Жильбер зарделся, как девушка, и неопределенно помахал рукой. Филипп снова взглянул с неприязнью на длинные грязные пальцы нового знакомца с потемневшими ногтями.
– Я глубоко поражен, – проговорил Жильбер, с трудом подбирая слова. – Но полагаю, вы к этому привыкли. Вы родились в Святой земле?
Филипп кивнул. В это время слуга поставил перед ним первое блюдо. Жильбер покосился на своего соседа, желая посмотреть, как он будет есть эту странную пищу, прежде чем самому приступить к трапезе.
– Но что вас так поразило, Жильбер? – снова спросил Филипп.
– Ну, вы совсем не представляете себе, как мы живем в Нормандии? – сказал Жильбер.
– Я совсем ничего не знаю об этой стране, – признался Филипп. – Но это только городской дом моего дяди, знаете ли. А в Монгиссарде…
– Только его городской дом! – воскликнул Жильбер. – Вы бы видели замок Эссейли. Мой отец считается богатым человеком, но его поместье кажется простой хижиной по сравнению с этим домом! Полы там покрыты сухим тростником, на котором, прямо с собаками, спят слуги. Во всем замке всего один ковер, и тот в соларе. Солар тоже маленький. Моя мать и сестры сами наводят порядок в замке.
– Полы покрыты тростником? – переспросил в изумлении Филипп, поморщившись.
– Да, и притом имеющим отвратительный запах, – с горечью подтвердил Жильбер. – Я никогда не обращал внимание на этот запах, пока не оказался здесь, на Востоке. Впрочем, вам этого не понять.
– О нет, я понимаю, – с сочувствием отозвался Филипп. – Подождите, когда наступит настоящая жара, и тогда, оказавшись на улицах Иерусалима или Аскалона, вы узнаете, что дурно пахнуть может и у нас!
– А-а, на улицах, – протянул Жильбер, снова махнув рукой, и вдруг его взгляд упал на ухоженные руки Филиппа с чистыми ногтями. Он снова покраснел и смутился. – У меня такое чувство, что по сравнению с вами я просто грубый варвар, – пробормотал он, пряча свои руки под стол.
– Не говорите глупостей, – поспешил разуверить его Филипп. – Вы должны погостить у нас в Бланш-Гарде. И скоро вы ко всему привыкнете. – Слушая д'Эссейли, он чувствовал, что юноша нравится ему все больше. – Расскажите мне о своем доме, – попросил Филипп.
– Даже не знаю, с чего начать. – Жильбер снова обвел взглядом комнату. – У нас совершенно голые стены, нет таких, как здесь, шелковых занавесей. Зимой очень холодно.
– Но ведь у вас есть камины?
– Да, но от них дым по всему дому. Так что всю зиму щиплет глаза, а от сквозняков стынут ноги и болит горло. Если сидеть у камина, поджариваешься с одной стороны и замерзаешь с другой. И вся одежда пропитывается дымом, как будто вас засунули в костер.
– Не может быть! – не поверил Филипп.
– Может, может! Может даже еще хуже, чем вы можете себе представить! – с чувством сказал Жильбер. – А что касается мебели, – тут он рассмеялся и указал рукой на мягкую обивку на кресле, – во всем поместье Эссейли не найти такого мягкого, удобного сиденья. Нет, вам лучше навсегда остаться на Востоке, Филипп.
– Останусь, – пообещал Филипп. – Но почему вы решили уехать из Нормандии?
– О, я младший сын в семье. И мне нечем было заняться в Эссейли. К тому же мой дядя сделал себе здесь карьеру. Мой отец постарался дать мне все, чтобы я ни в чем не нуждался, но мое путешествие сюда обошлось ему слишком дорого.
– Да, венецианцы берут очень много за морские перевозки, – согласился Филипп. – Но мы не можем обойтись без них и их торговли.
– Вы случайно не знаете барона, который хотел бы принять к себе в отряд еще одного рыцаря? – спросил Жильбер.
– Знаю! И даже многих, – ответил Филипп. – У нас постоянно не хватает рыцарей. Я подумаю об этом, обещаю. – Вдруг в голову ему пришла неожиданная мысль, и он окинул быстрым взглядом открытое лицо Жильбера, на котором лежал отпечаток честности и внутреннего благородства.
Потом разговор зашел о поединке у купальни Силоам. Де Ножент, как стало уже известно Филиппу, выжил. Он отделался перебитой ключицей – синяки и ссадины не в счет, – и теперь ему придется промучится много дней, прежде чем она срастется. Но скоро им помешал крик с противоположного конца стола: со своего места поднялся сир Фульк с раскрасневшимся от жары и вина лицом.
Вытерев вспотевший лоб цветистым платком, он обратился к сидящим за столом:
– Дорогие сеньоры, и … – прокричал он, поднимая над головой полный бокал. – Я хочу предложить тост за моего юного племянника, Филиппа д'Юбиньи.
Все немедленно встали, поддерживая тост, и, к немалому смущению Филиппа, повернулись в его сторону, приветливо улыбаясь.
Но сир Фульк еще не окончил – он пустился в пространные рассуждения о христианском королевстве Иерусалимском, Святой земле, о благородных нормандских фамилиях, о нравственных ценностях рыцарей, о коварстве иноверцев и уселся только тогда, когда устал стоять на ногах, и приказал слугам наполнить бокалы и переменить тарелки.
Несмотря на поздний час, в который закончилось торжество, на следующее утро Филипп встал рано и присоединился к отцу за завтраком. Сначала ели молча, потом Филипп решил завести разговор на тему, затронутую в разговоре вчерашним вечером, и поделиться с отцом возникшими у него соображениями на этот счет. Про себя он решил, что нужно действовать осторожно, чтобы привлечь отца на свою сторону.
– Вчера меня представили еще одному человеку, который только что прибыл в Левант, отец, – начал он.
– О, и кому же?
– Это Жильбер д'Эссейли. Его дядя был когда-то Великим Магистром ордена госпитальеров.
– Да, я знал его, – сказал сир Хьюго. – Он был переведен на Запад и вернулся домой, чтобы собирать дополнительные силы для службы Господу в Святой земле.
– Он очень хороший человек, этот Жильбер, – продолжал Филипп, осторожно подбираясь к цели своего разговора. – Можно мне пригласить его погостить у нас в Бланш-Гарде, отец?
– Почему бы нет? Но разве он не собирается вступить в орден, который когда-то возглавлял его дядя? Думается мне, его отправят в Крэк, большую северную крепость.
– Он не хочет становиться госпитальером, – ответил Филипп. – Он хочет остаться простым рыцарем и поступить в гарнизон к какому-нибудь барону. – Тут он сделал паузу и с волнением ждал ответа отца. Но, как часто бывало, он недооценил проницательность сира Хьюго.
– И у нас в гарнизоне как раз не хватает одного рыцаря.
– Двух, отец.
– Только не с сегодняшнего утра. Ты же знаешь, что сегодня тебя посвятят в рыцари, Филипп.
– Я об этом не подумал, – проговорил Филипп, на мгновение забывая о Жильбере: его живое воображение уже рисовало ему предстоящую сцену во дворце. Но отец вернул его к действительности.
– И ты хочешь сказать, что этот самый Жильбер д'Эссейли может стать третьим, а?
– Я не говорил этого, отец, – поспешно ответил Филипп, немного раздосадованный тем, что отцу так легко удалось разгадать его замысел.
– Но ты же об этом подумал?
– Ну да, подумал, – признался, краснея, Филипп. – Знаешь, он такой славный. Но у него совсем нет денег, и я…
– И ты хочешь, чтобы я пристроил его? – в темных глазах сира Хьюго засветился лукавый огонек.
Филипп, засмущавшись, уткнулся взглядом в блюдо с финиками. Его хитрый план был разрушен, когда он даже не успел приступить к его исполнению.
– Приведи его сегодня к нам на ужин, – сказал сир Хьюго. – Если он мне понравится, я возьму его на службу. Вместе с лошадью, кольчугой и остальным снаряжением. Сегодня состоится твое посвящение в рыцари, и я не хочу тебе отказывать. Пусть это будет моим подарком.
– Что? – Серебряное блюдо со звоном упало на пол, финики покатились по полу к ногам сира Хьюго.
– Но только в том случае, если ты не разобьешь одно из моих любимых блюд, – спокойно проговорил сир Хьюго. – Тебе нужно учиться сдерживать свои чувства, Филипп.
– Да, отец, – сказал Филипп. – Спасибо вам большое, отец. Думаю, я встречу сегодня Жильбера во дворце. Тогда я приглашу его к нам.
Поспешно закончив завтрак, он почти бегом вылетел из комнаты и бросился седлать своего коня. Сир Хьюго рассмеялся и, нагнувшись, принялся поднимать с пола финики, складывая их в серебряное блюдо.
Когда Филипп с отцом прибыли во дворец, главная зала для приемов была переполнена. На королевские собрания доступ был открыт всем баронам и рыцарям королевства, владеющим землей, но обычно очень немногие из них присутствовали на рядовых собраниях. Сегодня предстояло обсудить военное положение государства крестоносцев и нависшую над ним угрозу со стороны сельджуков, и все решения, принятые в этот день, могли напрямую отразиться на судьбе христиан, поэтому в Иерусалим в этот раз съехались бароны и рыцари даже из самых отдаленных поместий и замков.
Не прошло и нескольких минут, как Филипп отыскал Жильбера и передал ему приглашение на ужин, сообщив также, что сир Хьюго, возможно, примет его к себе рыцарем, обеспечив его содержание. Жильбер очень обрадовался известию. Это было больше того, на что он мог рассчитывать, поэтому он от души поблагодарил Филиппа с обычной своей неловкостью.
– Расскажи мне об этом высоком собрании, – попросил он Филиппа. – У нас в Нормандии нет ничего похожего.
– Это высшее правление, – объяснил Филипп. – Король обязан сообщать собранию баронов обо всех своих намерениях, и только с его согласия он может приводить в исполнение все важные государственные решения.
– Что – все?
– О да. Например, если он собирается объявить войну или учредить новый налог.