Братцы, водяной! - испуганно шарахнулся один из ватажников. Лесовики остановились, оторопело уставились на выступавшую из трясины голову.
Ты, что ли, очумел, Митрошка? - сердито произнес высокий, густо заросший черными волосами и бородой разбойник, одетый в новый, голубого бархата кафтан до колен и забрызганные грязью красные сафьяновые сапоги с короткими тиснеными голенищами.- Человека от водяного уже не отличаешь?
А ведь, истинно, человек тама! - обрадованно воскликнул другой.- И как его угораздило?
Ночью, должно, попал.
Утоп бы уже. Видать, недавно.
Разбойники оживились.
Почудилось, братцы, костяная игла его коли...- стал оправдываться Митрошка, лесовик с плутоватыми, бегающими, косыми глазками; овчинная шуба на нем была так длинна, что по щиколотку закрывала ноги, обутые в рваные лапти.
Помочь бы надо, а то утопнет,- неуверенно предложил рослый парень, с тонким, подвижным лицом и светлыми, стриженными "под горшок" волосами.
Нет у нас, Ивашко, часу возиться, острожники идут следом!
Да и сам он, может, из них! Вишь, молчит, будто безъязыкий какой!
Айда отсель! Пошли борзо! - послышались озлобленные голоса.
Но тут вмешался чернобородый:
Не гоже так, молодцы! Понапрасну человек пропасть может... Клепа, кинь-ка ему веревку!
Детина в рваном рубище недовольно гмыкнул и не торопясь стал рыться в нарядной, тонкой кожи калите, которая висела у него на поясе. Достав веревку, он свернул ее и с видимой неохотой бросил конец Федору.
За все это время тот, и правда, не проронил ни слова. Болотная жижа покрыла уже его бороду, подступала ко рту. Но не только боязнь захлебнуться принуждала молчать порубежника - среди лесовиков оказались его старые знакомые...
В самом конце зимы разбойная ватага напала на боярскую вотчину, убила дворского и тиуна, а потом чуть не на окраине Коломны разграбила купеческий обоз, который с грузом дорогих тканей, украшений и пряностей направлялся в Москву из Сурожа. Связав, а частью перебив сопротивлявшихся купцов и сопровождавшую их охрану, ватажники, погоняя лошадей, запряженных в телеги с награбленным, устремились к лесу. Но на сей раз немногим из них удалось вернуться в свое логово. В стычке с. конными порубежииками, которых послал вдогонку из острога коломенский воевода, большинство лесовиков полегло на опушке соснового бора, других схватили и увели в город. Уйти удалось лишь нескольким. Сгрудившись вокруг вожака, они укрылись за перевернутыми телегами и с ожесточением отбивались длинными дубинами, топорами и оглоблями от нападавших. Стало смеркаться, в лесу быстро темнело. Порубежники, спешившись, бросились на приступ. Воинам, среди которых был и Федор, удалось растащить завал из телег, бочонков, тюков тканей и ворваться внутрь укрепления. Встреченные градом ударов, они стали пятиться, но тут Федор сделал неожиданный выпад и полоснул мечом по руке вожака. Тот уронил дубину, из раны потекла кровь, окрашивая грязный, истоптанный снег. Остальные продолжали с неистовством сражаться с порубежниками. Вскоре, однако, все было кончено. Но среди убитых и раненых не нашли атамана лесовиков. В наступившей темноте ему и нескольким его сподвижникам удалось скрыться.
И вот Федор встретился с ним снова!
"Может, обойдется?" - решил он, хватаясь за веревку.
Ноги его затекли и не слушались, и, несмотря на усилия рыжего лесовика, он не мог сдвинуться с места.
А ну, пособи кто! - крикнул Клепа; от натуги лицо его стало красным под стать огненным волосам и бороде.- Вишь, как болото держит...
Ивашко первым бросился на помощь. Вскоре Федор уже стоял на тропе. Чумазый, весь в болотной грязи, которая комьями оплывала с его одежды, в одном сапоге - второй остался в трясине,- он и впрямь был похож на водяного. Разбойники окружили его, но теперь уже не хмурились - смеялись.
Ты какого роду-племени, молодец? - спросил его чернобородый. Кажется, он не узнал Федора и теперь, ухмыляясь, разглядывал его своими раскосыми глазами.
Должно, сын боярский аль купец сурожский, не иначе,- хихикал Митрошка.- Мыслю я...
Да погоди ты! - оборвал его атаман.- Завсегда, как оса, лезет в глаза. Дай человеку слово молвить.
Федор, отплевываясь от попавшей в рот грязной жижи, молчал.
Что молчишь? Язык-то, чай, на месте аль, может, проглотил со страху? - потеряв терпение, повысил голос разбойник.- Сказывай, как сюды попал?
- Порубежник я! - с хрипотцой от волнения, но как мог тверже ответил Федор,- Ехал с дозора и попал с конем в топь...- Не доверяя лесовикам, решил ничего не говорить о встрече с врагами: "Такие, как они, не раз поводырями у ордынцев служили..."
Вона какую птицу поймали...- задумчиво произнес атаман, пристально всматриваясь в его лицо.- Из острожников, значит. А не врешь ли, что с дозору? Может, с вотчины валуевской?
Время только зря потеряли, костяная игла ему!
- Что теперь делать с ним?
Ежли оставить тут, мигом наведет погоню.
Дай-ка ему кистенем, Клепа! - сказал рыжему рябой, но тот только буркнул: "Да ну тя!" - и отвернулся, Тогда Епишка подошел к другому, третьему, волнуясь, стал что-то шептать им.
Нечего с острожником возиться!
Кинуть в болото!
Зарубить! - послышались возбужденные голоса.
Хватит вам! - остановил их атаман. На миг задумался, потом решительно махнул рукой: - С собой возьмем, а там видно будет! Может, дознаемся чего про сию ночь...
Не можно мне с вами - беда идет! - воскликнул Федор, но не успел сказать главного. Громкий протяжный свист пронесся над болотом. Лесовики встрепенулись, настороженно уставились на вожака. Чернобородый кивнул им, и тут же несколько человек набросились на порубежника. Рот ему заткнули тряпьем, руки заломили назад и туго скрутили веревкой.
ГЛАВА 4
К вечеру ватажники добрались до своего логова. Шалаши и землянки были искусно скрыты между деревьями икустами - посторонний глаз не мог их обнаружить. Усталые люди молча разбрелись по жилищам, возле Федора остались лишь рыжий лесовик и атаман.
Куда его? - спросил Клепа.
- В ту землянку ! - показал чернобородый, проходя вперед.- Руки не развязуй, а кляп вынь, все одно никто его тут не услышит.
Возле землянки, возвышавшейся над усеянной золотарником и колокольчиками травой, лесовики остановились.
~ Ну, иди, что ль! - Рыжий резко подтолкнул Федора к узкому входу. Но тот лишь отступил на шаг и, повернув голову, исподлобья уставился на разбойников.
Здоров деточка - с места не сдвинешь,-удивленно буркнул Клепа; был он почти как Федор, росл, костист и широк в плечах.
Чернобородый разозлился - лицо его вспыхнуло, темные глаза загорелись недобрым блеском.
Иди, не то порешу! - процедил угрожающе и схватился за нож.
Федор только зубы сцепил; низко пригнувшись, прошел
в землянку.
В нос ему ударил кислый запах сырости и овчины. Пленник лишь успел заметить, что стены и потолок сильно закопчены - очевидно, в землянке жили и зимой, как дверь захлопнулась, и он очутился в темноте. Некоторое время, стоя у входа, пытался обдумать положение, в которое попал, но боль в ноге - подвернул по дороге - не давала сосредоточиться. Сделал наощупь несколько шагов, наткнулся на что-то, упал да так и остался лежать на полу.
Мысль о том, что не успел и теперь уже, наверное, не сможет предупредить ордынский набег, весь день не давала Федору покоя. Когда лесовики вели его по незнакомым местам, старался запомнить дорогу. "Жив останусь-- сбегу и сам обо всем поведаю, а говорить душегубцам про ордынцев не стану: все одно не отпустят в острог". И он решил молчать...
Ерзая на едва прикрытом гнилой соломой и тряпьем земляном полу, пленник долго старался примоститься поудобней. Мешали связанные за спиной руки, ныла нога. С трудом повернулся на бок, затем на спину.
"Что ж дале будет? Завели душегубцы в свое логово, а зачем?"
Наконец он пристроился, дремота понемногу стала охватывать его.
"Должно, не узнал меня чернобородый, потому и не убили до смерти..,"
Когда Федор проснулся, солнце уже стояло высоко в небе - лучи пробивались через отверстие для дыма в крыше землянки. Несколько мгновений он недоуменно озирался вокруг. Вспомнил все, и улегшаяся было за ночь тревога опять охватила его. Да и чувствовал он себя плохо:
нога распухла и сильно болела, нестерпимо терзал голод - два дня уже ничего не ел.
Дверь землянки неожиданно отворилась, и на пороге появился рыжий лесовик. Федор мрачно уставился на него. Постояв у входа, пока глаза привыкли к темноте, Клепа вошел внутрь. Молча бросил пленнику несколько сухарей и кусок мяса, затем достал из сумки нож и разрезал веревку на его кистях.
Федор, злобно ухнув, подался к лесовику, хотел было схватить его, но едва приподнял затекшие руки.
Ошалел, что ли? - удивленно взметнув белесые брови, спросил Клепа. Неторопливо вышел из землянки, закрыл дверь на засов.
Снова оставшись один, пленник долго сидел недвижим. Понемногу успокаивался, вспомнил о еде, которая лежала рядом, и опять ощутил голод. С трудом расправил онемевшие кисти рук, стал растирать их. С жадностью грыз сухари, рвал зубами жесткое мясо. Перекусив, кое-как добрался к рассохшейся двери, прильнул к щели.
Неподалеку горел костер. Вокруг него сидели и лежали десятка два ватажников. Из висевшего над огнем большого клепаного медного котла валил густой пар. За костром, между зарослями красноягодного волчьего лыка и тусклозеленого орешника, виднелись шалаши и землянки. Среди темной зелени великанов дубов ярко выделялись огромные сизовато-синие ели.