В день выхода на Соловки дул отнюдь не попутный для нас северо-восточный ветер. Поэтому решили пробиваться сначала на север Кемскими шхерами, где остановиться на ночевку на Кузовах - удивительных по своей красоте небольших островах между материком и заповедным архипелагом. Одна из поморских лоций, этих изустных книг древних мореплавателей, советует: "Заходить в становищо у каменя, салма проходная с Шуерецкую сторону (о правой наволок) в полуношник, а в Соловецкую сторону о правой наволок неблиско есть отмель. В те же Кузова с полуношничну сторону становище Чернецкое, салма проходная, заходить в него с Шуерецку сторону о правую луду гладко, а о леву есть корга, ити в север".
Что ж, попробуем последовать совету первопроходцев, переведя сначала писанное ими на современный язык. Не ручаюсь за точность, но звучать это будет примерно так: "Подходить к селению можно проливом (от камня?), продвигаясь при северном ветре от Шуерецкой губы и оставив справа по борту морской мыс, северо-восточнее которого есть мель. На севере тех же Кузовов расположено селение Чернецкое, пролив к которому тоже проходной, заходить в него можно с юго-запада, оставив справа голый остров, по другую сторону которого тянется каменистая мель; идти следует на север".
До этого не один раз суда нашего клуба останавливались на Кузовах. Вот и нынче мы расположились в сохранившейся просторной избе с печью (очевидно, оставшейся от становища, которое "у каменя"). Соловецкие монахи считали эти острова языческими, так как здесь сохранились капища саамов, установивших на одной из пологих вершин свои святилища - каменные сеиды. О них-то я и хочу сейчас рассказать.
Немецкий остров системы Кузовов, в уютной бухте которого бросил якорь наш "Помор", назван в память об одном из нашествий шведов в здешние края. Издалека он, остров, чем-то схож со знаменитой Аюдаг - крымский Медведь-горой. Там, у Черного моря, при большой доле фантазии можно представить себе хозяина лесов, вышедшего на берег испить соленой водицы. Здесь же, на Белом море, Немецкий остров сравним с тюленем, выползающим из воды погреться в лучах щедрого на свет, но скупого на тепло северного солнца.
Так вот по спине этого каменного "тюленя" мы и взобрались на его темечко-вершину, достигнув долины сеидов. И как ни готовил я себя к предстоящей встрече с древним святилищем, но внезапно открывшийся вид заставил остановиться, замереть от безотчетного чувства тревоги и восхищения.
Нет, не грандиозностью строений потрясает эта долина, а скорее многочисленностью, даже можно сказать скученностью усеявших ее сеидов. Наверное, и египетские пирамиды лишь сначала восхищают наших современников величием, а после первого восприятия все же угнетают взор своей бессмысленностью, напрасностью гигантского труда, затраченного на их возведение. Думаю, что по мысли создателей этого святилища долина с хаотично разбросанными по ней сотнями крупных и мелких камней должна была, прежде всего, заставить человека задуматься о бренности своего существования. И не верится, что камни эти смогли столетия простоять на открытом всем ветрам плато…
О сеидах, их культовом предназначении написано немало популярной литературы. Я же, побывав на Кузовах, склоняюсь к одной романтической, что ли, версии. Суть ее в том, что поставленные друг на друга в кажущемся беспорядке камни эти не что иное, как… театр теней. Что приходить в священную долину надо как в театр на вечерний спектакль, когда заходящее солнце тянет от камней четкие длинные тени. И только тогда, как утверждают старожилы, можно увидеть в оживших тенях фантастические фигуры - контуры прошедших столетий.
Не знаю. Может, мне. не повезло, но ничего особенного я в тех тенях увидеть не смог, даже дождавшись заката. А вот вид, который открывается с вершины острова, действительно великолепен: в лучах солнца шелестит - переливается ласковое штилевое море, а в колышущемся мареве, значительно приближающем отдаленные предметы, различимы купола кремля Соловецкого монастыря. Согласимся, хотя бы после празднования тысячелетия крещения Руси, что монахи были рачительными хозяевами, заботившимися не только о материальном, но и о духовном в человеке. И разве той заботой и той смекалкой, с которыми они вплетали в свою хозяйственную деятельность легкоранимую северную природу, нельзя не восхищаться? Это ли не упрек всем нам, на десятилетия упрятавшим соборные маковки в строительные леса и продолжающим варварски эксплуатировать природные богатства Соловков, выдирая со дна заповедных бухт морскую капусту вместе с налипшими на ее листья икринками морских рыб?
Небезызвестный для историков Севера шведский ученый первой половины XVI века Олаус Магнус, первым нанесший на свою морскую карту Кольский полуостров, сообщал в "Истории северных народов" о Белом море: "…Оно очень длинное и широкое и так богато рыбой, что даже, несмотря на огромное количество рыбаков, которые туда приезжают, оно не может никоим образом быть исчерпано". Где сейчас та рыба и те рыбаки? Да и не только в Белом - в Баренцевом море? За все утро до выхода "Помора" на Соловки лично мне удалось поймать лишь несколько керчаков - этих сорных лупоглазых морских бычков, годных разве что на корм скоту, да и то в вареном виде…
Однако рассвет торопит. Подняли паруса. Кормщик, прежде чем взяться за правило, поскреб мачту, дразня - вызывая попутный ветер: в море не до шуток - станешь суеверным. И коч пошел - побежал навстречу всплывшему над горизонтом берегу.
Попутный ветер и поднятый на двенадцатиметровой грот-мачте парус, который поморы по праву называли "прямой благодатью", сделали свое дело - мы вошли в фарватер гавани Благополучия. Последние несколько сот метров пришлось попотеть на веслах: отливное течение пыталось отбросить коч от желанной цели. Желанной для нас в тот вечер, хотя уже на вторые и третьи сутки вынужденной стоянки на Соловках, мы будем все чаще посматривать на гонимые полуночником тучи, с надеждой ожидая попутных южных ветров.
Тем летом на Соловках приступила к работе комплексная экспедиция Академии наук СССР, составляя каталог-свод древних памятников Беломорья. 90 тысяч рублей было отпущено ученым для этих целей. Если разобраться, то это мизерная сумма по сравнению с теми средствами, что тратятся ежегодно не для учета и сохранения, а для промышленной эксплуатации природных богатств заповедного архипелага. Есть в том и доля просто-напросто узколобого мышления отдельных горе-руководителей. Приведу лишь один пример, свидетелем которого был сам.
1 В монастырской гавани Соловецкого кремля
В поселке решили восстановить действовавший когда-то на Соловках водопровод. Для этого вырыли экскаватором канаву и стали выдирать из земли диковинные трубы-бревна. Лишь ученым, прибывшим с нами на остров, удалось прекратить это варварство - трубы-то оказались действительно уникальными. Почти метрового диаметра осиновые стволы были удивительным образом просверлены или прожжены по сердцевине. И служили они монахам, наверное, не одну сотню лет. И еще могли бы послужить при умелом ремонте-реставрации. Во всяком случае, намного дольше, чем современные стальные трубы. Вот вам и Соловки, вот вам и государственный историко-архитектурный и природный музей-заповедник союзного значения…
Но не будем драматизировать случившееся. Как с легкой руки писалось в старые застойные времена, есть на Соловках и положительные примеры. Да и трудно, очень трудно вести затянувшуюся реставрацию кремля при ежедневном наплыве сотен и сотен туристов. Во всяком случае, к концу пятых суток стоянки коча в гавани Благополучия местные экскурсоводы уже рассказывали туристам и о нашем "Поморе", включив его в перечень подлежащих показу достопримечательностей, которых здесь немало. Взять те же самые каменные лабиринты, разбросанные по островам и побережью Белого моря. С ними связана одна из загадок появления и исчезновения морских охотников неолита. Что ж, пользуясь вынужденным затишьем в нашем плавании, расскажу о некоторых гипотезах, так или иначе пытающихся объяснить существование каменных "вавилонов", как называют лабиринты поморы.
В одном из наших походов по Беломорью я познакомился с Владимиром Афанасьевичем Евтушенко - краеведом из поселка Полярные Зори Мурманской области. Помню, как впервые подошел ко мне этот невысокий человек с непокорными седоватыми кудрями и, сунув под нос листок с какими-то кругами-схемами, спросил: "Вы знаете, что это такое? Нет? А ведь это чертеж знаменитых каменных лабиринтов: вот здесь начинается "дорожка", а двойная спираль доведет ее до центра круга и вернет обратно. Понимаете, как все просто? Посмотрите внимательнее… А теперь попробуйте нарисовать схему лабиринта самостоятельно", - Владимир Афанасьевич, перевернув листок чистой стороной, с нескрываемой иронией следил за моими попытками нарисовать нечто похожее на только что виденный чертеж. - "Не получается? И ни у кого не получается с первого раза, потому что надо знать саму идею "дорожки", до которой люди додумались тысячелетия назад. "Дорожки" в неолит…"
Лет двадцать назад Евтушенко "заболел" лабиринтами. Увлечение началось случайно: просматривая историческую литературу, в одной из книг он увидел схему Кандалакшского каменного "вавилона" и добросовестно перенес чертеж в тетрадь. С тех пор Владимир Афанасьевич миллион раз вычерчивал схемы всех известных на Беломорье и в странах Скандинавии лабиринтов и пришел к мысли, что их строители использовали идею исключительного рационализма - стремились выложить из камней непрерывную дорожку на ограниченном участке местности. Зачем? В этом-то и все дело.