- Да, - пробормотал я, - но он умер.
- Сожалею, что я заговорила об этом, мягко сказала она, - но мы тоже знали многих и очень пострадали от них.
До сих пор я почти не обращал внимания на нее, но, когда она так любезно обратилась ко мне со словами извинения, я поднял на нее глаза и сразу понял, почему помешательство поразило парней Керктауна.
Она была, пожалуй, ниже среднего роста, но держала себя так и обладала такой стройной фигуркой, что казалась значительно выше. На ней было простое синее платье, отделанное серебром, и свободный капюшон из той же ткани покрывал ее голову, но не мог удержать на месте выбивавшиеся из-под него вьющиеся локоны каштановых волос, которыми играл шаловливый ветерок.
Шею девушки окружало белоснежное жабо из какого-то мягкого материала, и ее маленький подбородок с очаровательной ямочкой посередине покоился на нем с такой грациозной элегантностью, что от этого прелестного зрелища просто глаз невозможно было оторвать. У нее было овальное лицо, матово-белое, но без пресловутой болезненной бледности, способное наливаться краской, в чем я вскоре убедился, глаза ее, большие и темные, прикрывали густые длинные ресницы, нос был прямой и превосходной формы, а рот не очень большой, но и не слишком маленький. Здесь я, пожалуй, остановлюсь, так как не обладаю способностью достаточно красноречиво описывать женскую красоту; повторю лишь, что я понял, почему все парни в Керктауне сошли с ума, и больше не удивлялся этому. Когда я заметил, как опустились ее ресницы и румянец смущения выступил на ее щеках, я сообразил, что слишком долго смотрю на нее, и просто сказал:
- Благодарю вас…
- А я буду вам благодарен, сэр, - вновь забушевал ее отец, каким-то чудом молчавший в то время, когда она говорила, - я буду вам благодарен, если вы тотчас же отправитесь с нами и дадите мне полный отчет о себе, так как если я не желаю видеть чужих людей на своей земле, то тем более не потерплю и карликов!
У меня руки зачесались от желания поквитаться с ним, но девушка всего лишь сказала с упреком:
- Отец!..
Старик замолк, и на лице его отразился стыд, который он, несомненно, должен был чувствовать. Но его крики навлекли на нас неожиданную угрозу, потому что когда в ответ на негромкий возглас госпожи Марджори мы обернулись и посмотрели на гребень невысокого продолговатого холма, то увидели на его вершине стадо пасущихся на свободе диких коров, возглавляемых огромным быком палевой масти; страшилище рыло землю копытом, фыркая и принюхиваясь к воздуху, и, когда мы взглянули на него, угрожающе заревело.
Ему ответили остальные, и в следующую минуту стадо пришло в движение и начало медленно спускаться к нам в долину.
- Скорее, скорее! - закричала девушка. - Мы должны успеть добежать до ворот!
- А это далеко? - спросил я, прикидывая размеры живой изгороди, состоявшей из кустов колючего терновника, которые достигали здесь не менее шести футов в высоту и столько же в ширину.
- Ярдов сто отсюда!
"Господи, спаси нас", - подумал я, но не сказал ничего, потому что мы втроем уже дружно пустились бежать к воротам что есть мочи.
Животные, заметив нашу попытку спастись, чрезвычайно обрадовались неожиданному развлечению - или, во всяком случае, мне так показалось, - поскольку, пригнув головы к земле, с шумом и громом копыт бросились за нами вдогонку.
Вскоре я понял, что у нас нет никаких шансов обогнать стадо, и вторично за сегодняшний день придумал способ, как выйти из положения. На сей раз я был обязан этим старому Эйбу, который рассказывал мне, как поступают испанские крестьяне, если на них нападает скот на пастбище. Я закричал, чтобы старый джентльмен и девушка продолжали бежать к воротам, и возблагодарил Всевышнего за то, что случайно захватил отцовскую шляпу; после этого я отбежал в сторону, чтобы встретить стадо на полдороге от холма. Оглянувшись, я убедился в реальной возможности спасения для Эндрю Бетьюна и его дочери, если мне удастся остановить животных. Поэтому, когда стадо находилось менее чем в сотне ярдов, приближаясь ко мне на полном ходу, я повернулся к животным спиной и, сняв с головы отцовскую шляпу, согнулся в пояснице так, что стал смотреть на них промеж широко расставленных ног.
Это были жуткие мгновения, когда я, стоя в подобной позе, наблюдал за живой лавиной с рогами и копытами, с шумом и грохотом несущейся на меня во всю прыть; стараясь по мере сил сохранить присутствие духа, я замахал шляпой и закричал, завопил и завизжал как сумасшедший.
Стадо продолжало приближаться и было уже ярдах в тридцати от меня, когда его огромный белый предводитель уперся передними ногами в землю и замер на месте, дрожа и фыркая от страха, удивляясь, вне всякого сомнения, что это за странная штука возникла внезапно перед ним. Остальные животные последовали его примеру и затем, к моим несказанным радости и облегчению, задрав хвосты, помчались обратно вверх по склону холма, подгоняемые моими криками и улюлюканьем. Затем, не дожидаясь, пока они придут в себя, я побежал в противоположную сторону, к зарослям живой изгороди, так как боялся, что не успею достичь ворот, за которыми уже скрылись старик с дочерью. И действительно, вскоре стадо снова пустилось за мной вдогонку, и я понял, что сейчас начнется состязание не на жизнь, а на смерть, хоть я и считался неплохим бегуном, а дорога шла вниз под уклон.
Свой единственный шанс я видел в прыжке через изгородь; правда, я сомневался, хватит ли у меня для этого сил, но тут передо мной возник небольшой пригорок, с которого можно было попытаться перемахнуть через колючие кусты терновника, и я, затаив дыхание, помчался к нему, чувствуя тревожный холодок между лопатками.
Стадо было от меня на расстоянии вытянутой руки, когда я достиг пригорка и, не останавливаясь ни на мгновение, с разбегу прыгнул вперед и вверх, собрав воедино весь остаток сил.
Какое счастье! Проклятые коровы достигли изгороди одновременно со мной, с той лишь разницей, что они уперлись в нее лбами, тогда как я свалился на нее сверху, поскольку она была чересчур широка даже для самого рекордного прыжка.
В густом кустарнике было полно колючек, и довольно длинных, но мне было не до них: главное, я был в безопасности! С трудом выкарабкавшись из колючих зарослей, я кое-как спустился на землю, весь исцарапанный, растрепанный и без шляпы. Не успел я прийти в себя, отдуваясь и озираясь по сторонам, как ко мне подбежал старый джентльмен и, схватив обе мои руки в свои, принялся трясти их бессчетное количество раз.
Госпожа Марджори, следовавшая за ним, остановилась, глядя на меня со странным выражением в своих темных глазах, приоткрыв пунцовые губы, и - клянусь! - на сей раз в ее лице было достаточно краски. Когда старый джентльмен покончил с моими руками, он схватил меня за плечо.
- Простите ли вы меня? - спросил он.
- Мне нечего прощать, - сухо возразил я. - Земля ваша, и я не имел права нарушать ее границы, хоть и совершил это не по злому умыслу, а по рассеянности.
- Ни слова больше, ни слова! - закричал он, заметно взволнованный. - Эндрю Бетьюн, возможно, груб и суров, но он никогда не забывает услугу, а из всех оказанных мне услуг эта - величайшая! А теперь прошу вас, сэр, оказать нам честь и отобедать с нами, хоть время уже довольно позднее!
- Весьма вам признателен, - ответил я, - но позвольте мне сначала вернуться за отцовской шляпой, которую я обронил: отец очень ее любит.
- Но ведь она осталась на лугу, - с испугом сказала девушка.
- Без сомнения, - согласился я. - Однако коровы давно уже, наверное, скрылись за холмом, поскольку колючки терновника вряд ли пришлись им по вкусу!
Оба рассмеялись, после чего я перелез через ворота и без всяких приключений отыскал отцовскую шляпу.
- А теперь, сэр, - сказал старый джентльмен, - могу я узнать, кому мы обязаны своим спасением?
- Меня зовут Джереми Клефан, - представился я.
- Клефан? - переспросил он. - Вы случайно не родственник сэра Роджера Клефана из Коннела?
- Он мой дядя, хотя я его ни разу в жизни не видел.
- Возможно ли это? Возможно ли… - пробормотал старик. - Вы ведь совсем… - он смущенно замолк.
- Совсем не такой, как он, хотели вы сказать? - продолжил я, ибо мой дядя, по слухам, был шести футов ростом. - Да, вы правы: совсем не такой!
По всей видимости, горечь, прозвучавшая в моих словах, заставила девушку вмешаться:
- Это нисколько не умаляет ваших достоинств, сэр!
- Верно, верно, - подхватил старый джентльмен. - Древняя поговорка гласит: "Самая ценная поклажа бывает в маленьком узелке", и сегодня, я полагаю, мы убедились в справедливости сказанного!
Я поклонился, как это сделал бы де Кьюзак, но заметил, что мой изящный поклон заставил госпожу Марджори улыбнуться, и покраснел от смущения.
- Но, черт побери, если вы племянник сэра Роджера, - продолжал сэр Эндрю Бетьюн, - то вы должны быть внуком сэра Дика, бешеного Дика Клефана, моего старого друга и вождя, - и чтоб мне лопнуть, если вы не похожи на него лицом, хоть и не фигурой! Вашу руку, сэр Джереми, вашу руку!
- Я всего лишь мастер Клефан, - возразил я.
- Черт возьми! - закричал старик. - Для меня вы - сэр Джереми Клефан, но что вы делаете здесь, в Керктауне?
- Замещаю своего отца.
- Неужели старого Хола, "реформатора", как мы всегда называли его?
- Совершенно верно.
- И в чем же вы его замещаете?
- Я учитель в Керктауне.
В ответ на мои слова он захохотал и продолжал смеяться до тех пор, пока лицо его не побагровело.