Начало ужина прошло в молчании; все были голодны и ели с большим аппетитом. Но затем, после утоления первого голода, когда уже принесли postre, т. е. сыр и плоды, разговор оживился. Но сам разговор шутливый и едкий со стороны молодой девушки и всегда неизменно сдержанный и любезный со стороны молодого человека убедил последнего еще более в том, что приключения минувшей ночи были известны не только дону Хуану, но и Леоне. Дон Торрибио отнекивался, насколько мог отшучивался и упорно настаивал на той версии, какую избрал для объяснения своего несвоевременного купания старику дону Хуану. Последний принимал мало участия в разговоре молодых людей; только одобрял их остроты и ловкие меткие словца подмигиванием и смехом, и усердно попивал свой мецуелъ, не переставая курить сигаретку за сигареткой и пытаясь поминутно наполнять чарку гостя, но тот упорно отказывался пить.
Дон Торрибио вообще был воздержан, а теперь донна Мартина, предупредив его о возможной опасности, сделала его еще более осторожным. Разговаривая с донной Леоной, он не переставал думать о том, как бы ему поскорее вырваться из этого дома.
Наконец, около девяти часов вечера молодая девушка встала и насмешливым тоном простилась с доном Торрибио, говоря, что хочет идти спать. Донна Мартина давно уж удалилась в свою комнату, но уходя, бросила молодому человеку многозначительный взгляд и, незаметно для остальных, приложила палец к губам.
Мужчины остались вдвоем.
Дон Торрибио, обождав с минуту после ухода Леоны, тоже встал.
- Как, и ты тоже встаешь из-за стола, мучачо? - спросил дон Хуан.
- Да, - ответил дон Торрибио, - я чувствую потребность размять ноги!
- Прекрасно, но надеюсь, что это не помешает тебе выпить со мной стакан-другой мецуеля или рефино?
- Благодарю, - произнес дон Торрибио, - вы знаете, что я не пью.
- Да, правда, ты стал совершенно мокрой курицей нынче, а, ведь, раньше ты, право, был лихой собутыльник и не боялся стакана доброго вина.
- Не спорю, но те времена прошли, вино и настойки - дурные советники, и я им не доверяю. Дай Бог никогда не знать и не пробовать ни того, ни другого!
- Пустяки! вино веселит сердце человека, а настойки заставляют все видеть в розовом цвете. - Итак, хватим стаканчик, мучачо!
- Ни капли! - Я уже сказал, что не стану пить!
- Ну, как хочешь! За твое здоровье! - И старик осушил свой стакан. Это был, не первый, а потому, согласно своему собственному выражению, дон Хуан Педрозо начинал все видеть в розовом цвете.
- Послушай, сядь-ка ты лучше! - сказал он, обращаясь к молодому человеку.
- Зачем?
- Затем, что нужно нам побеседовать и выпить!
- Да я не пью!
- Ну, все равно! - Ты будешь пить ключевую воду!
- Да я и воды не хочу, к тому же становится поздно!
- Не все ли нам равно, что теперь поздно?
- Вам это, может быть, и все равно, но мне - нет! Я чувствую себя усталым, а мне еще три добрых мили до дома!
- Да что ты там рассказываешь, мучачо? - перебил его старик уже заплетающим языком, - ты воображаешь что я так и отпущу тебя?
- Эх, черт возьми! да ведь пора уж и на боковую!
- Что из того? Ты можешь переночевать и здесь; место найдется!
- Благодарю, но я предпочитаю вернуться в свой хакаль!
- Ну, это ты всегда еще успеешь! - Ведь, тебя там никто не ждет!
- Как знать?!.
- Да полно же мучачо, - я хочу поговорить с тобой о деле.
- Поговорить со мной? о деле? - повторил молодой человек, насторожив уши.
- Да, о серьезном деле!
- Говорить о серьезном деле, когда уж столько выпито, вы слишком тертый калач для этого!
- Нет, дело превосходное! я знаю, что ты славный мучачо, и хочу взять тебя в соучастники себе, чтобы мы могли с тобой заработать четыре тысячи пиастров, разом. Ну что ты на это скажешь, Хм!
- Я скажу, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и что, вероятно, у вас теперь в глазах двоится!
- Ты думаешь? - засмеялся старик, - нет, ошибаешься; - мало того и дело-то вовсе не рискованное!
- Ну, пусть по вашему! Согласен, что все это так! Только позвольте мне уехать, я вижу, что вы смеетесь надо мною, дон Хуан!
- Нет, подожди! Даю тебе слово, что ты потом не будешь каяться, если выслушаешь меня! - И старик удержал молодого человека за его сарапе. При этом плащ распахнулся и обнаружил два длинные пистолета, засунутые за поясом у дона Торрибио.
Старик, заметив их, невольно вздрогнул, затем уставив на молодого человека насмешливый взгляд, сказал.
- А, у тебя прекрасное оружие! Ха, ха! Где это черт возьми, - ты мог украсть их?
- Я не украл, - сухо ответил молодой человек - мне подарили их, правда, я виновен в смерти нескольких человек, но вором никогда не был! - с горечью добавил он, - я никогда не брал ничего чужого!
- Да, да, я тебя и не обвиняю! Я знаю, что ты не вор! Ну, теперь ты доволен?
- Нет, раз вы сказали это, значит, вы думаете, что я вор и способен украсть!
- Да нет же, черт побери! Я этого совсем никогда не думал! - Однако, вернемся к нашему делу!
- Нет, мне нет ни какой надобности знать о нем!
- Однако, должен же я объяснить тебе в чем суть!
- Нисколько! Я наперед отказываюсь от него!
- Почему так? - спросил старик, сдвинув брови, - разве ты мне не доверяешь?
- Нет, не то, а просто потому, что не могу взяться ни за какое дело!
- Ба! - Странно! разве ты теперь стал богат!
- Я то? - засмеялся молодой человек, - я имею в настоящее время всего на всего две унции золота и шесть пиастров.
- И при таких условиях ты отказываешься от такого дела - от 2, 000 пиастров, которые пришлись бы на твою долю?
- Да!
- Ну, ты или помешан, или смеешься надо мной!
- Ни то, ни другое! - Но с восходом солнца я уезжаю!
- Ты уезжаешь? на долго?
- На всегда!
- Как? Ты хочешь навсегда покинуть наши леса, где ты родился, где ты вырос?
- Да, так надо! Я решил!
- Carai! Верно, тебе сделаны очень заманчивые предложения, если ты соглашаешься расстаться со своей родиной?
- Мне никто ничего не предлагали и не обещали: - я удаляюсь отсюда просто только потому, что сам того хочу, я не хочу более оставаться в этих местах.
- Куда же ты едешь?
- Я еще и сам не знаю!
- Как, ты не знаешь?
- Верьте чести, не знаю! Я поеду на удачу, куда глаза глядят.
- Да ты совсем обезумел, я вижу!
- Очень возможно, я не спорю!
- Что же касается того дела, о котором я говорил тебе, то была просто шутка! Я хотел испытать тебя и убедиться, что ты на самом деле так честен, как ты говоришь. Ну, ты молодец выдержал испытание и я очень счастлив и рад за тебя! Признаюсь и я был бы очень затруднен, если бы ты поймал меня на слове и потребовал от меня подробностей и разъяснений.
- Я вам верю, ведь я же с первого слова понял, что вы смеетесь надо мной.
- Ну да! это была просто шутка, ни что более! - настойчиво твердил старик, - и ты прекрасно сделаешь, если никому не скажешь о ней.
- Я не имею привычки болтать и рассказывать…
- Нет, не-то, я это знаю, - с живостью перебил его дон Хуан, - но понимаешь иногда в разговоре незаметно увлекаешься и скажешь больше, чем надо!
- Ну, меня вам нечего опасаться! Да если бы даже я и сказал что-нибудь, то в сущности это тоже была бы не беда!
- Хм, как знать, есть столько злых языков, что меня пожалуй сразу обвинят в том, что я хотел кого-нибудь зарезать и обокрасть.
- Да… - протянул молодой человек, - но ведь с восходом солнца я уезжаю совсем, чтобы уже более не возвращаться сюда!
- Да правда, ведь, ты уезжаешь!.. В сущности, ты отлично делаешь. Для такого молодого человека, как ты, который не имел здесь особенного дела, ничего нет лучше, как поискать где-нибудь на стороне разнообразия и настоящего дела.
- И так, вы теперь находите, что я хорошо делаю что уезжаю? - иронически осведомился молодой человек.
- Да, в видах твоей же пользу; посмотреть свет и людей; это дает опыт и полезные знания!
- Ну, в таком случае, я очень рад и иду седлать своего коня!
Иди, мучачо! Иди, - да, главное, не болтай лишнего!
- Будьте покойны!
- Да вот что, смотри, не уезжай, не простившись со мной.
- Ладно! - Торрибио вышел из комнаты, оставив, ранчеро в компании бутылок, которые, судя по тому, как усердно он прибегал к ним, скоро должны были осушиться до дна.
Дон Торрибио поспешил на конюшню, куда вошел, тихонько посвистывая; веселое ржание было ответом, - и умное животное тотчас же стало искать мордой своего господина.
- Ну, едем Линдо! едем друг мой! - сказал молодой человек, целуя его прямо в ноздри, и подавая своему любимцу кусок сахара. Затем он тщательно оседлал коня и, закинув поводья на луку седла, вышел из конюшни, а Линдо последовал за ним, как собака. Заперев конюшню, дон Торрибио направился к дому, но не дойдя до него, заметил при бледном свете месяца какую-то белую фигуру, неподвижно стоявшую под навесом, в которой тотчас же признал Леону. Брови его нахмурились; лицо приняло оттенок досадливости и видимого неудовольствия.
- Что ей надо от меня? - подумал он, а я уже было надеялся, что не увижу ее больше.
Но тем не менее он продолжал идти вперед.
- Это вы Леона? - ласково спросил он, - уж не больны ли вы? Я полагал, что вы давно легли и спите!
- Нет! - грустно сказала она, - я не ложилась и не спала, я не больна, я ждала вас!