Из гостиной по коридору мы прошли в соседнюю комнату. Это был рабочий кабинет, там царил полный беспорядок. Некрашеные деревянные полки были загромождены книгами, по большей части не переплетенными; в основном это были труды по математике, химии и физике. В одном из углов находились какие-то инструменты, аппараты, механизмы, банки, портативная плита, набор батареек, катушка Румкорфа, один из электрических горнов системы Муассана, который доводит температуру до 4000–5000 градусов, несколько реторт и перегонных аппаратов, образцы металлов и металлоидов, объединенных под названием "редкоземельные элементы", небольшой ацетиленовый газгольдер, питающий висящие в разных местах лампы. Посреди комнаты стоял стол с грудой бумаг, канцелярскими принадлежностями и тремя или четырьмя томами полного собрания сочинений Отто Шторица, раскрытыми на главе, где речь шла о рентгеновских лучах.
Обыск в рабочем кабинете не принес никаких новых сведений. Мы уже собирались уходить, когда господин Штепарк заметил на камине странной формы склянку голубоватого цвета. Сбоку была приклеена этикетка, а через пробку проходила трубка, закупоренная куском ваты.
Господин Штепарк - то ли просто из любопытства, то ли следуя инстинкту полицейского - протянул руку, чтобы взять склянку и рассмотреть ее поближе. Возможно, он сделал какое-то неловкое движение, но стоявшая у края камина склянка упала как раз в тот момент, когда он собирался ее взять, и разбилась о пол.
Разлился раствор желтоватого цвета. Эта чрезвычайно летучая жидкость превратилась в пар со специфичным слабым запахом, не похожим ни на какой другой, таким слабым, что наше обоняние едва его улавливало.
- Черт возьми, - сказал господин Штепарк, - эта склянка упала вовремя…
- В ней, по-видимому, был какой-то состав, изобретенный Отто Шторицем… - проговорил я.
- Сын, должно быть, знает его формулу и сумеет приготовить все заново! - сказал мне в ответ господин Штепарк.
Затем, направляясь к двери, он произнес:
- Пойдемте на второй этаж.
Прежде чем покинуть первый этаж, господин Штепарк приказал двум полицейским остаться в коридоре.
В глубине особняка, с другой стороны кухни, находилась лестница с деревянными перилами и скрипящими ступеньками.
На лестничную площадку выходили две смежные комнаты. Их двери не были заперты на ключ, и, чтобы войти, достаточно было повернуть медную ручку.
Первая комната, расположенная над гостиной, была, очевидно, спальней Вильгельма Шторица. Там находились только железная кровать, ночной столик, дубовый шкаф для белья, туалетная тумбочка на медных ножках, диван, кресло, обитое толстым утрехтским бархатом, два стула. И кровать, и окна - без занавесок. Словом, меблировка была сведена к необходимому минимуму. Никаких бумаг ни на камине, ни на круглом столике, стоявшем в одном из углов комнаты, мы не обнаружили. Постель была еще разобрана в этот утренний час, оставалось только гадать, спал ли кто на ней ночью.
Однако, подойдя к туалетной тумбочке, господин Штепарк обратил внимание, что на поверхности воды в тазике плавало несколько мыльных пузырей.
- Если предположить, - проговорил начальник полиции, - что с тех пор, как пользовались этой водой, прошло двадцать четыре часа, мыльные пузыри уже растворились бы… Из этого я заключаю, что интересующий нас субъект занимался здесь своим туалетом сегодня утром, перед тем как выйти из дома.
- Поэтому возможно, - сказал я, - что он вернется… если только не заметит ваших полицейских…
- Если он увидит моих агентов, они тоже увидят его, а им дан приказ - доставить его ко мне. Но я сомневаюсь, что он даст себя взять!..
В этот момент раздался какой-то шум, подобный скрипу плохо подогнанного паркета под тяжестью шагов. Казалось, что шум доносился из соседней комнаты, расположенной над рабочим кабинетом.
Спальня сообщалась с этой комнатой специальной дверью, что при переходе из одной комнаты в другую избавляло от необходимости выходить на лестничную площадку.
Капитан Харалан, опережая начальника полиции, бросился к двери, рывком открыл ее…
Никого, никого!
В конце концов, шум мог доноситься с верхнего этажа, то есть с чердака, имевшего выход на бельведер.
Вторая комната была обставлена более бедно, чем первая: тут находились складная брезентовая кровать, продавленный от длительного пользования матрац, грубые простыни, шерстяное одеяло, два разных стула; на камине, в котором не было и следов пепла, стоял кувшин с водой и глиняный тазик; на вешалке - несколько носильных вещей из толстой грубой ткани; в комнате был еще ларь или, скорее, дубовый сундук, служивший одновременно шкафом и комодом, в нем господин Штепарк обнаружил довольно значительное количество белья.
Это была, разумеется, комната старого слуги, Германа. Впрочем, начальник полиции знал по донесениям своих агентов, что если окно первой спальни иногда открывалось для проветривания, то окно второй комнаты, выходившее тоже во двор, всегда оставалось закрытым. Это было видно и по оконной задвижке весьма сложного устройства, и по заржавевшим железным жалюзи.
Во всяком случае, комната Германа была пуста. Если окажутся пустыми чердак, бельведер и погреб под кухней, то можно смело утверждать, что хозяин и слуга ушли из дома, очевидно, с намерением больше не возвращаться.
- Вы не думаете, - спросил я господина Штепарка, - что Вильгельм Шториц знал о предстоявшем обыске?..
- Нет, господин Видаль, если он не спрятался в моем кабинете или в кабинете его превосходительства, когда мы разговаривали об этом деле!
- Когда мы пришли на бульвар Телеки, возможно, нас заметили…
- Согласен… Но как эти двое вышли из дома?
- Выбравшись на пустырь… через черный ход…
- Стены сада слишком высоки, а с другой стороны пролегает ров укреплений, через который невозможно перейти…
Итак, по мнению начальника полиции, еще до нашего прихода Вильгельма Шторица и Германа дома уже не было.
Мы вышли из комнаты через дверь лестничной площадки и быстро поднялись на третий этаж, где лестница заканчивалась.
Здесь был только чердак, протянувшийся от одного шпица до Другого. Свет сюда проникал через узкие форточки в крыше. С первого же взгляда стало ясно, что никто здесь не спрятался.
В центре чердака довольно крутая приставная лестница вела на бельведер, занимавший почти всю верхнюю часть дома. На него можно было попасть через люк, который откидывался с помощью противовеса.
- Люк открыт, - сказал я начальнику полиции, который уже ступил на лестницу.
- Действительно, господин Видаль. И поэтому-то здесь гуляют сквозняки… Сегодня сильный ветер!.. Флюгер скрипит на крыше!.. Мы ведь слышали…
- Однако, - заметил я, - мне казалось, что это был скорее скрип пола от шагов…
- Кто же мог ходить, раз никого тут нет…
- Может быть, наверху… господин Штепарк?..
- В этой воздушной клетке?.. Невероятно. Никого нет - ни здесь, ни в других помещениях дома!
Капитан Харалан, молча слушавший мой разговор с начальником полиции, проговорил, указывая на бельведер:
- Поднимемся!
Господин Штепарк первым поднялся по лестнице с помощью толстой веревки, свисавшей до пола.
Капитан Харалан, а затем и я последовали за ним. Можно было предполагать, что в этом узком пространстве поместилось бы не больше трех человек.
Действительно, это была своего рода квадратная клетка восьми футов в ширину и длину, высотой примерно в десять футов.
Там было довольно темно, хотя в пазы стоек, прочно закрепленных между балками крыши, были вделаны стеклянные перегородки.
Темнота объяснялась тем, что, как мы и заметили снаружи, были спущены толстые шерстяные занавеси. Но, как только их подняли, свет широкой волной хлынул через стеклянные стенки.
С четырех сторон бельведера взгляд мог охватить весь Рагз. Ничто не мешало обзору, более широкому, чем с террасы особняка Родерихов, однако меньшему, чем с замковой башни и башни Св. Михаила.
Я вновь увидел Дунай в конце бульвара, южную часть города, над которой господствовали дозорная вышка ратуши, шпиль собора, башня на холме Вольфанга. Вокруг простирались зеленые луга пусты, окаймленные вдалеке горами.