Вокруг валялись ружейные гильзы, вывороченные из мостовой булыжники и покореженные вывески - "Колониальные товары", "Швейные машины Зингер", "Турецкая кондитерская". Коля вспомнил, как, бывало, они с соседскими ребятами по ночам шутки ради меняли вывески, а утром с невинными физиономиями прохаживались по Московской и любовались результатами своего озорства. Уж очень комично выглядел обескураженный трактирщик, взирающий на жестяной гроб, который раскачивался над его ресторацией. Еще больше веселил прохожих легкомысленный золотой корсет, украшавший здание миссионерского общества по распространению библии… Теперь Коля не выкидывал подобных номеров - он был уже взрослым человеком. В это тревожное революционное время молодежь мужала быстро. Многое в Колином представлении о жизни изменила работа на Кузнецовке и в особенности его участие в подпольной организации, где Колю знали по прозвищу "Брачка". Почти ничего не напоминало в нем прежнего сорванца.
Придя домой, он вымылся и переменил деревянные башмаки на единственные туфли, которые берег для прогулок. Блестящий лак и острые носки соответствовали последнему крику моды.
Увидев сына в воскресном костюме, мать строго спросила:
- Что это ты вырядился? На гулянку?
Завязывая перед зеркалом яркий галстук, Коля ответил:
- Меня вызывают. Если несколько дней не покажусь дома, не волнуйся. Говорят, какое-то особое дело!
Он на ходу поцеловал мать, старавшуюся скрыть свою тревогу, сунул в карман маузер и выбежал, но через мгновение снова показался в дверях.
- Знаешь, мать, - тихо сказал он, - если кто из наших зайдет, - листовки в обычном месте, под полом. Отдай им сама…
2
На разомлевшей от жары улице Ганибу-дамбис было пусто и тихо, как двадцать лет назад, когда у придорожных канав щипали траву коровы и козы окрестных жителей. Пусто и тихо было потому, что товарная станция бастовала.
Напротив чадила труба "Вольфшмита". И от доносившегося через улицу запаха дрожжей болезненно сосало под ложечкой у людей, которые прохаживались перед наглухо запертыми воротами. Несмотря на то что все рабочие этого района внесли свою лепту в кассу забастовщиков и это уже вторую неделю помогало им держаться, пояса все-таки пришлось затянуть потуже. Каждый понимал - лучше поголодать сегодня, чтобы отвоевать возможность как следует поесть завтра и послезавтра. Сотни товарных вагонов стояли непогруженными, а в складах по-прежнему лежали огромные запасы масла и яиц. Нет-нет да раздавались голоса, предлагавшие взломать пакгаузы - трудно глотать слюну от голода, когда рядом столько добра, - однако большинство бастующих понимало, что грабеж - не метод борьбы за свои права. Организованное стачечное движение требовало выдержки, и люди мужественно терпели лишения.
Было ясно, что торговцы не дадут погибнуть экспортному товару, стоимость которого исчислялась миллионами рублей, и попытаются погрузить его с помощью солдат. Вот поэтому у товарной станции днем и ночью патрулировали грузчики - кто с охотничьим ружьем, кто с дубиной, а иной рассчитывал лишь на свои мозолистые руки.
- Как ты думаешь, Макс, солдат не пришлют?
- Не знаю. Пусть только сунутся! - И Макс Тераудс погрозил невидимому врагу своим тяжелым кулаком кузнеца.
Вскоре прибежала запыхавшаяся девочка:
- Солдаты идут! Они близко! Бежать за помощью?
- Наших поднять уже не успеешь. Дуй к вольфшмитовцам! У кого есть оружие, пусть идут сюда!
Едва девочка скрылась в воротах противоположного здания, как к станции подошло около полуроты солдат.
- Стой! - скомандовал офицер, затем повернулся к грузчикам, загородившим ворота. - А ну, дайте дорогу! - грубо крикнул он.
- Что вы тут потеряли? - спросили пикетчики.
- Не ваше дело! Разойдись!
Макс Тераудс выступил вперед:
- Мы знаем, что вы пришли грузить вагоны. Только предупреждаю, господин офицер, не для того мы здесь стоим, чтобы позволить вам это сделать.
- Это мы еще поглядим! - И прапорщик обернулся к солдатам: - Вперед! Открыть ворота!
Однако солдаты топтались на месте. Грузчики стояли плечом к плечу и готовы были дать отпор пришедшим.
- Ружей-то у нас нет, - виновато проговорил унтер.
- А стыд у вас есть?! - крикнул прапорщик. - Герои Маньчжурии, не можете разделаться с горстью бунтовщиков!..
Солдаты в нерешительности переминались с ноги на ногу. Видимо, стойкость забастовщиков произвела на них сильное впечатление.
- Товарищи! - обратился Тераудс к солдатам. - Вы такие же трудовые люди, как и мы. Неужто и вправду вы не понимаете, за что мы боремся? Все мы хлебаем одинаковую похлебку. И кому охота, чтобы она была такой жидкой?!
- Замолчать! - крикнул офицер.
Видя, что добром тут ничего не поделаешь, он отправился за подкреплением. Несмотря на миролюбие солдат, грузчикам было ясно, что стычка неизбежна. Но в тот момент, когда Макс Тераудс расставил по местам подоспевших на помощь рабочих с "Вольфшмита", ему принесли записку - он должен был немедленно явиться в Федеративный комитет.
3
Атаман никогда не придавал большого значения деньгам. Когда они у него водились, он тратил их без лишнего сожаления, а если их не было, как-то обходился. Но сегодня его мысли были сосредоточены на деньгах. Существовал лишь один способ добыть их до двадцатого сентября. И Атаман надеялся на согласие Федеративного комитета.
Когда Робис вошел в "коммуну", Атаман по выражению его лица понял, что вопрос решен.
- Ну, все в порядке?
- Да, в комитете признали, что другого выхода нет. Теперь дело за нами!..
Атаман радостно встряхнул головой:
- Вот это здорово! Если бы ты знал, до чего трудно было мне сидеть в Льеже без настоящего дела!.. - Он встал и прошелся по комнате. - Да, операция предстоит интересная. Жаль, что с нами не будет Грома!
Робис молча подсел к столу. Тяжело было думать о Громе, сознавать, что бессилен ему помочь.
- Подобрана особая ударная группа, - сказал он. - В нее войдет еще Брачка.
- Этот парень в моем вкусе! А еще кто?
- Парабеллум. Ты его не знаешь, но это человек железный! Как-то ему было поручено тайно провезти на пароходе партию револьверов. В последний момент капитана, нашего человека, заменили. Представляешь: на море шторм. Парабеллума мучит морская болезнь, но он все же заставляет капитана изменить курс и высадить его вместе с оружием на берег.
- Видимо, человек подходящий, - согласился Атаман. - Ну, а когда начинаем действовать?
- Это мы скоро выясним. Сейчас у меня важная встреча с человеком, который знает о делах всех банков Риги. Его зовут Лип Тулиан. Я с ним мало знаком, но товарищи из "Мстителей" хорошо о нем отзывались. Ты мог бы меня проводить? Кто знает, достаточно ли он осторожен… Держись шагах в тридцати от меня. Проверь, нет ли за нами хвоста.
Робис приоткрыл дверь и выглянул на лестницу. Там никого не было. Они вышли.
Мариинская улица встретила их трамвайными звонками, цокотом подков и толчеей прохожих.
Атаману нелегко было выдерживать расстояние между собой и Робисом. "Вот человек! - думал он про своего друга. - Не идет, а бежит. И не только по улице - по жизни тоже. От схватки к схватке, от задания к заданию, без устали, без передышки! Нет у него времени ни хорошие стихи почитать, ни за рюмкой вина посидеть, ни с девушкой встретиться… Ей-богу, Робису горьковская рубаха подошла бы больше, чем этому парню, который выходит из Малой Невской".
В следующее мгновение Атаман узнал обладателя рубахи - это был тот самый человек, которого он днем выручил из лап городовых и заставил соскочить с извозчика. Интересно, о чем этот малый тогда думал? Пока ехали, он, наверное, уже по себе отходную читал.
На трамвайной остановке парень приблизился к Робису. Теперь Атаману стало ясно, что благодаря чистой случайности он спас нужного им человека. Он осмотрелся. Нет, шпиков не видно. Тогда он подошел к Робису, который о чем-то уже говорил с парнем. Атаман решил подшутить.
- Ну, теперь уж ты от меня не удерешь! - сказал он, подходя к парню сзади и хватая его за руку.
Парень испуганно рванулся:
- Пустите! Я вас не знаю!..
- А жандармского подполковника не припоминаешь? - усмехнулся Атаман. - И, конечно, не помнишь, как кубарем выкатился из пролетки? Я тогда чуть было не лопнул со смеху…
Наконец парень смекнул, с кем имеет дело:
- Тебе-то легко было смеяться. А я здорово испугался. Особенно, когда ты потянулся за револьвером.
Атаман отпустил его руку:
- А что мне было делать? Драгуны уже близко, а ты упираешься, как баран, которого резать ведут…
- Как бы там ни было, - сказал парень, - но от десяти лет каторги ты меня спас! Одним словом, спасибо, товарищ… Как тебя зовут?
- Зови Атаман.
- А я Лип Тулиан.
- Послушай, приятель, - уже серьезно сказал Атаман, - если ты не хочешь, чтобы тебя поймали, сними эту рубаху. Хватит с нас одного Горького. Вторую "Песню о Соколе" тебе все равно не написать!
Лип Тулиан засмеялся:
- А я к этой рубашке привык. Не могу расстаться.
- За что же тебя все-таки взяли? - спросил Робис, все это время молча слушавший их разговор.
- Я был в Верманском парке. Мне хотели пришить дело с бомбами. А на самом-то деле меня назначили вторым оратором.
- Так вот, значит, зачем ты напялил на себя этот туалет! - усмехнулся Атаман.
- Ладно, хватит! - цыкнул на них Робис. - Лучше расскажи, Лип Тулиан, как там насчет банка? Удалось тебе что-нибудь разузнать?