Фрисснер не был ученым, он был диверсантом, военным, сорви-головой. Но уж никак не ученым, не мистиком, он не верил в то, ради чего его сюда послали. Зеркало Иблиса… Выдумка? Может быть. Но выдумка, которая чего-то да стоит, раз нас сюда послали, - Фрисснер думал именно так. А его ребята не привыкли задавать лишних вопросов.
Армейский ты майор или штурмбаннфюрер СС - разница невелика. Фрисснер с уважением относился к СС, но никогда не считал их сверхлюдьми - хотя бы потому, что многие сослуживцы, которые - объективно - были хуже него, стали эсэсовцами куда раньше, чем Фрисснер, Каунитц и Богер.
- Эмиль, кажется, пришел кот. Слышишь, скребется? Открой, пожалуйста, дверь, - попросил с подоконника Богер. Каунитц молча поднялся, открыл, и в комнату вошел худой полосатый кот. Богер, большой поклонник кошачьего племени, уже успел его прикормить, и кот сообразил, что такой дружбой пренебрегать не стоит.
- Красавец! - расплылся в улыбке Богер. Фрисснер подумал, что красавцем кота назвать трудно. Длинный и тощий, он то ли забрел в дом случайно, изголодавшись на бедных помойках Триполи, то ли приехал вместе с итальянцами, которые его потом бросили. Кот запрыгнул на колени к своему благодетелю и, разлегшись там, блаженно замурлыкал.
- Сейчас открою тебе консервы, - пообещал Богер.
- Если он нагадит, я выкину его в окно, - предупредил Каунитц, возившийся с пистолетом. Он очень любил оружие, Эмиль Каунитц. Чистил и смазывал свой "люгер" каждый день, а Богер из вредности все время склонял его к спорам о пистолетах и револьверах, доказывая, что "люгеру" не сравниться с "вальтером" и даже браунингом. Каунитц неизменно пускался в спор, хотя аргументы обеих сторон были избитыми донельзя. Спор превратился в ритуал, который однажды нарушил Фрисснер, нахально заявив, что никакой пистолет не сравнится с "кольтом". Это повергло спорщиков в шок, после чего оба обрушились на штурмбаннфюрера. Впрочем, во второй раз этот номер не прошел.
- Не нагадит, - промямлил Богер, ласково почесывая кота за ухом. - И потом, скорее я выкину тебя. Один тип - между прочим, из лейбштандарта "Адольф Гитлер" - пнул кошку в пивной, в Гамбурге.
- И что? - с интересом спросил Фрисснер.
- Я пнул его.
- А он?
- Он, естественно, пнул меня. Короче, нас выкинули оттуда, потому что мы оба были пьяны в стельку, и мы продолжили беседу на улице. Оказался неплохой парень… Но с кошками я его обращаться научил!
- Что тебе в них? - спросил Каунитц, заглядывая в ствол пистолета.
- Кошки - животные самостоятельные. Если бы ты выбросил этого приятеля, - Богер погладил кота, - в окно, ты думаешь, он пропал бы? Черта с два. Это не собака, которая по своей натуре раб, и раб, мало приспособленный к жизни. Оставь в глухом лесу кота и собаку. Собаку быстро сожрут волки или медведи, а кот обживется, найдет пищу, одичает. Я сам как кот. Я тоже не пропаду в лесу, там, где другого сожрут.
- Да ты философ, - улыбнулся Каунитц.
- Я диверсант, - улыбнулся в ответ Богер. - Если я когда-нибудь стану командовать полком или просто отрядом, я назову его "Ди шварце катцен" - "Черные кошки". Я даже эмблему придумал. Она у меня вот тут, - он постучал согнутым мизинцем по виску. - Кстати, сегодня купил у старика занятную цацку - смотрите…
Он с еле слышным стуком поставил на стол фигурку кошки, искусно вырезанную из черного ноздреватого камня. Зверек словно бы настороженно замер, приподняв лапу и изогнув спину.
Кот, лежавший на коленях у Богера, отреагировал на появление искусственной кошки странновато. Он вскочил и спрятался за Макса. Потом с округлившимися глазами высунул из-за его ноги свою мордочку. Подошел к фигурке ближе и осторожно тронул ее мягкой лапкой. И только убедившись в ее безопасности, вернулся в свое исходное положение.
- Безделушка, - оценил Каунитц.
- Красиво, - сказал Фрисснер. - Зачем она тебе?
- Старикан сказал, что пригодится. Талисман. Буду таскать в кармане, мало ли что.. Всякое бывает. Он чего-то тараторил по-своему, я не понял толком… Но ребята рассказывали, такая штука иногда спасает.
- Ага. Спасает не такая штука, а хорошая артподготовка или появление парней Толстого Германа, - хмыкнул Каунитц.
- Ну вот и жди их, а я купил себе вот эту кошечку. - Макс полюбовался на фигурку и спрятал ее в карман. - А что там поделывает наш профессор?
- Полагаю, спит, - сказал Фрисснер. - Хотя… Пойду навещу его.
Он обулся и направился к Замке, которому выделили маленькую комнатку напротив. Дверь была не заперта, ученый сидел за столом и что-то читал при свече, набросив куртку на плечи.
- Извините, - сказал Фрисснер, когда тот оглянулся на скрип половиц.
- Ничего страшного… Который час, господин капитан?
- Около двенадцати.
- Пора спать… Мы ведь завтра выезжаем?
- Наверное. Полковник Боленберг завтра в девять ждет меня, надеюсь, все уже будет готово. Кстати, я хотел бы взять вас с собой. Оцените технику…
- А что он нам предлагает?
- Итальянские машины. Такие тупорылые грузовики и легковушку, о которой сказал, что ее делали специально для Африки…
- Ну и берите. Господин капитан, я не механик, разбираюсь в этом очень слабо… Но мы с отцом использовали именно такие. Если я вам понадоблюсь утром, будите меня безжалостно. А сейчас я, с вашего разрешения, посплю…
Но поспать в эту ночь им не совсем удалось. Британская авиация бомбила Триполи, бомбы рвались в нескольких кварталах от дома, но казалось, что все они летят прямо сюда. Фрисснер, не раз попадавший под бомбежку и в полевых условиях, и в городе, вывел всех в сад и загнал в вырытую еще, наверное, итальянцами щель. Она была накрыта листами фанеры. Вглубь Фрисснер поместил ученого, закутанного в одеяло. Замке прихватил с собой рукопись, и Фрисснер не стал возражать. Богер тут же, по обыкновению, уснул, а Каунитц ворчал что-то по поводу "проклятых томми", которые не дают спать и отдыхать.
Бомбежка длилась с четверть часа, однажды над самым домом на бреющем прошел чей-то самолет - то ли немецкий, то ли британский истребитель из сопровождения "бомбеев" и "уитли". Закончилась она в три часа ночи, но еще минут пятнадцать они просидели в щели. Потом Фрисснер разбудил Богера, и все четверо вернулись в дом.
Поднимаясь по темной лестнице, Фрисснер подумал, что их тройка, кажется, опять превратилась в четверку, как в благословенные времена "Эббингауза". Вместо Хоффмана - Замке. Кощунственно, но в ближайшие месяцы им придется жить, работать, а может быть, и воевать вчетвером.
Вчетвером против всех.
15
Брось, что у тебя в правой руке, пожрет оно то, что они создали;
Но не страшись и будь решителен.
Апокриф. Книга Пяти Зеркал. 11(17)
Над столом вилась муха.
Альберт Шпеер хотел было прихлопнуть ее ладонью, но не стал этого делать - кто знает, как среагировал бы фюрер… Муха - не слон, и пусть о ней заботятся люди из обслуги.
(Шпеер, Альберт - рейхсминистр вооружения и военной промышленности.)
Муха, словно прочитав мысли Шпеера и догадавшись о полной своей безопасности, уселась на бювар и принялась чистить крылышки. Шпеер с трудом отвел от нее взгляд, и вовремя: Гитлер смотрел на него и, казалось, готов был что-то спросить.
Но фюрер ничего не спросил.
- Этот человек мне очень понравился, - сказал он решительно. - Я назначаю его своим статс-секретарем.
Речь шла о докторе Ганценмюллере, молодом советнике имперского управления железных дорог, которого Шпеер только что представил Гитлеру. Фюрер давненько подумывал - вернее, ему внушил это тот же Шпеер, - что неплохо бы заменить старого шестидесятипятилетнего статс-секретаря кем-нибудь помоложе из подающих надежды. Рейхсминистр транспорта Дорпмюллер был категорически против, чему не приходилось удивляться - Дорпмюллеру самому было семьдесят три, но кто, в конце концов, прислушивался к его мнению?
"Дорпмюллер, Ганценмюллер… Интересное совпадение, - подумал Шпеер. Старик будет недоволен, подумает, что я издеваюсь. Это нехорошо, нужно было подумать раньше. Теперь уже поздно. После слов фюрера ничего не изменишь, ну, оно и к лучшему. Разбираться с железными дорогами все равно надо - то, что сегодня творится на занятых нами русских территориях, никуда не годится".
Накануне Шпеер предложил Гитлеру вначале посоветоваться с рейхсминистром транспорта, но Гитлер был категоричен:
- Ни в коем случае! Никто из них не должен ничего знать. Я просто вызову вас, господин Шпеер, вместе с вашим кандидатом в ставку. А имперский министр транспорта пусть приедет отдельно от вас.
Сейчас старик Дорпмюллер околачивался в приемной, прекрасно понимая, о чем тут идет речь и зачем Шпеер привел с собой молодого советника. А вот Ганценмюллер о присутствии рейхсминистра не знал и потому держался молодцом. Не робел, беседовал с фюрером спокойно и деловито, показал прекрасное знание проблем железной дороги. Другие участники совещания одобрительно переглядывались, фельдмаршал Мильх задумчиво кивал.
"Не исключено, что Гитлер принял решение заранее, еще когда ознакомился с российскими подвигами Ганценмюллера, где тот наладил практически безнадежно парализованное движение поездов между Минском и Смоленском. Это вполне в духе фюрера".