Вышеупомянутая подлинная Африка оставалась в продолжение исторического периода отрезанной от остального мира; это – замкнутая в себе страна, изобилующая золотом, детская страна, которая, находясь за пределами дня самосознательной истории, облечена черным покровом ночи. Ее замкнутость объясняется не только тропической природой, но по существу дела и ее географическим характером. В образуемом ею треугольнике (если мы примем за одну сторону западный берег, образующий у Гвинейского залива очень большой входящий угол, а за другую сторону восточный берег до мыса Гвардафуя) с двух сторон всюду имеется очень узкая прибрежная полоса, которая обитаема лишь в немногих отдельных местностях. Далее вглубь расположен болотистый пояс, покрытый роскошнейшею растительностью, родина хищных зверей, всякого рода змей, – пояс, атмосфера которого оказывается ядовитой для европейцев. Эта полоса является подножьем пояса, образуемого высокими горами, которые лишь в немногих местах пересекаются реками и притом так, что даже и благодаря им не устанавливается связь с внутренностью материка, потому что реки пересекают горы лишь немного ниже горных высот и лишь в немногих узких теснинах, где часто образуются недоступные водопады и бурные водовороты. В течение трех-четырех с половиной веков, в продолжение которых европейцы знают эту полосу и овладели некоторыми ее частями, они лишь изредка перебирались через эти горы и нигде не основались там. За этими горами находится неизвестное плоскогорие, с которого и негры редко спускались вниз. В XVI в. в не скольких очень отдаленных местностях из внутренней Африки устремлялись ужасные полчища, нападавшие на сравнительно мирных оби{88}тателей склонов. Неизвестно, происходило ли какое-либо внутреннее движение, вызывавшее эту бурю, и каково оно было. Обнаруживается резкий контраст между бессмысленнейшею жестокостью и отвратительнейшею дикостью, которые эти полчища проявляли в этих войнах и походах, и теми кротостью и добродушием, которые они, впоследствии укротившись, проявляли в мирное время по отношению к европейцам, когда они с ними познакомились. Так было с фуллахами и с мандинго, живущими на уступах гор в Сенегале и Гамбии. Вторая часть Африки есть бассейн Нила, Египет, назначение которого заключалось в том, чтобы стать великим центром самостоятельной культуры, и который поэтому занимает в Африке такое же изолированное и одинокое положение, какое сама Африка занимает по отношению к другим частям света. Северная часть Африки, которую можно назвать преимущественно прибрежной областью, так как Египет часто бывал оттесняем от Средиземного моря и замыкался в себе, расположена у Средиземного моря и Атлантического океана. Это – чудный край, где некогда находился Карфаген, где теперь находятся Марокко, Алжир, Тунис и Триполи. Эту часть следовало и нужно было присоединить к Европе, как это теперь удачно попытались сделать французы; она, подобно Передней Азии, обращена к Европе; здесь одни за другими хозяйничали карфагеняне, римляне и византийцы, мусульмане, арабы, и Европа всегда стремилась вовлечь эту часть Африки в сферу своих интересов.
Выразить своеобразие африканского характера трудно вследствие того, что при этом мы должны вполне отрешиться от того, что у нас входит в каждое представление, а именно от категории всеобщности. Характерная особенность негров заключается именно в том, что их сознание еще не дошло до созерцания какой-либо постоянной объективности, как например бога, закона, которою руководилась бы воля человека и в которой он созерцал бы свою сущность. Африканец в своем не знающем различий сосредоточенном единстве еще не дошел до этого отличения себя как единичного от существенной всеобщности, вследствие чего совершенно отсутствует знание об абсолютной сущности, которая была бы чем-то иным, более высоким по сравнению с ним самим. Негр, как уже было упомянуто, представляет собой естественного человека во всей его дикости и необузданности: следует совершенно отрешиться от благоговения и нравственности, от того, что называется чувством, чтобы правильно понять его; в этом характере нельзя найти никакой гуманности. Подробные рассказы миссионеров вполне подтверждают это, и по-видимому только магометанство {89}все же до некоторой степени приближает негров к цивилизации. И магометане лучше, чем европейцы, умеют проникать в глубь страны. Эта ступень культуры яснее обнаруживается и в религии. В ней мы прежде всего представляем себе сознание человека о более высокой силе (хотя последняя и понимается лишь как сила природы), по сравнению с которой человек считает себя чем-то более слабым, чем-то низшим. Религия начинается с сознания того, что существует нечто более высокое, чем человек. А негров уже Геродот называл колдунами; в колдовстве же заключается представление не о боге, не о нравственном веровании, а о том, что человек является высшей силой, что один он располагает силами природы, повелевая ими. Итак, нет речи ни о духовном почитании бога, ни о господстве права. Бог гремит и не познается; для человеческого духа бог должен быть более чем громовержцем, но этого нет у негров. Хотя они должны сознавать зависимость от явлений природы, так как они нуждаются в грозе, в дожде, в прекращении дождливой погоды, но это еще не доводит их до сознания чего-то высшего; они отдают приказания стихиям, и именно это и называется колдовством. У царей имеются такие министры, через которых они приказывают, чтобы в природе совершались изменения, и таким образом в каждой местности имеются свои колдуны, которые совершают особые церемонии с разного рода движениями, с танцами, с шумом и криком и принимают свои меры среди этого оглушительного шума. Затем вторым моментом их религии является то, что они наглядно представляют себе это свое могущество, считают его внешним и создают себе образы его. Следовательно то, что они представляют себе как свое могущество, есть не что-либо объективное, в себе постоянное и отличающееся от них, а совершенно безразлично любой предмет, которому они приписывают волшебную силу, – животное, дерево, камень, деревянный идол. Это есть фетиш – слово, впервые введенное в употребление португальцами и происходящее от feitizo – волшебство. Хотя в фетише по-видимому проявляется самостоятельность по отношению к произволу индивидуума, но так как именно эта объективность есть не что иное, как индивидуальный произвол, доводящий себя до самосозерцания, этот произвол и продолжает господствовать над создаваемым им образом. А именно, если случается что-либо неприятное, чего не предотвратил фетиш, в случае бездождия или неурожая, то негры связывают и бьют его или разрушают и выбрасывают, создавая себе в то же время другой фетиш, так что следовательно они властвуют над ним. У такого фетиша нет ни религиозной, ни тем менее художественной самостоятельности; {90}он не перестает быть лишь созданием, выражающим произвол своего творца и всегда остающимся в его руках. Одним словом, в этой религии не существует отношения зависимости. Однако указанием на нечто высшее является у негров существующий у них культ мертвых, в котором их умершие прародители и предки признаются ими силой по отношению к живым; при этом они полагают, что эти предки могут мстить и причинять человеку тот или иной вред в том же смысле, как в средние века это думали о ведьмах; однако, по мнению негров, сила мертвых не превышает силы живых, так как негры отдают своим мертвым приказания и очаровывают их; таким образом субстанциальное начало всегда остается во власти субъекта. Самая смерть не считается неграми всеобщим законом природы, и она, по их мнению, наступает благодаря злонамеренным колдунам. Конечно в этом заключается признание того, что человек выше природы, равно как и того, что случайная воля человека стоит выше естественного, что он считает естественное средством, которое он не удостаивает того, чтобы обращаться с ним сообразно его свойствам, но которому он отдает приказания.