То, что неуклюже передаваемые смыслы родились "не здесь", еще ничего не говорит об их глубине и ценности. Просто тут действует презумпция осмысленности: мы верим, что если кто-то долго и серьезно о чем-то рассуждает, то в его рассуждениях есть смысл. И мы пытаемся до него добраться. Есть и другие презумпции. Прежде всего - известность, слава, точнее, признание. Что касается Фуко, то он - автор признанный, какое-то время - модный. Мода - одно из свидетельств признания, а признание - это когда какое-то число людей признательны кому-то за то, что он сумел сказать то, что, как им кажется, они ощущали, но выразить не могли. Значит, Фуко сказал что-то важное. Или, может быть, ему поверили, что он скажет, и повалили на его лекции, где, как ожидалось, должна была "произвсстись" истина. Очевидно, в чем-то ожидания эти сбылись, потому что Фуко стал и признанным, и модным автором. На обложке первого тома русского издания его статей и интервью, которое называется "Интеллектуалы и власть", помещена фотография Фуко с рупором в руках в окружении серьезных молодых людей - олицетворение власти интеллектуалов, "умников", выступающих от имени ума "как такового". Этот ум, тот, которым держится власть интеллектуалов, - вещь очень интересная. Он - ничей, хотя, конечно, существует только там и тогда - где и когда кто-то что-то понимает. То, что понял Фуко и пытается растолковать своим слушателям в курсе лекций, названном "Герменевтика субъекта", касается "себя". То есть его самого и каждого из нас, когда мы поворачиваемся к "себе", желая быть "самими собой", жить не заемными соображениями, а собственными, своей жизнью, а не чужой. Такое обращение внимания на самого себя кажется нам делом вполне естественным и не ахти каким сложным: посмотри на себя, говорит заботливая мамаша перепачкавшемуся ребенку, на кого ты похож. По сути дела, она говорит ему нечто элементарное: остановись, приди в себя, опомнись. Но при этом элементарный жест обращения на себя оказывается элементарным и в другом смысле - в смысле элемента, или "стихии", в которой учреждается некая онтология, коль скоро здесь "быть" и "мыслить" существуют в изначальном единстве. Не обратившийся на себя, не озаботившийся собой не способен ни быть, ни мыслить; его впечатления и чувства - не его впечатления и чувства, а некоторое броуновское движение их неоформившихся зачатков, подчиненное простейшему психическому регулятору - стимул-реакция. Это дикарь. Современное образование далеко не всегда может уберечь от такого дикарства и свойственных ему комплексов. Меж тем с давних пор в разных традициях существовало то, что можно назвать "культурой себя", вот о ней и ведет речь Фуко. Можно возразить: что ж тут нового? Разве тема личности, ответственности и свободы - не одна из главных в истории мысли? В конце концов, о чем как не о субъекте и объекте как основополагающих категориях толкуют философы? Да, толкуют. Но только прежде чем говорить о субъекте и объекте, надо бы спросить, а откуда они взялись? К тому же понятие "субъекта", близкое по своему значению к "личности", к тому, что привычно обозначается личным местоимением первого лица единственного числа - "Л", и противопоставленное "объекту" как чему-то внешнему, - образование относительно недавнее, новоевропейское. Конечно, нам уже никуда не уйти от этого новоевропейского "Я", средоточия сознания и духовности (некоторым фундаменталистам оно кажется бездуховным), и все же надо понять, что в традиционной заботе о себе (античной и средневековой) заботились не о нем, а именно о "себе" (почему у Фуко все время soi, а не je), хотя бы потому, что первого еще не было. Забота эта в разных школах и традициях принимала разные формы, как разным было и обращение на себя. В нем могла перевешивать нормативная сторона, доминировать некоторое "правило жизни", но могло выходить на первый план и искусство - искусство быть собой, которому главным образом и посвятил Фуко свой курс.
* * *
Широкая известность Фуко - в том числе и у нас - избавляет от необходимости представления его читателю. У читателя, наверняка, представление о нем уже сложилось. Если чего-то в этом представлении не хватает, то нехватка с лихвой возмещается сведениями, приводимыми г-ном Гро в приложении к отредактированному им курсу. Курс этот, как утверждает г-н Гро, занимает особое место в творчестве Фуко. Так оно и есть. Курс многое объясняет: восьмилетний перерыв, разделивший выход в свет первого и второго, а вместе с ними и третьего, томов "Истории сексуальности", опубликованных в год смерти Фуко, отказ от написания объявленных пяти томов, которые должны были последовать за "Волей к знанию", и радикальную смену - не столько тематики, сколько угла зрения на всегда занимавший Фуко вопрос о власти и знании, а также анализируемого материала. Эта коррекция курса (не читаемого курса, а направления исследований), "обращение перспективы", как выражается Франсуа Эвальд, интересна и сама по себе, и как иллюстрация того, что можно назвать "методом" Фуко, состоявшим, по его словам, в отсутствии метода, или "слепом эмпиризме".
В приведенной в сноске цитате Фуко ведет речь об "отношениях между истиной и властью", о том, что у нас нет "общей теории", для того чтобы эти отношения "воспринять". Мы не ошиблись: нет теории не для того, чтобы эти отношения объяснить, а для того, чтобы их воспринять. Не зная толком, ни что такое истина, ни что такое власть, мы пытаемся выяснить, как они соотносятся друг с другом, влияют друг на друга и т. д. Метод заключается в том, чтобы говорить о чем-то неизвестном сообразно неопределенному методу. Конечно, это странное определение метода, но что бы за ним ни стояло, мы имеем дел-о с метаморфозой самой теории как умозрения, в свете которой (метаморфозы) только и могут встать на свое "умное место" употребляемые Фуко выражения и термины. И хотя термины эти принадлежат концепции, автор которой, безусловно, Фуко, не надо думать, что он авторитетно распоряжается насчет того, каким быть "умозрению", что он - автор теории в смысле складывающихся где-то когда-то познавательных процедур и виновник ее метаморфоз. Изменения эти - как изменения климата: они наступают, происходят, случаются не по нашему желанию, но лишь провоцируются нами, нашей многообразной деятельностью. Слишком многие факторы на них влияют. Поэтому и проблемы, с ними связанные, скорее, экологического свойства, и Фуко, в лучшем случае, отдает себе (и нам) в них отчет. Однако, не зная, в чем состоят эти изменения, не испытав на себе их воздействие, мы плохо поймем, чем же занимается Фуко в курсе, озаглавленном "Герменевтика субъекта", ведь мы, к тому же, живем в немного другой климатической зоне.