- Что же, мне изменяет память? - Тетя потерла лоб. - Нет, я прекрасно помню, что пожар случился именно в прошлом году, пятнадцатого апреля. Вы должны помнить, доктор. Вы же прибежали одним из первых. Пламя уже начало охватывать кровлю, Антонио пытался сбить его ветками и чуть не упал с крыши…
Она приводила всё новые и новые подробности, вспоминала такие точные и красочные детали, каких не придумаешь…
Но ведь я точно знала: никакого пожара у нас не было. Никогда не было - ни в прошлом году, ни прежде!
Наверное, я смотрела на тетю с ужасом, потому что она вдруг снова пришла в ярость, как и вчера.
- Ты опять притворяешься, будто я все выдумала! - закричала она, так сильно стукнув по столу, что чашки запрыгали. - Хватит изображать меня сумасшедшей! Ты же прекрасно помнишь пожар, сама получила сильные ожоги. Посмотри на свою руку: на ней до сих пор остался ужасный шрам от ожога. - Внезапно она цепко схватила меня за левую руку, больно вывернула ее и потянула к доктору. - Вы же сами лечили ее, а шрам от ожога остался, остался на всю жизнь! Этого доказательства не вытравишь, не сотрешь.
Не было никакого пожара и не могло от него остаться следов на моей руке! Но тетя возмущалась так убедительно, что и я пристально уставилась на собственную руку.
Нет, на ней не было никаких шрамов. Но доктор Ренар, делая мне знаки глазами, сказал:
- М-да, похоже на старый ожог. Теперь я, кажется, припоминаю…
Тетя оттолкнула мою руку, швырнула на пол салфетку и, гневно крикнув: "Лживая девчонка!" - выскочила из столовой.
Дверь так хлопнула, что жалобно зазвенели хрустальные подвески старинной люстры.
- Что же это? - простонала я. - Ведь не было никакого пожара, и шрама у меня нет, ну посмотрите… - и залилась слезами.
- Конечно, не было, - сказал доктор Ренар, поглаживая меня по руке.
- А вы поддакиваете.
- Но с ней нельзя спорить, когда она в таком состоянии. Вы должны сдерживаться, дорогая моя, и не противоречить ей…
- Соглашаться с любой глупостью, какую она скажет? Подтверждать каждое ее бредовое видение? И вы считаете, будто таким образом мы ей поможем? Ведь она сходит с ума на наших глазах, доктор, а мы бессильны помочь. Надо же что-то делать!
- Придется все-таки вызвать опытного психиатра, - тяжко вздохнув, ответил Ренар. - Позвоните доктору Жакобу, посоветуйтесь с ним.
- А, что он может! - махнула я рукой, но все-таки пошла в свою комнату, вытерла слезы и набрала номер домашнего телефона Жакоба.
Было успокаивающе-приятно услышать ворчливый голос матушки Мари. Она сразу узнала меня, обрадовалась, смешно закудахтала.
- А доктор дома? - спросила я.
- Дома, милочка, дома. В лаборатории работает.
- Позовите его, пожалуйста. Он мне очень нужен.
- Что, дело плохо? - сочувственно спросила меня старушка. Видно, Жакоб не держал от нее никаких секретов.
- Плохо, - ответила я.
- Сейчас позову, немедленно позову, дорогая.
Через несколько минут в трубке раздался встревоженный голос Жакоба:
- Здравствуйте. Что у вас стряслось?
Я рассказала об ужасной утренней сцене.
- И все? - ответил он с облегчением. - Чего же вы так перепугались? Обыкновенные внушенные так называемые ложные воспоминания. Ничего страшного, завтра ваша тетя будет нормальной. Уж доктор-то Ренар должен разобраться…
- Он считает, что тетю надо непременно показать опытному психиатру. Поэтому он и посоветовал позвонить вам.
- По-моему, такой нужды нет. Удивляюсь, что старый, опытный врач переполошился. Хотя, впрочем, он в шорах: упорно считает, будто у вашей тети психическое заболевание, а голос - лишь навязчивая галлюцинация. Но вы не пугайтесь. Утреннее происшествие подтверждает мою правоту. Ложные воспоминания бывают и у нормальных людей, непроизвольные. Я, например, отчетливо помню, как тонул пароход, на котором я мальчишкой плыл по Леману. На самом деле ничего подобного не было, но я порой готов подтвердить свои воспоминания под присягой, настолько верю в их истинность. А у тети это явно внушенное воспоминание…
- "Голосом"?
- Несомненно. Я вас очень прошу: проверьте хорошенько, разумеется, незаметно для тетки, нет ли все-таки у нее в спальне каких-нибудь репродукторов. Они могут быть совсем миниатюрными, прятаться в подушке, где-нибудь в изголовье кровати, в ночном столике, даже в лампе.
- Постараюсь, - ответила я, - только это трудно. Тетя в последние дни явно подозревает меня в чем-то, не доверяет мне.
- Вот как? - задумчиво протянул доктор Жакоб. - Что же, логичный ход. Восстановить тетю против вас и тем самым окончательно ее изолировать.
- Вы думаете, это голос внушает ей не верить мне?
- Конечно.
- Боже, и сколько же это будет продолжаться? Сделайте что-нибудь, иначе я рехнусь! Наш дом становится сумасшедшим адом.
- Крепитесь, у нас нет пока прямых улик, - ответил он и, оживившись, добавил: - Да, я навел справки о той женщине…
- О какой женщине?
- О слепой, которая от внушения прозрела. Ее зовут Агнессой Рутен.
- Ну?
- Как я и предполагал, у нее не было органических расстройств зрения. Просто полтора года назад от сильного нервного потрясения возник истерический амавроз. Это вполне излечимо внушением. Жалко, не встретил я ее, прежде чем она попала в лапы этих шарлатанов. Я бы ей помог, и одной атеисткой стало бы больше.
Я слушала его и начинала злиться. Совсем расходились нервы…
- Секта "Внимающих голосам" еще молодая, возникла недавно, уже после смерти вашего дяди. Но раньше Горан промышлял радиэстезией и другим знахарством, слышите? Так что он вполне мог переписываться или даже встречаться с вашим дядей. Они не могут примириться, что он умер прежде, чем удалось выманить у него все деньги, и теперь напали на вашу тетю. И насчет старика Анри вы, кажется, оказались правы. Похоже, он работает с ними: вот откуда у них отличная техника. Будет нелегко разобраться…
- Не интересуют меня их преступные биографии! - не выдержала я. - Вас увлекает больше научная любознательность, как и доктора Ренара, а я тут с ума схожу!
- Но ведь тетя ваша здорова, можете не беспокоиться, - смутился Жакоб. - Наберитесь терпения, мы их скоро поймаем…
Он говорил еще что-то успокоительное, но я положила трубку.
Весь день мы сидели в своих комнатах - я и тетя.
А огорченный доктор Ренар в одиночестве бродил по саду, боясь уйти к себе.
Однако Жакоб оказался прав. На следующее утро тетя вышла к завтраку вполне нормальной. Она прекрасно помнила, как вчера собиралась вызвать печника, и тут же попросила Розали сходить в деревню, но ни о каком пожаре больше не заговаривала.
Признаться, меня подмывало спросить, думает ли она и сегодня, будто пожар был на самом деле, или уже ничего не помнит о вчерашней сцене. Но я сдержалась.
После завтрака тетя погуляла с нами в саду. Разговаривала она вполне нормально, шутила, смеялась, потом уселась на террасе с вязаньем.
И обед прошел тихо и мирно. Была суббота, и после обеда, как у нас повелось, Лина принесла накопившиеся за неделю счета тете на подпись.
- Принеси, пожалуйста, мои очки и ручку, они в спальне, - попросила меня тетя.
Я выполнила ее просьбу. Ручку я положила на стол, а очки она тут же надела и начала просматривать счета, время от времени, по обыкновению, ворчливо выговаривая кухарке за чрезмерные траты. Тетя была щедрой, когда дело касалось крупных сумм, но до смешного скупа в мелочах. Все мы к этому давно привыкли, и Лина в ответ на ворчание тети привычным жалобным голосом стала сетовать на дороговизну продуктов…
- Что со мной? - вдруг растерянно пробормотала тетя.
Я подняла голову и с изумлением увидела, как она пытается взять со стола ручку - и не может. Пальцы не слушались.
Я подскочила к тете, схватила ручку и вложила ей в пальцы.
Тетя держала ее, смотрела на ручку, но явно не знала, что же с ней делать дальше.
- Пиши! - сказала я.
- А как? - каким-то ужасно жалобным и перепуганным голосом спросила тетя. - Я не знаю как.
Перепуганная Лина заревела в голос и, закрыв лицо передником, выскочила из комнаты, едва не наступив на дремавшую у порога любимую тетину кошку Марголетту. Та заметалась по комнате.
Тетя не притворялась. Она пыталась водить пером по бумаге, но неуверенно и совершенно беспорядочно, точно маленький ребенок, схвативший карандаш, но еще не умеющий провести даже простую линию.
Я посмотрела на доктора Ренара, но он тоже растерялся.
Не только мы, но и сама тетя перепугалась.
- Доктор, что со мной? - простонала она. - Я разучилась писать. Я больна?
- Не волнуйтесь, пройдет, - пытался ее успокоить Ренар. - Обычный писчий спазм, к сожалению весьма распространенный в наше время. Все от этих шариковых ручек. Положите ее и не волнуйтесь. Пойдемте, я осмотрю вашу руку. Сделаем примочку, и все пройдет.
Он увел ее и долго не возвращался. А я ждала, нервно расхаживая по террасе и теребя в руках носовой платок.
- Я думал, что это писчий спазм, но, боюсь, дело серьезнее, - сказал, вернувшись наконец, доктор. - Скорее это системный паралич. Все другие функции мускулатуры плеча не обнаруживают никаких отклонений от нормы, она лишь потеряла способность писать.
- Почему?
Он пожал плечами.
Но я знала: опять проклятый голос…