Когда такое вот животное вырывается из зоопарка, администрации всегда становится не по себе. И не из-за того, что оно может кого-нибудь поранить или убить, такое очень маловероятно. Правда, зоопарковские животные отнюдь не безобидны. Наоборот! Зоопарковский белый медведь, вероятней всего, гораздо скорей решится напасть на человека, чем живущий на свободе; это относится в равной степени и к большинству других зверей зоопарка, если только они не стали особенно ручными. Они ведь, как правило, теряют естественный страх перед человеком, присущий большинству диких животных. Но если такие звери случайно ухитряются улизнуть из помещения, в котором провели уже много времени в неволе, они обычно бывают весьма подавленны и ведут себя на редкость боязливо.
Тигр, который тут же схватил бы любого человека, осмелившегося проникнуть к нему за ограду, как правило, не делает этого, очутившись за ее пределами. Почему? Да потому, что все, что находится внутри ограды, - это его владения, его, если хотите, дом, где посторонним делать нечего, а попав в чужую, незнакомую обстановку, он теряется, чувствует себя неуверенно, и поведение его соответственно меняется тоже. Во время войны в городах, где имелись зоопарки, после бомбежек обычно начинали распространяться самые невероятные слухи. Что там только не творили вырвавшиеся на волю львы и слоны! Страшно подумать! И с какой достоверностью подобные измышления передаются из уст в уста!
В послевоенные годы мне часто приходилось объезжать немецкие и часть других европейских зоопарков, и я всегда интересовался тем, как вели себя там животные во время воздушных налетов. И ни разу нигде мне не довелось услышать, чтобы вырвавшиеся при таких обстоятельствах на волю животные убили или ранили хотя бы одного человека. В то же время всегда возникает опасность, что в них начнут стрелять полицейские, а затравленные подранки могут действительно стать опасными. А поскольку павильоны и загоны для животных в наших зоопарках, кое-как залатанные и подремонтированные, были в то время весьма ненадежны, то меня не покидала постоянная тревога за своих беглецов.

Глава седьмая
Неожиданные постояльцы

КАК ОНИ КО МНЕ ПОПАЛИ
После пожара в Берлинском зоопарке в живых осталось очень мало содержавшихся там ценных животных. А тех, что уцелели, надо было срочно куда-то расселить. И тогда директор Берлинского зоопарка обратился ко мне с просьбой приехать и забрать к себе домой хоть кого-то из выживших животных. Как я мог ему отказать?
В своем доме я мог предоставить этим "погорельцам" два помещения в цокольном этаже, где прежде содержал своих ручных волков. Директор после минутного раздумья - кого в первую очередь спасать? - решил так:
- Возьмите, пожалуй, Муши, нашего пятилетнего орангутана.
У бедняги теперь не осталось ни отца ни матери, и он совершенно растерян. Мы пока засунули его в деревянный ящик из-под холодильника, и я не знаю, как он это перенес - нам некогда было даже взглянуть на него ни разу за целый день.
Хорошо, я согласен забрать ящик с орангом. Но как перевезти - вот в чем вопрос. У зоопарка своего автотранспорта больше нет. Но я знаю, что мой сосед, мастер-каменщик, в нужный момент всегда готов прийти мне на помощь. Вот и на сей раз его пикап с прицепом вскоре подъезжает к воротам, и мы втискиваем в кузов громоздкий ящик с орангутаном. В перевернутую проволочную мусорную корзину мы засовываем самого ценного попугая - черного австралийского какаду. Служитель приносит в коробке еще одну редкость: красноголового шлемоносного какаду. Еще много лет назад, когда его приобрели, он стоил баснословно дорого: свыше двух тысяч марок!
Мы уже собрались отъехать, как вдруг снова прибежал взбудораженный директор:
- Не могли бы вы взять еще двух шимпанзе - Ову и Бамбу? Мы их временно заперли во внутренней клетке павианника, но там сильно дует - окна ведь все выбиты.
Я знал, что директор любит этих двух обезьян, он собственноручно привез их детенышами из Камеруна. Но я колеблюсь, потому что знаю, что такое половозрелый самец-шимпанзе. Мне еще ни разу не приходилось слышать ни об одном вполне ручном и обходительном самце-шимпанзе. Те обезьяны, что выступают в цирках и варьете, всегда только самки или самцы-подростки. Но директор успокаивает меня:
- Они ведь еще совсем молоденькие, им всего восемь или девять лет! Половозрелыми стали лишь совсем недавно, ну честное слово, коллега, чего вы опасаетесь? Вы ведь уже не раз имели дело с этим "товаром" и знаете, как с ними справляться! Хоть Бамбу иной раз и принимается танцевать свои "воинственные танцы" и задирать кого-нибудь, но, ей-богу, пока это все носит дружеский характер, он просто шутит, хочет, чтобы с ним поиграли. А старая наша Титина теперь мертва, остались только эти двое, жалко, если и они погибнут, уж больно славные ребята!
Ну что делать? Приходится погрузить еще один ящик с Овой и Бамбу на прицеп, и только после этого мы отъезжаем.
В то ноябрьское утро ни одному из служителей зоопарка некогда было нас сопровождать - там сейчас дорога каждая пара рук. Что ж, придется справляться самим. Моросит мелкий противный дождик, и мы натянули поверх ящиков с обезьянами брезентовый полог. Он спускается и на открытую зарешеченную стенку транспортного ящика с шимпанзе - чтобы предохранить их от сквозняка. Однако время от времени высовывается длинная черная рука и решительно отодвигает полог в сторону - это Бамбу хочет знать, что происходит. Два черных лица затаились там за решеткой и озабоченным взглядом всматриваются в пролетающие мимо улицы и дома.
Когда мы подъезжаем к дому, то выясняется, что громадный транспортный ящик не пролезает в узкий пролет лестницы, ведущей в цокольное помещение. Коротко посовещавшись, приходим к выводу, что другого выхода нет: я хватаю цепь, свисающую с ошейника Бамбу, моя жена - ту, к которой привязана Ова, и - хоп! - решетка кверху, и обезьяны на воле! Обе черные согнутые фигуры покорно, вперевалочку, следуют за нами сначала по дорожке сада вниз по лестнице, а потом в открытую дверь клетки - их нового жилища. У нас прямо гора с плеч. Ведь мы заметили, как служитель нам вслед удрученно покачал головой:
- Лишь бы все обошлось благополучно! За Бамбуто теперь совершенно нельзя поручиться - прямо псих какой-то стал!
И действительно, есть чего опасаться: Бамбу вырос среди людей, нисколько их не боится и не ставит их ни в грош…
Но, как выяснилось, рано мы обрадовались, что обезьяны надежно упрятаны в клетку! Точно так же спокойно и уверенно, как они только что зашли в свое новое жилище, они в следующее же мгновение просунули руки сквозь решетку и, отодвинув со знанием дела задвижку, вышли на волю. Да, это не волки - с теми никогда ничего подобного не происходило! Я грозным голосом приказываю им вернуться назад. Ова слушается. Но Бамбу - нет. Шерсть на его плечах и руках поднимается дыбом, он принимается раскачиваться из стороны в сторону, словно боксер на ринге, в бешенстве пинает ногой здоровенный чемодан, стоящий неподалеку, а затем внезапно бросается на меня и кусает за ногу. Мне не остается ничего иного, как обороняться пинками, потому что в спешке я не захватил с собой даже палки; следуют еще два укуса: за коленку и за надбровье левого глаза. Наконец кто-то протягивает мне через щелку в дверях бельевую скалку (ничего другого, очевидно, в этой суматохе найти не удалось), и я с размаху ударяю ею буяна по голове. Тогда он вдруг сразу приходит в себя, садится на чемодан и просяще протягивает руку моей жене. Теперь он разрешает ей без малейшего сопротивления отвести себя снова в клетку. На сей раз мы уже умней и тут же вешаем на задвижку висячий замок. Уф-ф!
Что же мы имеем в результате? Рану на лбу, синяк на ноге, вырванный клок на коленке старых брюк.
А Ова и Бамбу тем временем изучают свое новое жилище. Это клетка, состоящая из двух отсеков. Каждое отделение имеет свою дверь наружу, и меж собой они тоже соединены задвижной дверкой, которую снаружи можно за проволоку приподнять кверху. Дощатый пол клетки приподнят над цементным полом помещения примерно на полметра. Не один волк уже ночевал у меня в этом надежном убежище. Окажется ли оно столь же надежным для наших новых постояльцев? Ова моментально обнаружила выдвижную дверцу и с ловкостью специалиста, приподняв ее кверху (а весит эта железная штуковина немало!), переползла в соседний пустой отсек. Волкам такая возможность никогда и в голову не приходила! Ничего не поделаешь: приходится мне закрепить дверцу еще второй проволокой так, чтобы она приподнималась лишь на очень незначительное расстояние, через которое можно просунуть плошку с едой, но нельзя удрать.