* * *
Зенон Францевич был удручен вероломным побегом Хабеля. Несмотря на просьбы товарищей, категорически отказался преследовать беглеца. Он знал, что стражники в этой кромешной тьме будут тыкаться по тайге как слепые щенята. Люди измотались, продуктов на день.
Последний привал группа Сватоша сделала у Громотухи. Бимба, расстелив свой куль, попросил друзей вывалить из своих мешков все, что оставалось.
- Э-э-э, бурхан, спасибо тебе, не дала этим чертям все обожрать… шло можно живить!..
Все рассмеялись, а веселый Бим смеялся над своей шуткой больше всех. Он всеми силами старался развеять дурное настроение Зенфрана.
Громотуха… Да, народ метко назвал эту ярую речку. Даже сейчас, в зимнюю стужу, она рычала, гремела, хотя и глухо, но все равно по-настоящему оправдывая свое название.
Любил Зенон Францевич грохот подлеморских рек, рев разбушевавшегося осеннего Байкала, могучий, многоголосый шум тайги. Все эти звуки бодрили, вселяли силу и успокаивали нервы.
Вот и сейчас в грохоте Громотухи он уловил воркотню старой мудрой бабушки, которая по-матерински журила его.
На сердце отлегло, и он, впервые за весь путь от Малютки-Марикан до моря, улыбнулся и шлепнул по плечу сидевшего рядом эвенка.
- Ничего, Бойчен, и на нашей улице будет праздник!
Эвенк криво усмехнулся:
- Ха, пра… Гуляйт нада. Ваську поить спиртом…
- Не надо падать духом, Бойчен… Все же с осени мы задержали шесть браконьеров… В основном-то Хабель с Остяком и остались… Их поймаем, а с остальной-то сошкой расправимся!
- О-бой, однако, Хабелька опять нас поймать будет!
- Нет уж, батенька мой, спасибо… Все равно наш верх будет! Скоро услышим последний выстрел в нашем заповеднике. Скоро.
Серые грустные глаза Васьки впервые за весь день виновато встретились с голубыми Сватоша, и у него невольно вырвалось:
- Вот хорошо-то будет!
- Да, да, Василий, будет замечательно!
Стражники недоверчиво посмотрели на директора.
- Поверьте мне, ребятушки, придет время, не будет нужды идти в заповедник промышлять соболя. Во всяком случае, у нас в Забайкалье повсеместно расплодится этот ценнейший зверек… Ну и люди-то будут грамотными, культурными, сознание у людей будет совершенно другое… Тогда сократится штат охраны, - Зенон Францевич усмехнулся, - боюсь, что стражники даже обленятся… Один раз обойдут свой участок - никого нет… Сто раз обойдут - никого. Махнут рукой и скажут: "Кто к нам пойдет!" Да… ребятки… Хорошо будет. Хорошо!
- Вот-вот, Бимбушка будет шибко хорошо - будет боком лежать да брюхо гладить!
На суровых лицах появились улыбки. Попив чаю с последними крошками сухарей, повеселевшие люди тронулись дальше. Из-за скалистого Громотушного мыса показалась с низкими уютными берегами Сосновая губа. А в самом почти углу - Кудалды. Темнеет несколько домишек. Из труб вьется дымок, придавая жилой вид малюсенькому поселку.
Во время морестава часто проносились свирепые северо-западные ветры. А поэтому поверхность Байкала, особенно против мысов, была покрыта торосами, похожими на скалы из белого мрамора. Люди или обходили их, или переползали. Расстояние в восемь-десять километров для таежника просто чепуха, а вот это же расстояние через клыкастые торосы - одно мученье: ни пешком, ни на лыжах. Уже недалеко от Кудалдов нагнал стражников сильный култук . Давно ли будто солнце соскользнуло с одного из гольцов Байкальского хребта, а на дворе уже наступили густые сумерки. В одном из домов появился огонек, потом во втором, в третьем. Измученные люди облегченно вздохнули. Последним препятствием на их пути оказался высокий скользкий сокуй . Ветер, усиливаясь, превратился в дьявольский буран. Кто-то неведомый окутал людей мягким черным саваном. Ничего не разобрать. Пришлось ползком преодолеть ледяную преграду и соскользнуть кубарем вниз. Только сейчас, зачуяв людей, залаяли собаки. Из ближнего дома вышел человек и, заметив прибывших, стал приближаться.
- Это наши пришли? - послышался женский голос.
- Мы, мы, Катя! - радостно крикнул Сватош, узнав голос жены. - Фу-у-у! Вот и отмаялись, еле шевелю ногами, Катенька… Есть чем обогреться-то?
- Есть, есть, Зоня!.. Пойдемте скорее.
- Вот, братцы, и у нас будет сейчас праздник! - радостно воскликнул Зенон Францевич. - Заходите сначала к нам… обогреетесь, а потом уж и по домам.
- Екатерина Афанасьевна, ведь неудобно каждый раз надоедать-то вам.
- Вася, чтоб я больше этого слова не слышала. Идемте к нам!
И вскоре все уже сидели за гостеприимным столом. Спокойно, без суеты, угощала стражников высокая худощавая хозяйка, дома.
- Вот уж обогреться-то с мороза не грех! - повеселевшими глазами подмигнул друзьям Зенон Францевич и налил из пузатого графина по стакану водки. - А вот я разведу чайком… Легче пойдет!.. Ну, друзья, поздравляю… с возвращением…
- Ну, как сходили, Бимба? - спросила Екатерина Афанасьевна у сидевшего ближе всех к огню бурята.
- У-у-у-у! - затряс головой. - Сказать боится Бимбушка, мало-мало ругать будешь, мало-мало смеяться… Пусть Зенфран говорит… Он мастер баить…
- Плохо, Катенька, сходили… Был у нас в руках Петрован Хабель… Ну и… после расскажу… - Зенон Францевич виновато взглянул на жену, нахмурился и поник головой.
- Ничего, Зоня, всякое бывает… Сами-то живыми вернулись… Виктор-то, бедняжка… Жизнерадостный был парень… - Добрая женщина тяжело вздохнула и, подперев ладонью подбородок, горестно добавила: - Валентина-то уж очень убивается… молодые, жили дружно…
Разговор прервал стук в дверь.
В обширную кухню ввалилось с десяток людей. Впереди всех в бараньем дыгыле тетка Цицик.
- Амар сайн!.. Ты, Бимбушка, стыд теряла, ох, беда, беда.
- Здрасте, здрасте! Тетя Цицик, не ругай Бимбу… я затащил его, - заступился Сватош.
- Ха, когда больна был, в этом доме лечили, кормили, добрый слово говорили… Теперь дорога сюда знайт… хорошо знайт!
- О-бой, какой хитрый бурят! Тут хорошо кормить, хорошо водкой угощать!.. - смеется повеселевший после доброй чарки эвенк.
Все рассмеялись.
Сытный ужин и жарко, по-сибирски натопленная изба разморили уставших людей, и поэтому они быстро разошлись по домам. Один за другим потухли огоньки. Тихо-тихо крутом. Лишь изредка спросонья тявкнет чья-нибудь собачонка. А в ответ в собольем питомнике из клетки раздается сердитый "пря-яу". Не любит соболь собачий лай.
ГЛАВА 4
Сквозь дощатую стенку доносился ровный, спокойный голос жены Сватоша: "Ма-ма, а-у. У-а, ма-ма. Ма-ша, а-у. У-а, Маша".
- Ну, а теперь кто нам прочитает?
Пауза. Затем раздался тоненький голосок:
- Я прочитаю!
- Хорошо, читай, Ваня!
Мальчик скороговоркой, одним духом выпалил: "Мама, ау. Уа, мама. Маша, ау. Уа, Маша".
- Так быстро читать нельзя… Нужно по складам. Следи за мной, как я читаю: "Ма-ма, а-у. Ма-ма, у-а". Понял, Ваня?
- Понял, Екатфанасьевна!
- Садись, Ваня… А ты, Гриша, сумеешь прочитать?
- У-у меня… болит брюхо.
Кто-то из ребят хихикнул. Зенон Францевич, не вытерпев, тоже рассмеялся. Ему живо припомнилось далекое-далекое детство, школа, миловидная, с тонкими чертами лица учительница и однокашники.
Сватош оделся и вышел во двор. Хватив полной грудью морозный воздух, вздрогнул, поежился.
По выработавшейся привычке - в первую очередь утрами посещать своих любимцев - пошел в соболий питомник. Утреннее солнце, оторвавшись от вершины Баргузинского хребта, ярко освещало ущелье, по которому текла буйная речка Кудалды. А над ущельем, словно зубья старой пилы, врезались в синее небо гигантские скалы - гольцы.
- Какой мужественный вид у вас! - улыбнулся он гольцам.
Подойдя к питомнику, сквозь железную сетку вольера он увидел нагнувшуюся над клеткой Валю. Она была чем-то так занята, что не заметила вошедшего директора.
Зенон Францевич чуть прикоснулся к плечу молодой женщины.
Валентина оглянулась. Легко поднялась. В больших синих глазах - печаль.
- Здравствуйте, Валя!
- Здравствуйте, Зенон Францевич!
- Что случилось?
- Ручная заболела, не ест…
Тяжело вздохнула и уступила место у клетки. Сватош опустился на колени и начал кликать свою любимицу:
- Ру-ченька. Рученька, поди ко мне.
Раздался слабый, жалобный "ннрряяу", и из клетки чуть высунулась остренькая усатая мордочка. Зеленоватые бусинки увидели своего друга. Еще жалобнее раздался "ннрряяу".
- Иди ко мне, Рученька!
Маленький, гибкий зверек в пышной черной шубке, по-кошачьи мягко ступая, приблизился к протянутым рукам Сватоша.
Осторожно взял он соболюшку на руки и нежно погладил по шелковистому меху. Зверек доверчиво уткнулся остренькой хищной мордочкой.
- Что же это вздумала хандрить-то, Рученька? - встревоженные глаза внимательно осмотрели зверька. Огрубевшие пальцы прощупали грудную клетку, позвоночник, живот.
- Валя, давно она заболела?
- Четвертый день…
- А остальные как чувствуют себя?
- Нормально… Только с продуктами плохо. Мясо кончилось. Рыбы осталось дня на три. Больше даю орехов и брусники… Рыбу экономлю…
- Э-э-э, девочка моя, ты ей чересчур много дала орехов, а потом сыпанула мерзлой ягоды… А ведь Ручная очень прожорлива, пожалуй, единственная во всем собольем роде особа.
- Я не знала, что так получится…