнал, что Сита спрятана Раваной на острове Ланка. Дабы добраться до обиталища демонов-ракшасов, он поднялся на Мировую Гору и прыгнул с нее. После долгого волшебного полета обезьяний мудрец оказался прямо посреди столицы ракшасов.
Участники хора стали перемежать кечак со звуками, напоминающими мяуканье, - это Хануман обратился в кошку, чтобы, оставаясь неузнанным, обследовать Ланку. Ловкий и быстрый, он обежал весь остров, пробрался во дворец Равана и нашел Ситу. Вернув себе облик белой обезьяны, Хануман поведал Сите о том, что Рама ищет ее и собирает армию, чтобы сразиться с Раваной.
За этот успех ему пришлось жестоко поплатиться. Незваного гостя обнаружил царь ракшасов. В этот раз его сопровождали двое слуг, на которых была одежда, скроенная из разноцветных лохмотьев. Их лица скрывали маски, изображающие нечто среднее между физиономиями медведя и свиньи. Движения слуг Раваны были угловатыми и неуклюжими. Тем не менее они вместе с хозяином сумели окружить Ханумана и набросили на него сеть. Под плач солистов белой обезьяне связали руки и поставили на колени посреди сцены.
Это было сигналом для участников хора. Они поднялись и очистили большую часть площадки.
Слуги принесли несколько охапок мелкого хвороста, который стали разбрасывать вокруг Ханумана.
Судя по запаху, он был пропитан спиртом.
Краем глаза я увидел, что близ выхода со сцены появился человек с автомобильным огнетушителем в руках. Действительно, нам предстояло пережить огненное приключение. По легенде, в которую балийцы свято верят, Равана приказал поджечь хвост Ханумана. Мудрая обезьяна была поглощена языками пламени, но не превратилась в ярко-белый пепел. Тело Ханумана было неуязвимо и для огня, и для оружия слуг Равана. Размахивая своим горящим хвостом словно факелом, он поскакал по столице ракшасов и поджег ее. После этого потушил в океане хвост и одним прыжком достиг материка, где его ждал в нетерпении Рама.
На арене вспыхнуло яркое пламя, которое со всех сторон окружило белую обезьяну. Та насмешливо покрутила головой, демонстрируя свое пренебрежение к слугам Раваны, а потом вдруг распрямилась и вскочила на ноги. Неуязвимому Хануману подобные приключения были не страшны.
Демонстрируя это, он стал расшвыривать босыми ногами кучки горящего хвороста. Слуги Раваны и сам великий ракшас с воплями бежали с площадки, а Хануман еще некоторое время изображал нечто вроде пляски на углях.
Когда последняя куча мусора была им растоптана, Хануман поднял к небесам руки, символизируя свою силу и свободу, после чего направился за кулисы, чтобы сообщить обо всем случившемся Раме. Человек с огнетушителем быстро погасил тлеющий хворост, и на сцену вернулся хор.
Остальная часть спектакля меня не впечатлила. Хор слаженно "кечакал", его солисты гнусаво восхваляли воинское искусство Рамы, который сражался с Раваной и его слугами. Но девушка, изображавшая Раму, по-прежнему не могла скрыть свое жеманство. И даже поднимала лук для решающего удара стрелой так, словно это была косметичка, с содержимым которой она предлагала ознакомиться своему противнику.
Совокупными усилиями Рамы и Ханумана ракшасы были побеждены, а Сита, пикантно потупив глазки, оказалась в объятиях своего всеполого супруга. Зрители аплодировали, хор с достоинством раскланивался, я же наблюдал за Мартой.
- Вам понравилось? - спросила она у меня.
- Очень, - почти искренне ответил я. - Но без ваших подсказок я выглядел бы не менее глупо, чем большинство зрителей.
- По-моему, они выглядят не глупо, а довольно но, - парировала моя спутница.
Зрители высыпали на сцену и перемешались с артистами. Мелькали вспышки фотоаппаратов; особенно много туристов хотели сфотографироваться с Хануманом. Подвыпившие англичане плотоядно пристраивались к Раме и Сите.
- Давайте и мы сделаем фотографию! - предложил я.
- О да, конечно, - рассеянно согласилась Марта. - Передайте фотоаппарат моему брату, он попросит артиста, который вам понравился, подойти к вам.
- Дорогая Марта, я хотел бы сфотографироваться вместе с вами, - настаивал я.
- Зачем вам это? - устало спросила балийка, и я неожиданно прочитал в ее глазах холод. - Выберите артиста и фотографируйтесь… Спартак уже ждет вас. На выезде от Улувату будет пробка, а завтра всем нам рано вставать.
Глава шестая
Амок
- Balinesian breakfast, sir.
Возразить было нечего. Потягивая кофе, я читал Стефана Цвейга.
Представление не давало мне покоя. И не столько само действо, сколько то, как на него реагировала публика и в особенности Марта. Неожиданное обнаружение книги Стефана Цвейга я посчитал для себя знаком.
В каждой гостинице есть шкафчики, куда складывают книги, оставленные постояльцами - своего рода бесплатная библиотека. Вернувшись вчера вечером, я заглянул в такой шкаф и обнаружил несколько книг на русском. Помимо потертых детективов там нашелся томик австрийского писателя. Пролистав содержание, я увидел название "Амок".
Время для чтения неожиданно образовалось утром. В половину пятого я проснулся от тревожного сна. Мне снилась Марта, она стояла напротив меня и что-то от меня требовала. Пробудившись, я уже не мог вспомнить ее слов, но ощущение тревоги не проходило.
Умывшись, я вышел из бунгало. Дорожки внутри отеля освещали несколько фонарей. Чуть слышно дышало море, воздух оставался неподвижен - еще не наступило время для запуска певучих воздушных змеев. Но со стороны улицы доносился шум множества человеческих голосов. Я решил полюбопытствовать и проследовал к выходу из гостиницы. Ресепшен представлял собой отдельный домик, через двери в котором постояльцы попадали во внутренний парк нашей деревни. Я ожидал увидеть его двери закрытыми, а охранника и дежурного менеджера спящими. Однако створки были распахнуты, охранник стоял по ту их сторону и смотрел на заполненную местными жителями улицу.
Я никогда не видел сразу столько жителей Нуса Дуа. Нет, они не скрываются от европейцев, предлагая, порой настойчиво, свои услуги, но чаще занимаясь собственными делами в многочисленных лавках или мастерских. Но теперь они вышли на улицу, празднично одетые, в сопровождении разновозрастной детворы. Собственно, детские голоса и были причиной основного шума. Взрослые говорили приглушенно, явно помня о постояльцах ближайших гостиниц.
- Что за гамельнский дудочник вытащил их из постелей? - спросил я у вполне бодрой девушки-менеджера.
С историей о гамельнском крысолове она знакома не была, но объяснила, что сегодня у жителей Бали праздник. Они почитают Госпожу Земли: в стародавние времена именно в этот день начинался осенний сев риса.
- Они идут в храмы поклониться предкам, которые правильно почитали Госпожу Земли.
- А почему праздник отмечают ночью?
- Нужно успеть до рассвета. Тогда в делах будет удача. А сразу после восхода солнца - идти на работу, чтобы не потерять ни минуты доброй кармы. Туристы, проснувшись, даже не заметят, что прошел праздник.
Насмотревшись на торжественно вышагивавших аборигенов, я вернулся в бунгало. Однако заснуть не удавалось, и Цвейг оказался очень к месту.
На завтрак я вышел одним из первых. Чтение окончательно пробудило голову, а зарядка и кофе разогнали кровь в жилах. Я был готов к поездке задолго до того, как за мной заехал Спартак.
Цвейг писал про малайцев. Но и на Бали был свой амок - воинское безумие, которое охватывало воинов, и они разили не только врагов, но и самих себя, испытывая упоение от крови и боли: своей и чужой. Несколько царских семейств, погубивших себя во время голландского завоевания, были обуяны именно амоком. После смерти таких людей почитали как богов - даже если их жертва не приносила победу.