Во-первых, "картезианский момент прибавил философского веса gnothi seauton (познай самого себя). Действительно, и здесь все очень просто, картезиев ход, тот, что вполне ясно вычитывается из его "Размышлений", помещает в начало, в отправную точку философствования, очевидность - очевидность, как она возникает, т. е. как она дается, как она на самом деле дается сознанию, исключая какое-либо сомнение. [Значит, именно] самосознания, формы сознания, во всяком случае, касается картезианское решение. Кроме того, стоило очевидности собственного существования субъекта сделаться условием доступа к бытию, как именно это сознание самого себя (теперь уже не в форме очевидности, но как несомненность моего собственного существования в качестве субъекта) превращало "познай самого себя в главное условие доступности истины. Разумеется, расстояние между сократовским gnothi seauton и декартовским философским демаршем огромно. Но вы хорошо понимаете, почему после Декарта принцип gnothi seauton как отправная точка философствования мог, начиная с XVII века, быть воспринят рядом философских практик и процедур. Однако если по понятным соображениям картезианское решение повысило философский статус gnothi seauton, в то же самое время оно - и ниже я хотел бы на этом остановиться - очень способствовало тому, чтобы умалить роль принципа заботы о себе, умалить роль и вытеснить его из горизонта современной философской мысли".
В лекции от 24 марта Фуко предлагает некую общую схему эволюции западной онтологии от Платона до Декарта: припоминание (анамнесис) - упражнение - метод. Он напоминает о том, какой была процедура "обращения взгляда" у Платона, подробно разобранная в первых лекциях курса, какие изменения претерпело обращение на себя в эллинистический и римский периоды у стоиков и эпикурейцев, когда и сложились основные приемы и формы "техники себя", перенятые затем христианством, главным конкурентом которого в первые века нашей эры было гностическое движение, т. е. какой ни есть, а платонизм, и, наконец, говорит о "методе" как отличительной черте новоевропейской онтологии, начало которой положено Декартом. Получается, что до Нового времени (до Декарта, условно) считалось, что истина открывается субъекту в результате проделанной им работы над собой (а это Фуко и называет "духовностью"), а Декарт де устанавливает, что такая работа не нужна, и субъект, как он есть, способен постичь истину. Фуко, следовательно, вроде бы разделяет широко распространенное представление о т. н. "гносеологизме", "субъективизме" (или, что то же самое, "методологизмс") Нового времени, и тем самым "бездуховность" Запада получаст объяснение, которое могло бы порадовать наших отечественных любомудров-евразийцев. Однако не все так просто. Недаром Фуко, коротко изложив общую схему, поскорей возвращается к конкретному материалу. Хотя он и говорит о несомненном оттеснении принципа духовности, кстати, напрямую связывая это со схоластикой, все же, по его мнению, принцип этот, пусть и задвинутый в тень "чистого познания", оставался действенным, и в XIX веке наблюдается его "второе пришествие", мало того, вернувшись к Канту, мы увидим, что "структуры духовности" никуда не исчезли "ни из философской рефлексии, ни, возможно, даже, из знания". И наконец, в лекции от 3 марта, второй час, прямо говорится о том, что восходящее к греческому те-lete латинское meditatio - это не размышление в смысле напряженного думания о чем-то, а упражнение по усвоению мысли, некоторое испытание и опыт самоотождествления, и когда Декарт пишет свои "Meditationes", он имеет в виду именно этот смысл.
Это очень важное утверждение, ведь речь идет о пресловутом картезианском "методе", об учреждении некой новой онтологии - именно новоевропейской, о рождении новоевропейского субъекта, который взял на себя слишком много: быть всеобщим субъектом, т. е. если слово "субъект" понимать по-старому - всеобщим основанием сущего. Как это понимать? Сущее - это то, что есть, существует. Всеобщее основание сущего - это то, на чем держится все, что ни есть. С 1637 года (год публикации "Рассуждения о методе") сущее держится на субъекте. - В каком смысле? - В том и только в том, что субъект, мыслящий сам себя мыслящим что-то и тем самым убеждающийся в том, что мышление им чего-то (чего угодно) - абсолютная достоверность (не в том смысле, что то, что он мыслит, так и есть, а в том, что мыслимое им несомненно в качестве мыслимого им), оказывается точкой отсчета дли удостоверения каких угодно существований. Все существующее "упаковывается" в субъект-объектную парадигму. Удостоверено в своем бытии может быть только то, что предстало или может предстать перед субъектом в качестве объекта. И если в принципе всякий субъект способен помыслить себя мыслящим что-то, то и не надо никакого особенного "попечения" о себе: субъект - такой, какой он есть, без какой-либо "духовной работы" над собой - получает доступ к истине. "Картезианский момент" придаст веса принципу "познай самого себя" и умаляет значение "заботы о себе".
Это так и не так. Потому что, с другой стороны, cogito, как подчеркивает Фуко, - это meditatio, упражнение, игра, ставка в которой сделана па изменение субъекта и как раз с прицелом на то, чтобы он не "забылся", не забыл себя в объекте. Когда-то между Фуко и Жаком Дсррида возник спор по поводу картезианского субъекта. Так или иначе, но теперь Фуко говорит о том, что картезианское "размышление" модифицирует самого субъекта, он выходит из него не таким, каким вошел, но преображенным, а что же это, как не "забота о себе" в действии? Meditatio - это "опыт самоотождсствления", прихождения в себя, пробуждения. Иначе говоря, именно "размышление" и есть упражнение той самой способности пользоваться собственным, а не заемным разумом, которой отличаются "совершеннолетние" и о которой писал Кант в работе "Что такое Просвещение".