Что ж, от нее ничего другого ждать и не приходится - не романтическая натура. Будем гулять с Машей. Маша пока еще не разучилась удивляться, ей все интересно. Почти так же, как и мне. Погуляем на славу. До полуночи.
Ночь, музыка, "бабочки"
- Ты довольна, что мы приехали в Эквадор? - спрашиваю Машу.
- Да, здесь лучше, чем в Москве.
Маша не слишком патриотична. Хотя попытка выяснить, чем именно Кито лучше Москвы, ни к чему существенному не привела. Очевидно, для Маши "лучше" - это когда чувствуешь себя лучше. А почему и благодаря чему - неизвестно.
- Мы могли бы сейчас шататься по острову Цейлон, - напоминаю я наши прежние планы. - Ты бы училась одеваться в сари и рисовала на лбу синюю точку.
- Там, наверное, беднее, - отвечает она.
Так, перебрасываясь малозначительными фразами и раздумывая каждый о своем, мы гуляем по ночному Кито, по самому его центру. Уже двенадцатый час, рычат на Сэйс-де-десьембрэ последние автобусы, все стихает, и только музыка из ночных баров наполняет темные улицы.
Музыка в Эквадоре - это прежде всего румба. Впервые я познакомился с румбой в небольшой очереди в кафе. Был час пик, секретарши хлынули из офисов на обед, образуя разноформенные веселые кучки на улицах. В очереди впереди меня о чем-то оживленно болтали несколько девушек в строгих костюмах из ткани в мелкую клеточку. На прилавке у кассы возвышался телевизор. Хозяин кафе, вечно прогуливающийся между столиками (следит за "уровнем благополучия" клиентов), переключил канал, и в зал хлынула румба, бесшабашная, глупая, назойливая, заводная - все сразу. И тут произошло нечто, чему в русском языке нет соответствующих слов: девушки "в клеточку" вдруг начали танцевать. Прямо в очереди. Нет, они не закружились в вальсе и не затряслись в хип-хопе. Румба в своей основе - это ритмичное топтание на одном месте. И вот, пять или шесть девушек самой разной комплекции самозабвенно топчутся с блаженными выражениями лиц. Через минуту они запели:
- Чики-чики-чики-чики-чики-чики-та!
Обедающая публика одобрительно улыбалась, кассирша цвела, как майская роза.
Позже я ловил себя на том, что все меньше удивляюсь танцующим людям. Оборвыши-пацаны, стоя на лужайке с пакетами яблок и мандаринов в руках, эти малыши-торгаши, заслышав румбу из остановившегося неподалеку автомобиля, без всякого раздумья начинают вытаптывать траву, покачивать бедрами и потряхивать плечами. В переполненном потном автобусе придавленный толстыми тетками парень, вместо того чтобы возмущаться и толкаться, прислушивается к динамику в кабине водителя и вдруг начинает петь:
- Ун, дос, трэс! Байле Мари-и-и-а! Ун, дос, трэс!
Поражают и крайний, невообразимый примитивизм текстов, и однообразие мелодий, и яркая реакция слушателей. Румба - в крови эквадорца, и никакой силой ее оттуда не вытравить. Эквадорец ощущает постоянную потребность в румбе примерно так же, как курильщик - потребность в сигарете, ничуть не меньше. Фактически румба звучит везде. Нет в Кито ни единого автобуса, где бы с рассвета до полуночи не надрывался радиоприемник, извергающий румбу. Сами же радиостанции тоже весьма специфичны. Многие из них крутят румбу вообще без комментариев, без новостей и почти без слов. Их передачи состоят только из коммерческой рекламы (примерно семь процентов эфирного времени) и румбы (все остальное).
Только в дни смуты и экономических ожиданий, в дни политического напряжения, которое нередко захватывает внимание китийцев, водители автобусов переключаются на другие станции, где румба занимает не более двух третей эфирного времени и где иногда говорят не только о музыке и футболе.
Если вы останавливаете такси, то будьте совершенно уверены, что, стоит вам захлопнуть дверь, таксист моментально включит радио - румба! Причем, как правило, громко, резко. Я не помню случая, когда бы таксист не пытался развеселить меня румбой. И всякий раз я прошу выключить радио. Таксисты подчиняются, выключают, но после этого всю дорогу смотрят в зеркало заднего вида, изучающе разглядывая меня, пытаясь понять, что же такое ужасное произошло с этим человеком (то есть со мной), в результате чего он отказывается от музыки.
Странно, но ни в Колумбии, ни в Перу, ни в Чили, ни в одной ближайшей стране румбы практически нет. То есть, конечно, есть, но из нее там не делают культа. Я слышал много колумбийской и перуанской музыки. Все это - выраженная в звуке тоска и печаль индейца, завороженно смотрящего на бесконечный мир, тоска по лучшим краям и небесным дворцам. Другие мелодии, другие ритмы, но те же, "русские", близкие нам мысли. Перуанских индейцев можно слушать часами, не надоедает. Чужое, но до терпкости родное. Чилийцы тоже не редкость в Кито, их можно встретить даже в автобусах, с гитарами в руках. В автобусах они всегда поют о любви, но тоже с печалью, с жалобой, с тоской. Трогает. И никакой румбы, ни малейшего следа!
Как и большинство русских людей, я люблю ездить, люблю, когда меня везут куда-то, люблю смотреть в окно и размеренно, в ритм движению, думать о своих делах, о жизни, думать, думать, думать. Прекрасное занятие - ехать и думать. В такси тоже неплохо думается, особенно если путь не близок. Иногда приятно поразмыслить под музыку. Я, например, уважаю итальянцев эпохи Ренессанса. Старинные менуэты для клавесина - тоже замечательный фон для любых здравых мыслей. Но румба… Не идет ни в какое сравнение. В ней есть что-то дьявольское - под звуки румбы мозг отказывается работать напрочь.
Однажды я поставил такой эксперимент: в такси не попросил выключить радио и попытался вспомнить таблицу умножения. И что же? Даже такая железобетонная информация, навсегда вбитая в мою голову кошмарной зубрежкой в начальной школе, вышла из-под моего контроля, и четырежды восемь получалось сорок пять, а семью шесть - восемьдесят один. Через три минуты я запутался окончательно, не сдержался и попросил выключить наконец этот кошмар. О, какой тяжелейший камень свалился с души! Я отчетливо почувствовал, как из моих мозгов испаряется туман, мои мысли становятся яснее и логичнее, и спустя всего четверть часа я вернулся в нормальное состояние.
Однако ночные улицы центра, освещаемые лишь редкими фонарями и яркими окнами магазинов и баров, прекрасно гармонируют с рвущейся из подвальчиков румбой.
Гуляя, мы с Машей сделали еще одно маленькое открытие: китийцы любят выпить. Разумеется, все выпить не дураки, но днем в столице пьяного человека не найти и с огнем, а ночью - пожалуйста, сколько угодно. Правда, все подвыпившие граждане крутятся у дверей баров, в которых они и подвыпили. Из очерченного светового круга, созданного иллюминацией над входом, пьяница выйти не решается - боится ограбления.
Многие здесь серьезно уверены в том, что на пьяного человека обязательно нападут грабители. Откуда им взяться, ума не приложу. Улицы пустынны, кроме баров и кафе, все закрыто, грабить, собственно, некого и нечего. Так или иначе, но грабители на нашем пути не попадались.
Зато мы встретили кое-кого другого. "Ночных бабочек". Честно говоря, просматривая газеты, я понял, что проституция в Кито хорошо развита, ничуть не хуже, чем в Москве. Здесь есть все, что только может вообразить похотливый ум озабоченного мужчины. Хотя явное предпочтение Отдается "клубам", то есть как бы барам и ресторанам, но с "комнатами". Туда приглашают работать девушек любого возраста и на обыкновенных условиях. Впрочем, везде так. А вот об уличных читать не приходилось. Зато довелось увидеть.
Дело происходит следующим образом: мы идем по красивой петляющей улочке, украшенной узорчатыми изгородями и цветущими палисадниками. Туристический район, полночь, прекрасная теплая погода. Темновато. Навстречу нам шагают две девицы. Расстояние еще значительное, девицы понимают, что один из нас мужчина, а второй, который поменьше (Маша была в брюках), - наверное, пацан какой-нибудь. И, не доходя до нас метров тридцать, они синхронно приспускают кофты. Оголяют не только плечи, но и значительно ниже, чтобы у прохожего не оставалось никаких сомнений. Товар предлагается "лицом". Обоим девчонкам лет по шестнадцать, угловатые, худощавые, совсем подростки. Спрос, очевидно, не слишком, в бар не берут - там предпочитают экзотику, кругленьких индианок, специально для туристов.
Но когда остается десяток шагов, они вдруг различают, что я иду с ребенком, и мгновенно возвращают кофты в их нормальное положение. Им еще стыдно, они неопытны, не обкатаны. Мы с Машей долго идем молча, я не собираюсь комментировать увиденное, читать нотации и прочее. Пусть сама обдумает. Это полезнее, чем переваривать чужую мысль, чтобы в конце концов отбросить ее только потому, что она чужая.