Эмилио Сальгари
Талисман
I
Темные тучи, гонимые вихрем, неслись с фантастической быстротой над беснующимся морем. Огромные волны катились к каменистому берегу и с диким ревом разбивались у подножия отвесных скал.
Вспыхивали молнии, зловещим светом заливая все вокруг, и грохотал гром.
И время от времени с поверхности моря, словно отвечая молниям и грому, вспыхивало короткое пламя, прорезаясь мечом сквозь облако дыма, и грохотал пушечный выстрел.
При вспышках молнии было смутно видно, что у самых берегов идет жестокий бой. Маленькая, юркая, быстрая, как стрела, орка, двухмачтовая шхуна, распустившая, словно крылья, все свои паруса, мчалась вдоль берега, искусно лавируя среди отмелей и подводных камней, зачастую зарываясь носом в кипящие буруны, чудом избегая торчащих здесь и там из воды зубьев скал. А немного поодаль от берега, выбрасывая из двух труб черные тучи дыма, летела в погоню за оркой приземистая канонерка.
Канонерка, шедшая под испанским флагом, не рисковала забираться в те воды, по которым неслась орка, и поэтому, хотя и обладала более быстрым ходом, все же очень часто позволяла орке уйти вперед на добрых полтора, а то и два километра.
Но скоро расстояние между беглецом и преследователем уменьшилось, и тогда носовое орудие испанского военного судна стало посылать в орку одну гранату за другой.
Правда, при той ужасной качке, которую испытывали оба судна, о точном прицеле нечего было и думать: гранаты то не долетали, зарываясь в волнах, то перелетали и взрывались далеко за оркой.
Но убегающий парусник уже заметно пострадал от выстрелов врага: одна сбитая рея болталась на грот-мачте, грозя в любой момент сорваться и рухнуть на палубу. Фальшборт в двух местах был разбит, палуба загромождена осколками дерева. Среди команды царило полное смятение.
Экипаж орки, носившей имя "Кабилия", не был многочислен и с величайшим трудом управлялся со своим делом, но капитан "Кабилии", моряк почти гигантского роста, с бронзовым лицом, косматыми бровями и орлиным взором, все еще надеялся спасти погибающее судно.
Прогнав рулевого, оборванного алжирца разбойничьего вида, он сам взялся за руль и верной рукой повел "Кабилию" по таким местам, куда проникнуть не отважился бы, кажется, самый смелый мореплаватель.
И раз, и два судно чиркало то боком, то днищем по гребням подводных камней, и тогда весь корпус "Кабилии" сотрясался, мачты гнулись, как былинки, а в трюме судна что-то зловеще грохотало и ворчало.
И раз, и два, и десять раз свирепые валы прокатывались по палубе, смывая с нее обломки, ящики, бочонки, смывая людей.
И каждый раз после этого орка шла все более и более медленно, заметно погружаясь в воду.
- К помпам! - кричал, словно обезумев, капитан "Кабилии". - К помпам, разбойники, или я всех перестреляю!
Два или три матроса взялись за помпы, чтобы откачивать наполнявшую трюм воду, но новый вал прокатился по палубе, и люди бросили бесполезную, безнадежную работу.
- Пассажиров к помпам! - рычал капитан. - Закую в цепи! Выкину за борт!.. Эй, вы, студенты! За работу! За помпы, если вам дорога ваша жизнь!
Те, к кому относились эти крики и свирепые угрозы, ютились в полузатопленной единственной каюте орки. Их было четверо: трое мужчин и одна молодая женщина.
Женщина была в живописном костюме испанской хитани, или цыганки. Державшийся все время рядом с ней, всюду ходивший за ней тенью мужчина с красивым лицом, черными, как уголь, глазами, тоже был одет в костюм цыгана внутренних провинций Испании. Остальные носили традиционное одеяние студентов университета Саламанки, с живописными ушастыми шляпами, короткими, до колен, панталонами, коротенькими курточками.
Несмотря на то что судно явно приближалось к гибели, студенты не расставались со своими неизменными спутницами - двумя великолепными гитарами. Даже тогда, когда какая-нибудь бешеная волна, врываясь в каюту через разбитую дверь, разливалась по полу, студенты из Саламанки заботились прежде всего о том, чтобы уберечь от воды свои драгоценные инструменты.
Впрочем, один из них, атлетически сложенный молодой человек с лучистыми глазами и добродушной улыбкой на алых губах, уделял одинаковое внимание и своей гитаре, и красавице хитане, оберегая девушку от опасности быть сбитой с ног какой-нибудь шальной волной.
Вспышка пушечного выстрела. Зловещий свист приближающегося к погибающей орке снаряда. И одновременно треск сбитой гранатой мачты, падающей за борт, крик двух матросов, раздавленных мачтой при ее падении, грохот взрыва, словно возвещающего, что теперь для суденышка уже нет спасения…
Хитана пошатнулась и упала бы на мокрый пол каюты, если бы студент не успел вовремя подхватить ее, обвив своей сильной рукой ее тонкую талию.
- Не смей! - вскрикнул, словно ужаленный, сопровождавший хитану цыган. Он вскочил из-за стола и, казалось, готов был ринуться на студента. В его руках сверкнула знаменитая наваха, которой так мастерски умеют владеть кабальерос Испании.
- Что? - насмешливо отозвался студент, взмахивая над головой тяжеловесной гитарой и грозя опустить ее на голову цыгана.
- Не смей прикасаться к Заморре! - бормотал, скрежеща зубами и отступая в угол, цыган. - Обнимай девушек своей крови! Не прикасайся к цыганке, а не то…
- А не то?.. - насмешливо осведомился студент.
- Не то мой нож посмотрит, какого цвета твоя кровь!
- Ох, как страшно! - засмеялся студент. - Пожалуйста, не сердись, Янко! А то я могу упасть в обморок! А падая, могу трахнуть тебя по голове гитарой, и тогда твой череп разлетится словно яичная скорлупа!
Цыган содрогнулся, как бы намереваясь броситься на врага. Но в это время хитана крикнула повелительным голосом:
- Назад, Янко! Назад, или я забуду, что ты мой молочный брат!
- Пусть он сначала отпустит тебя, - настаивал на своем Янко, зловеще сверкая глазами. - Не его дело заботиться о твоей безопасности. Я отвечаю за тебя перед нашим племенем и перед нашим вождем.
- Ага! Ты признаешься, значит, что не случайно встретился со мной, а послан соглядатаями? - раздувая ноздри, воскликнула Заморра. - Стыдись, Янко! Я ненавижу шпионов!
- Я не шпион! Я имею права на тебя.
- Какие?
Цыган опустил глаза.
- Ты со временем станешь моей женой, - глухо вымолвил он.
- Я? Твоей женой? Никогда! - пылко ответила девушка. - Я вольна избирать себе в мужья того, кого хочу. И можешь скрежетать зубами сколько тебе угодно, но мое сердце не лежит к тебе.
- Все равно. Ты не станешь женой никого другого.
- Ого! Кто же мне запретит, если я захочу?
- Племя!
- Но племя - не ты. Ты не имеешь права командовать мной,предатель!
- К помпам! Мы тонем! К помпам! - надрывался капитан.
- Карминильо! - отозвался из угла каюты другой студент. - Кажется, и впрямь наши дела идут неважно.
- Мы тонем! - озабоченно озираясь вокруг, произнес Карминильо. - Этот проклятый контрабандист не хочет расстаться ни с малейшей частью своего груза. Если бы выкинуть за борт десятка три ящиков с ружьями и саблями, которыми он, испанец родом, снабжает врагов Испании, разбойников-рифов , наша орка продержалась бы еще полчаса, а за полчаса мало ли что может случиться!
- Кажется, матросы бушуют, требуя, чтобы капитан позволил им разгрузить судно. Что будем делать мы?
- Посмотрим! Мы - пассажиры, и нам не следует вмешиваться в чужие семейные счеты, - пожимая плечами, ответил Карминильо.
"Семейные счеты", о которых насмешливым тоном говорил неунывающий студент инженерного факультета университета Саламанки, были особого рода: несколько уцелевших еще людей экипажа "Кабилии", по-видимому, сговорившись, бросились в трюм и принялись выволакивать на палубу тяжелые ящики, нагруженные ружьями, револьверами, патронами, кортиками и порохом.
Увидев, что делают матросы, капитан с топором в руке кинулся на них и метким ударом раскроил череп одному из моряков.
- Разбойники! - вопил он, захлебываясь от гнева. - Грабители! Каждый ящик стоит триста песет ! Вы хотите пить мою кровь? По местам! По местам, или я перебью вас всех!
- Мы потонем, если не облегчим судно от груза!
- По местам! По местам!
Расправляясь с матросами, капитан перестал править рулем, и судно заплясало по волнам, как скорлупка ореха.
Огромный вал с косматой гривой вырос за кормой, грянул на палубу, разбивая все на своем пути, судно легло на один бок, и все, что было на его палубе, - бочки, люди, ящики, связки канатов - все замелькало в водовороте.
Волна смыла всех матросов, увлекла за собой.
Каким-то чудом уцелел только сам капитан.
Поднявшись, весь мокрый с ног до головы, он, схватившись за голову, побежал к рулю. Но в тот момент, когда его руки коснулись рулевого колеса, с борта канонерки вырвался огненный сноп.
Несколько секунд - и граната разорвалась над палубой осужденного на гибель парусника. Один из ее осколков со свистом ударился в грудь капитана и, пронзив его насквозь, вылетел с клочьями окровавленного тела из раны на спине, между лопаток.