Для характеристики произведенного Немертеей впечатления понадобилось бы более сильное выражение. Но более сильного в космолингве не имелось. Правда, если покопаться в памяти, можно кое-что припомнить из старорусского, но Атлантиде сейчас было не до лингвистических изысков. Если верить описаниям МГАО, повсюду должны были простираться бесконечные зеленые леса и зеленые холмы под ясным небом. А ландшафт перед ним представлял нечто среднее между лунным пейзажем до эпохи Первой Космической Конкисты и видом Ольстера-23 после локальной ядерной войны. Серая земля, осколки скал, черные провалы и тучи песка, которые кружились над поверхностью маленькими, но не сулящими ничего хорошего торнадо.
– А где леса? – спросил Атлантида у самого себя. Средь этого вздыбленного серо-коричневого пространства как раз между двумя неспешно крутящимися смерчами к челноку пробиралась женщина, причем нестарая: это Платон определил безошибочно, несмотря на серо-голубой мешковатый комбинезон и платок, которым была закутана ее голова. “Не больше тридцати”, – уточнил он, наблюдая за ее походкой. Возраст этот в наше время считается юностью.
– Привет! – донеслось из-под платка. – Рада, что хоть кто-то решил заглянуть на эту чудесную планету! – Она сняла перчатку и протянула узкую ладонь. – Я – Андромаха Свентитская, инспектор МГАО. Можете звать меня просто Андро.
– Профессор Платон Рассольников, – представился Атлантида.
– Я слышала о вас! У меня есть записи всех ваших докладов. Разумеется, те, которые угодили в сети нашего облака.
– Вы случайно не родственница Шлимана?
– О нет! – воскликнула она и даже немного рассердилась. – С этим дилетантом у меня нет ничего общего. Я – последовательница системы Монтилье и Монтелиуса.
– Не похоже, что тут копали, следуя хоть какой-то системе! – проговорил Платон, озираясь по сторонам. Ближайшая воронка была такой глубины, что планетарный челнок мог уместиться там полностью. К счастью, посадка произошла на более ровной поверхности.
– Когда я прибыла на Немертею, здесь все уже было так, как сейчас. Андро не обращала внимания не крутящиеся невдалеке мини-торнадо, и Платон решил, что ими пока не стоит интересоваться.
– Как можно жить среди этого песка и пыли?
– Никто тут не живет. Это территория Древней Столицы. Я веду здесь раскопки. А живу далеко от космопорта, но на вездеходе домчимся быстро.
– Это космопорт? – Атлантида оглядел несколько обломков скал, сложенных так, что получилось некое подобие ограды.
– Здесь потрудились дилетанты вроде Шлимана! А когда вы попадете на мой участок, то оцените мои труды – там все согласно научным методам: главный инструмент – не землесосный робот, а кисточка и пинцет.
– Странная ситуация, Андро, – проговорил Атлантида. – Планета явно пригодна для жилья, но ее никто не осваивает. Не могу поверить, что со времени Второй Конкисты остались подобные планеты.
– Нет разрешения на колонизацию, – с некоторым торжеством в голосе сообщила Андро. – И не будет, пока не установят причину гибели цивилизации и не получат объяснений происходящих на планете аномальных явлений. А причину нельзя установить, так как раскопки не ведутся. То есть веду одна я. МГАО закрыло финансирование.
– Закрыло финансирование? Без установления причины гибели гуманоидной цивилизации?
Даже от МГАО Платон не ожидал такой глупости.
– Представьте! Я сижу здесь не только потому, что мне надо работать хотя, конечно, именно поэтому, – но и потому, что не имею ни одного кредита, чтобы убраться с планеты. С другой стороны, это даже хорошо, что я не могу уехать. Иначе планету превратят в помойку и уничтожат все сколько-нибудь ценное. Я непременно должна показать вам коллекцию керамики.