В одном кармане переметной сумы был коран, шкатулка, запертая на ключ, женское покрывало, патроны к браунингу и мешок с золотым песком. Абдулла немедленно его спрятал.
В другой половине были лепешки, завязанные в платок, женский халат, небольшие кожаные ичиги, три пачки денег тысяч на двенадцать, кусок вареной баранины, неполная бутылка с коньяком и десять янтарных мундштуков. Абдулла, понимавший в них толк, сразу поднес к глазу один из них и в светлом глазке увидел изображение обнаженной женщины.
- Кашгарский, - сказал он.
Максимов приказал ординарцу немедленно все отнести к нему в райотдел.
Рахим побежал в чайхану переодеваться.
- Почтенные, - сказал Максимов, - очевидно, хозяин белой кобылы, отказавшись от лошади, побоялся, что курджум может его выдать. Он решил отделаться от улик, сбросив его из чайханы в реку. Но мы, конечно, найдем хозяина.
К чайхане подходили всё новые и новые люди.
- Слушайте! - громко сказал Максимов. - Пусть здесь запомнят все: кто обидит моего друга Хамида - обидит меня самого, кто тронет кого нибудь из его семьи - будет иметь дело со мной.
Голос Максимова звучал властно, а в глазах светилась легкая насмешка.
- Хамид, скажи нам: ты не видел в чайхане никого из бывших единомышленников?
- Нет, - твердо ответил Хамид, - нет!
Оспенные шрамы на его лице побагровели. Он с нескрываемым ужасом смотрел в немигающие глаза Максимова. Он думал о том, что только Максимову мог прийти в голову этот дьявольский план - публично почтить его, бывшего курбаши, своей дружбой. Максимов слишком хорошо все понимает, чтобы сделать это случайно или по неведению. Начальник несколькими словами о своем друге Хамиде порвал все связи, ещё сохранившиеся у Хамида с басмачами. Друзья Максимова - дехкане и рабочие - не признают Хамида своим: недобрую память оставил он в тех кишлаках, где побывал со своими джигитами. Да ведь и он не считает единомышленников Максимова своими. Сдался он потому, что невозможно стало воевать. Отряд тает с каждым днем - никто не идет в басмачи. Да кроме того…
Максимов прервал невеселые мысли Хамида.
- Прими по дружески, - сказал он, доставая из седельной сумки шелковый халат и протягивая его Хамиду.
"Вот для меня и совсем закрыта дорога назад, - подумал Хамид, с поклоном принимая халат и прижимая его ко лбу и сердцу. - Лукав и могуществен "человек, который везде…".
Хамид, не медля ни минуты, надел подаренный халат. Теперь этот халат предохранит его от выстрелов со стороны советских людей, но привлечет все пули его бывших единомышленников.
- Спасибо! Твой должник и верный раб.
Хамид обвел взглядом толпу. Одни смотрели на него подозрительно, большинство - с ненавистью, немногие сочувственно улыбались.
После отъезда Максимова чайхана сразу наполнилась людьми. Происшествие горячо обсуждалось.
Хамид сидел в глубокой задумчивости. Он снова и снова думал о том, что Максимов отрезал ему путь к спокойной жизни. Теперь никто из друзей не поверит, что это не измена, а уловка. А его друзья? Это люди, с которыми он грабил и убивал, вместе спасал свою шкуру. По видимому, и сейчас тот человек, который предлагал белую кобылу, сидит где нибудь здесь, за его спиной, с пистолетом в кармане. "Мы все служим Черному Имаму. Он беспощаден. Но зачем ему жизнь Хамида, который оказался достойным правой веры и при допросе почти ничего не сказал Максимову? Если бы начальник хоть немного знал о Черном Имаме, не бывать Хамиду на свободе. А вдруг Максимов знает и о Черном Имаме? Кто может сказать, что знает или не знает Тысячеглазый!"
- Эй, Хамид! - донесся голос с площади.
Народ расступился, давая дорогу бывшему курбаши. Перед входом в чайхану ординарец Максимова держал в поводу черного коня.
- Бегунчик! - позвал его Хамид.
Конь оглянулся, поднял голову и громко заржал. "Мое седло, уздечка, курджум и… даже моя нагайка. Обо всем подумал начальник…" - мысленно отметил Хамид, не зная, радоваться ему или печалиться.
Хамид, не слушая поздравлений, быстро подошел к коню. Он попробовал подпругу, вскочил в седло и, свистнув, поскакал из кишлака. Вскоре он услышал зов и, оглянувшись, увидел за собой всадника. Хамид осадил разгоряченного коня.
- Начальник приказал передать тебе этот револьвер, патроны, - сказал ординарец Максимова, - и предупредить: "Берегись мести Черного Имама".
V
Ивашко, войдя к Максимову, заметил, что тот отложил в сторону толстую потрепанную книгу.
- Курите! - Максимов раскрыл портсигар.
Юрий не курил и потому отрицательно покачал головой. Он передал Максимову документы и с любопытством оглядел комнату. На чисто выбеленных стенах висели карты. Узкая кровать, на стене - охотничье ружье. Возле кровати - небольшой коврик. В углу - шкаф со стеклянными дверцами, завешанными изнутри бумагой. Несгораемый ящик, полки с книгами. В углу на табурете - таз и кувшин с водой. За открытой внутрь ставней поблескивал карабин. Чувствовалось, что в комнате живет военный.
Максимов просматривал документы. Его продолговатое, темное от загара лицо с узким орлиным носом, немигающими карими глазами и тонкими, плотно сжатыми губами напоминало Юрию лица упорных и бесстрашных путешественников исследователей. Внимание привлек шрам, который был ясно виден под левым ухом Максимова. Максимов отодвинул документы на край стола.
- Все это мне уже известно, - сказал он сдержанно.
- В чем же я провинился? - спросил юноша.
- Слушайте меня внимательно. Вы в кишлаке Чак остановились у малоимущего Асана и к вечеру, покинув его кибитку, перебрались в кибитку бая Туюкчи. Было это?
- Да. Но у Асана было грязно, а Туюкчи пригласил нас к себе в просторную, чистую кибитку.
- Вы, во первых, нарушили святой обычай гостеприимства и кровно оскорбили бедняка Асана, а кроме того, бай Туюкчи у вас украл половину продуктов и навел на ваш след басмачей Хамида. В глазах всех местных жителей вы "потеряли лицо". Во вторых, вы оставили кибитку бедняка ради кибитки бая - это непростительная политическая ошибка. Вы зарекомендовали себя людьми, "едящими из рук богачей". Так о вас говорят.
- Я никогда не думал… Я не знал, не предполагал, что это так серьезно.
- Вот поэтому вы и должны были перед поездкой в горы зайти ко мне. С Никоновым я ещё поговорю. Если бы вы зашли, многого не случилось бы. А самая главная ваша вина - потеря бдительности: ведь результаты вашей работы попали в руки басмачей. Счастье, что те, кто охраняет спокойствие наших границ, вовремя пришли к вам на помощь.
- Пограничники? А почему мы не видели их?
- Вы многого ещё не видите и не знаете! А надо быть более осведомленным и внимательным, если вы собираетесь работать в памирских горах, где борьба с бандами Ибрагим бека и другими продолжалась до весны тысяча девятьсот двадцать шестого года. Очень плохо то, - продолжал Максимов после некоторого молчания, - что вы не умеете обращаться с оружием.
- Что вы! - искренне возмутился Ивашко. - У нас не было ни одного несчастного случая с оружием. Это может подтвердить Попов, начальник нашей золоторазведочной группы. Он задержался в Ташкенте и должен со дня на день приехать.
- Почему то считается, - задумчиво говорил Максимов, - что уметь обращаться с оружием - это значит держать оружие в незаряженном состоянии, а носить его так, чтобы оно производило как можно больше впечатления. Вам льстит воинственный вид. Уметь обращаться с оружием, молодой человек, - значит выстрелить не позже одной секунды после того, как вы решили стрелять. Но стрелять отнюдь не в воздух, как, например, вы стреляли в урочище Ак Байтал.
- Я выстрелил вверх, чтобы привлечь внимание киргизов, находившихся в глубокой лощине. Моя лошадь устала, и я…
- Я обо всем осведомлен. Кто посоветовал вам купить по казенной цене барана у этих киргизов, возвратившихся на родину из Кашгарии, куда они бежали ещё в тысяча девятьсот шестнадцатом году?
- Туюкчи.
- Бай Туюкчи вас спровоцировал.
Юноша смутился и старался исправить положение:
- Я помог этим киргизам лекарствами из нашей аптечки, а одного, со сломанной ногой, мы на своих лошадях отправили в больницу в Уч Курган. Мы читали в кишлаках газеты и рассказывали о колхозах и совхозах, о кино и радио.
- Все знаю. Но этот ваш выстрел в воздух прокатился по всем горам Памира, по Сарыколу и Тянь Шаню и уже, наверно, пересек Кашгарию и пустыню Гоби. Когда поедете в Алайскую долину, то уплатите полную рыночную стоимость за барана. Надо понимать обстановку и быть тактичнее. Необходимо изучать обычаи народа.
- Я понимаю… - пытался вставить Юрий, краснея до корней волос.
- Пока вы ничего не понимаете… Нельзя выливать остатки недопитого кумыса в костер. Ведь хозяин пока ещё верит, что кобыла после этого не будет давать молоко. Но кое кто сразу же использовал ваши промахи, стараясь истолковать их как неуважение к обычаям народа и этим восстановить против вас население горных кишлаков.
- Это сделал один из наших! Он знает, что нельзя дуть на кумыс и выплескивать остатки в костер, но именно так он решил бороться с предрассудками. Он утверждает, что задача каждого из нас - революционизировать быт далеких окраин.