Активные движения и свежий морской воздух немного выветрили хмель из моей головы, и я смог более четко разглядеть палубу, на которую я поднялся вместе с моими двумя спутниками. Спереди, на шкафуте, были установлены поперечные скамьи с длинными веслами, прикрепленными изнутри высокого бульварка; еще дальше начинался фордек, поднимавшийся до массивного бушприта с крестообразной перекладиной, где был укреплен небольшой треугольный парус. На шкафуте собралось человек двадцать или тридцать команды, и я вспомнил слова Хью Дизарта о" веселых ребятах ". Веселые или нет, они выглядели сборищем самых отъявленных головорезов в ярких цветастых колпаках, в кожаных безрукавках на голое тело, с широкими кушаками, за которыми торчали рукоятки ножей; они праздно разгуливали по палубе, лениво поплевывая за борт или прямо себе под ноги. Мне очень не понравился их вид, но еще больше не понравился вид четырех пушек на юте и такое же количество на фордеке; и вновь я припомнил слова Хью Дизарта о том, что честному торговцу редко приходится участвовать в сражениях. Зачем же тогда здесь столько пушек?
Одно происшествие, случившееся в тот же вечер, заставило меня насторожиться. Мы снялись с якоря и плыли вдоль южного побережья; начинало уже темнеть, когда я, поднявшись на фордек, прислонился к фальшборту, наблюдая за далекой береговой линией, где воды Северного моря вливались в залив Олберледи. Неожиданно я почувствовал рядом с собой присутствие человека, который подошел так бесшумно, что я не расслышал и вообще не догадался бы о его близости, если бы он не дал о себе знать легким покашливанием, словно прочищая горло.
Когда я обернулся, чтобы получше его рассмотреть, он прошептал мне на ухо:
- Спокойно, парень! Продолжай смотреть на берег, и пусть никто не заподозрит, что я говорю с тобой. Как ты попал на борт этого судна?
- Приплыл на лодке, - ответил я, не будучи расположенным чересчур откровенничать с незнакомцем.
- Чисто по-шотландски сказано! - усмехнулся он под нос.
- А ты не шотландец? - также шепотом спросил я.
- Нет, - ответил тот. - Я англичанин, и зовут меня Саймон Гризейл.
- В таком случае, - в тон ему поинтересовался я, - что ты делаешь на этом судне?
- Заплачено той же монетой, - удовлетворенно прошептал он. - Здесь, на" Блуждающем огоньке ", собрались отщепенцы доброй половины всех наций и рас, существующих под солнцем, - сплошные воры и убийцы. Поскольку ты не похож на них, я решил тебя предупредить, парень, но только молчок и меня здесь не было, понял?
И он исчез так же тихо, как и появился, растворившись в надвигавшихся сумерках, оставив в моей памяти бледное, чуть желтоватое лицо, сильно косящий глаз и хриплый, невнятный шепот. Спустившись вниз, в крохотную клетушку на корме, где мне было отведено место для ночлега, я долго ломал голову над тем, что сообщил мне странный незнакомец и что я увидел собственными глазами. Тем не менее, несмотря на это и на непристойные песни, которые распевал, судя по писклявому голосу, толстый Фил Бартлоу где-то по соседству с моей каютой, я в конце концов свалился на койку и заснул, утомленный тревогами и событиями минувшего дня.
Проснувшись, я долго не мог сообразить, где я и что со мной; со всех сторон до меня доносились монотонный скрип и плеск, а над головой раздавались тупые звуки тяжелых шагов. Койка подо мной раскачивалась, словно норовя столкнуть меня на палубу, и из иллюминатора в стенке каюты проникал яркий солнечный свет. Я вспомнил, что нахожусь на галере, а по размеренной и солидной качке пришел к заключению, что мы вышли в открытое море. Легкое подташнивание и неприятную сухость во рту я приписал морской болезни, которой, как я слышал, страдают все новички, впервые очутившиеся на море; впрочем, подобные же ощущения могли быть и результатом моего вчерашнего знакомства со стаканом крепчайшего рома. Тем не менее я встал, оделся и вышел на палубу.
- Отличный денек сегодня, мастер Клефан, - пропищал толстый штурман, вперевалку подкатываясь ко мне, - и" Блуждающий огонек" тоже держится молодцом! Если такая погода простоит подольше, то вскоре мы доберемся до устья Гаронны.
- И где же это? - немного суховато спросил я, не испытывая особого расположения к этому человеку.
- Во Франции, дружок, во Франции - величавая река, впадающая в Бискайский залив, и отличнейшее место, славящееся вином и женщинами, что, вместе взятое, представляет собой истинный рай для моряков! - и он покатился дальше, писклявым голосом отдавая приказы нескольким матросам, занятым какими-то работами на шкафуте.
Я был доволен тем, что мы направляемся в страну де Кьюзака, ибо если рассказы его о ней были правдой, то эту землю действительно стоило посмотреть; но мои мысли неизменно возвращались в Керктаун, к его цветущим зеленым склонам и шумящим лесам, а также, несмотря на все мои внутренние запреты, к госпоже Марджори. В памяти моей всплывало ее милое нежное лицо, такое, каким я увидел его впервые, - ее улыбка, ее веселый смех, - и, вспоминая обо всем этом, я не мог сдержать громкий стон отчаяния и боли.
11. Об особенностях штурманской практики Фила Бартлоу и о битве с королевским военным судном
Прошло немного времени, прежде чем передо мной раскрылась истинная сущность галеры и ее команды - да еще при таких обстоятельствах, что кровь у меня закипела и в душе все перевернулось от негодования и отвращения.
На следующий день погода испортилась, и мы качались на ленивой волне, не двигаясь ни взад ни вперед. Моросил мелкий холодный дождик, и безвольно повисший треугольный парус на кливер-штаге весь промок и потемнел от сырости. Ночью, однако, дождь прекратился, но когда я утром поднялся на бак, то буквально остолбенел от неожиданности: я не мог понять, что случилось с галерой в течение ночи. Реи ее, обычно аккуратно выровненные и закрепленные на топенантах, торчали теперь в разные стороны, и на них болтались жалкие обрывки изодранных в клочья парусов; судно казалось заброшенным, наполовину затонувшим и едва держалось на пологой волне, словно только что перенесло жестокую бурю.
На палубе было не более полудюжины человек команды, но я заметил у каждой мачты деревянные стеллажи с огнестрельным оружием, а возле пушек картузы с порохом и плетеные корзины с ядрами.
У наветренного борта стоял матрос, отчаянно размахивая сигнальными флагами; подойдя к нему, я заметил примерно в миле от нас неказистую двухмачтовую шхуну-барк с измызганными парусами и тупыми обводами, неуклюже переваливавшуюся на волне, направляясь в нашу сторону.
- Что с нами приключилось? - спросил я капитана, следившего в длинную подзорную трубу за приближавшейся шхуной.
- Мы попали в беду, парень, - ответил капитан, - и нуждаемся в помощи. Вон то норвежское судно, надеюсь, нам ее окажет, потому что там, кажется, заметили наши сигналы.
- Значит, мы можем пойти ко дну? - встревожился я.
- Не думаю, друг мой, не думаю, - сказал капитан. - Однако все в руках Божьих! - И он отвернулся, отдавая приказ направить людей к помпам. Когда я увидел мощные струи воды, вырвавшиеся из трюма галеры, я понял, что дела наши плохи, так как в трюме, по всей вероятности, открылась сильная течь. То же самое, очевидно, подумали и норвежцы: они столпились у борта, размахивая руками и указывая в нашу сторону по мере того, как шхуна приближалась к галере.
Пока я стоял в оцепенении, не зная, что предпринять, мимо меня пробежал Саймон, и я спросил его, не грозит ли нам гибель в морской пучине.
- Нам-то - нет, - прошептал он, глядя прямо перед собой, - а вон тем несчастным - несомненно! Все это сплошная уловка, обман! Если хочешь послушать моего совета, спускайся вниз и не высовывай носа на палубу!
Я весь похолодел, услышав его слова, однако не собирался уходить с палубы, поскольку не знал, на чьей стороне истина, и боялся оказаться взаперти, если галера пойдет ко дну. Тем не менее я начинал подозревать, что Саймон говорит правду, и почувствовал сосущую пустоту под ложечкой при мысли о норвежцах.
- Гей-го! - донесся окрик с чужого судна, после чего послышались слова на иностранном языке.
- У нас пробоина ниже ватерлинии! - заорал в ответ чернобородый Хью Дизарт, приложив рупором ладони ко рту. - Не могли бы вы прислать помощь? У нас своих рук не хватает!
Норвежец, окликнувший нас, помахал нам рукой, и вскоре небольшую лодчонку, болтавшуюся на буксире за кормой шхуны, подтянули к ее борту; трое моряков из команды норвежского судна спрыгнули в нее и на веслах направились к нам, в то время как шхуна, сманеврировав топселем, легла в дрейф, плавно покачиваясь на волне. Ее черный силуэт четко вырисовывался на фоне раннего утреннего солнца, высвечивавшего каждую ее деталь - от квадратной кормы до приземистых мачт, и теперь она больше не казалась мне такой уродливой и неуклюжей.
Когда я обернулся, оторвавшись от разглядывания шхуны, я сразу понял, что Саймон действительно говорил правду, ибо половина команды галеры лежала, укрывшись за скамьями на шкафуте, а оружие и мушкеты возле мачт исчезли со стеллажей. Заметив это, я готов был уже окликнуть людей в лодке, пытаясь предупредить их, но тут к моему виску прижался холодный предмет, и я, покосившись, увидел рядом с собой толстого Фила Бартлоу, державшего в руке пистолет, направленный мне в голову.
- Спокойно, мой юный петушок, - насмешливо пропищал он. - Это не займет много времени, зато укрепит твой желудок так же, как и у меня. Полюбуйся лучше, какую плавную параболу описывает вон та лодка на волне!
Я ничего не ответил и молча продолжал наблюдать за приближавшимися норвежцами.