Казалось, на нашем пути природа нарочно нагромоздила всякие препятствия. Тут были оползни, непроходимые заросли, трясины, где легко было увязнуть по пояс. В общем, ни одной тропки, по которой можно было бы шагать спокойно. Кустарники здесь были так же густы, как в тех местах Нового Света, где их еще не касался топор первопроходца. Разница была лишь в том, что кое-где в дуплах деревьев, выдолбленных в виде ниш, стояли статуэтки Мадонны и прочих святых. Изредка нам попадались пастухи, козопасы, бродяги, дровосеки в своих фетровых наколенниках, свинопасы, гнавшие свиней на желудевый откорм. Впрочем, завидев нас, они тотчас прятались в чащу, так что нам только раз или два удалось добиться от них кое-каких сведений.
Порою доносилась методичная стрельба из линейных винтовок, что указывало на сражения аванпостов.
Между тем, несмотря на все препоны и тяжелейшую усталость - нам удавалось делать две мили в день, - мы все же продвигались к Стенэ. Так обстояло дело 9, 10 и 11 сентября. Конечно, местность была труднопроходимой, но она же обеспечивала нам полную безопасность. У нас не произошло ни одной неприятной встречи. Нечего было опасаться услышать страшное "Wer ist da?" пруссаков.
Избрали мы этот путь в надежде встретить корпус Дюмурье. Но мы не могли знать, что он пошел южнее, имея в виду занять ущелье Гран-Пре в Аргонском лесу.
По временам, повторяю, до нас долетал грохот стрельбы. Когда он становился слишком близким, мы делали остановку. По-видимому, в ту пору на берегах Мааса еще не развернулось никаких боев. Происходили лишь отдельные нападения на местечки и деревеньки. На последнее указывали подымавшиеся иногда из-за деревьев столбы дыма и зарево дальних пожаров, освещавшее лес ночью.
В конце концов вечером 11 сентября мы приняли решение идти не к Стенэ, а направиться прямо в Аргону.
На следующий день план стали приводить в исполнение. Все едва тащились, поддерживая друг друга. Душа болела от одного взгляда на исхудалые и посеревшие лица наших мужественных спутниц. Одежда их, изодранная колючками кустарников, превратилась в лохмотья, они плелись гуськом, усталые и вконец изможденные.
Около полудня мы подошли к лесной вырубке, открывавшей большой простор для обозрения.
Недавно здесь произошло сражение. Землю устилали трупы. Я определил армейскую принадлежность мертвецов по синим мундирам с красными отворотами, по белым гетрам и перевязи на груди крест-накрест, сильно отличавшимся от униформы солдат прусской армии небесно-голубого цвета и белых мундиров австрийцев в остроконечных шапках.
Это были французы-добровольцы, которых, наверное, застигла неожиданно какая-нибудь колонна Клерфайта или Брауншвейга. Боже праведный! Они пали не без борьбы: возле них лежали немцы и даже пруссаки в своих кожаных киверах с цепочкой.
Подойдя поближе, я с ужасом глядел на эти горы трупов, ибо никогда не смогу привыкнуть к торжеству смерти.
Вдруг из груди у меня вырвался крик. Господин де Лоран, госпожа Келлер, ее сын, барышня Марта и моя сестра, остававшиеся под деревьями шагах в пятидесяти от того места, где я находился, стояли и смотрели на меня, не решаясь выйти на открытую поляну.
Господин Жан подбежал ко мне первым.
- В чем дело, Наталис?
Ах, как я раскаялся в своем неумении владеть собой. Я хотел увести господина Жана. Но было поздно. Он в ту же минуту понял, отчего я так громко вскрикнул.
У ног моих лежало тело прусского солдата в мундире лейб-полка! Господину Жану не нужно было долго всматриваться, чтобы узнать его форму. Скрестив руки на груди и покачав головой, он произнес:
- Надо, чтобы моя мать и Марта не узнали об этом…
Но госпожа Келлер уже добрела до нас, и ей стало ясно то, что мы хотели скрыть от нее: возможно, менее суток тому назад лейб-полк проходил здесь и теперь находится где-то поблизости!
Ни разу до сих пор опасность для Жана Келлера не была столь велика! Если его поймают, то его личность будет тотчас установлена и незамедлительно последует казнь.
Что ж, следовало как можно скорее бежать из этого опасного для него места! Надо было углубиться в самую густую чащу Ар-гоны, куда не сможет проникнуть колонна на марше! Если бы даже нам пришлось скрываться там несколько дней, колебаться все равно не приходилось. То был наш единственный шанс к спасению.
Мы шли весь остаток дня, шли всю ночь, вернее - не шли, а тащились! Плелись мы и весь следующий день, и 13 сентября к вечеру оказались у границы знаменитого Аргонского леса, про который Дюмурье сказал: "Это французские Фермопилы, но я здесь буду удачливее царя Леонида!"
Ему, Дюмурье, действительно суждено было оказаться удачливее. Вот так тысячи таких же, как я, невежд узнали, кто такой был Леонид и что такое Фермопилы.
Глава XX
Аргонский лес занимает пространство в 13–14 миль, раскинувшись от Седана на севере до маленькой деревушки Пассаван на юге, шириною в среднем две-три мили. Лес этот стоит здесь как передовое укрепление, прикрывая нашу восточную границу почти непроходимой чащей. Тут такой хаос деревьев и водных преград, возвышенностей и рвов, потоков и озер, что войску пройти невозможно.
Лес этот лежит между двумя реками. С левой стороны, от первых кустарников на юге и до деревни Семюи на севере, его на всем протяжении омывает река Эна. А с другой стороны, от Флери до его главного прохода, - река Эра. Потом эта река делает крутой поворот и возвращается к Эне, в которую она и впадает неподалеку от Сенюка.
Основными городами по реке Эра являются Клермон, Варенн, где Людовик XVI был настигнут и арестован во время бегства, Бюзанси, Лешен-Попюле; по реке Эна - Сент-Менегульд, Вильсюр-Турб, Монтуа, Вузье.
На карте этот лес по форме больше всего напоминает громадное насекомое, которое, сложив крылья, спит или лежит неподвижно между руслами обеих рек. Его "брюхо" составляет вся южная, самая большая, часть леса. "Щиток" и "голова" образованы северной частью, возвышающейся над ущельем Гран-Пре, по которому протекает уже упоминавшаяся Эра.
Хотя Аргонский лес на всем своем протяжении перерезан бурными потоками и зарос густым кустарником, его тем не менее можно пересечь по нескольким проходам, очень узким, конечно, но вполне доступным даже для полка на марше.
Мне, пожалуй, следует назвать эти проходы, чтобы дать читателю лучшее представление о том, как развивались события.
Аргонский лес пересекают в разных местах пять узких ущелий. В "брюшке" моего "насекомого", южнее, ущелье Дезилет идет почти прямо от Клермона до Сент-Менегульда; второе ущелье, Лашалад, представляет собой нечто вроде тропы, которая от Вьен-Лешато следует вдоль русла Эны.
В северной части леса насчитывается не менее трех проходов. Самый широкий, самый значительный (тот, что отделяет "щиток" от "брюшка") - ущелье Гран-Пре. Начиная от Сен-Жювена его на всем протяжении омывает Эра, протекающая затем между Термами и Сенюком и впадающая в Эну в полутора милях от Монтуа. Севернее Гран-Пре, почти на расстоянии двух миль, находится ущелье Лакруа-о-Буа (хорошенько запомните это название); оно пересекает Аргонский лес от Бут-о-Буа до Лонгве - это тропа дровосеков. Наконец, двумя милями севернее протянулось ущелье Лешен-Попюле, через которое проходит дорога из Ретеля в Седан; сделав два поворота, оно подходит к Эне напротив Вузье.
Войска приверженцев Империи только по Аргонскому лесу и могли подойти к Шалону-на-Марне. А оттуда им открывался путь на Париж.
Итак, что надо было прежде всего сделать, - так это помешать переходу Брауншвейга или Клерфайта через Аргонский лес, заперев все пять ущелий, по которым могли пройти их колонны.
Дюмурье, большой знаток военного дела, понял это в мгновение ока. Казалось, все очень просто. Тем более об этом надо было позаботиться, пока сами союзники не возымели идеи занять проходы.
План этот давал и другое преимущество - он избавлял от необходимости отступать к Марне, представлявшей нашу последнюю линию обороны перед Парижем. В то же время союзники были бы вынуждены стоять лагерем в скудной Шампань-Пульез, где бы им не хватило никаких припасов, вместо того чтобы рассредоточиться по богатым равнинам за Аргоной и провести зиму там, если случится зимовать.
Проект этот обсуждался во всех деталях. И 30 августа (дата явилась началом его выполнения) Дильон во главе восьмитысячного войска предпринял смелый маневр, которым, как я уже говорил, австрийцы были отброшены на правый берег Мааса; затем его колонна заняла самый южный проход, Дезилет, предварительно заградив проход Лашалад.
Маневр действительно явился довольно смелым. Вместо того чтобы оставаться под прикрытием густого леса, произвели бросок со стороны Мааса, подставив фланг неприятелю; но Дюмурье сделал это для того, чтобы лучше скрыть свои намерения от союзников.