- Я должен признаться, что в распоряжении редакции "Нью-Сидней Ревью" находится король репортеров.
- Считаю своим долгом отметить, что в распоряжении редакции "Инстантейниос" находится их император.
- Вы слишком любезны.
- Не более, чем вы…
- Вы явились сюда….
- Для интервью.
- И я также.
- Значит, "Нью-Сидней Ревью" получило известие от корсара Триплекса.
- Да, вероятно, и ваша редакция тоже?
- Тогда начнем?
- Начнем. И по окончании - каждый в свою редакцию. Устроим матч, чья статья выйдет раньше.
- Идет.
Оба весело рассмеялись и, одновременно сняв шляпы, обратились с почтительным поклоном к повешенному, который ответил на это страшной гримасой. Оллсмайн не пропустил ни слова из предыдущего разговора. Он ясно понял, что корсар принял меры, чтобы ударить его посильнее и что удар его не пропал даром. Для обеспечения огласки приключений Оллсмайна он сообщил о них в редакцию газет.
Бешеный гнев охватил сэра Тоби, когда он увидел себя на виселице, со связанными руками и ногами, в полней власти репортеров. Никогда еще положение интервьюируемого не было печальнее. Теперь ему уже нельзя было надеяться, что его приключение не получит огласки. Весть о ней разойдется сегодня же утром в тысячах экземпляров, в каждом доме будут хохотать над его злоключениями.
Вдруг он вздрогнул, услышав характерный звук защелкавших фотографических аппаратов. Камера - необходимая принадлежность каждого австралийского репортера. И пока Оллсмайн предавался своим размышлениям, его изображение на виселице было увековечено на чувствительной фотографической пластинке.
Как бы не замечая бешеного взора, который бросил на них Оллсмайн, журналисты одновременно поклонились и проговорили с трогательным единодушием:
- Очень вам благодарны, сэр. Поза была великолепной!
- А, господа! - проворчал сэр Тоби. - Вы сделали бы гораздо лучше, если бы вместо того, чтобы шутить, достали бы лестницу и избавили меня от этого положения.
Репортеры с улыбкой, переглянулись.
- Мы тотчас будем к вашим услугам. Но доступ к вам в высшей степени труден, и потому мы не можем не воспользоваться случаем интервьюировать вас. Мы вас не задержим. Сообщение корсара Триплекса ознакомило нас с самой сущностью дела. Получив это сообщение, мы тотчас же явились сюда. Но ворота были заперты, и мы перелезли через ограду. Нам необходимо сделать три вещи. Первое - снять ваш портрет. Это мы уже сделали. Второе - снять копию с надписи, которая висит у вас на груди. Это займет не более десяти секунд.
И репортеры принялись писать в своих книжках, громко читая вслух написанное. Оллсмайн смог, таким образом, познакомиться с надписью, что, впрочем, особого удовольствия ему не доставило.
На доске было написано:
"Корсар Триплекс мог бы, конечно, наказать Оллсмайна за преступления. Для этого достаточно было бы повесить его за шею, а не за плечи. Если он не сделал этого, то лишь потому, что предоставляет это британскому правосудию, у которого рано или поздно, откроются глаза на этого человека".
- Готово! - разом объявили репортеры. - Теперь мы переходим к третьему делу. Соблаговолите, сэр, сообщить нам впечатления повешенного.
При этом коварном вопросе Оллсмайн не мог удержаться от ругательства.
- Убирайтесь к черту! - вскричал он.
Но представителей газет было не так-то просто смутить такими пустяками.
- Не торопитесь, подумайте, - продолжали они тем же любезным тоном. - Мы подождем. Этот вопрос даже интересен с философской точки зрения. Ваши рассуждения должны быть очень занимательны. Насколько нам известно, вы первый из всех повешенных имели в своем распоряжении столько времени, чтобы разобраться в собственных впечатлениях.
Видя, что Оллсмайн молчит, один из репортеров достал портсигар и предложил сигару своему собрату, выбрал сигару себе, и оба спокойно принялись курить.
Несмотря на свой гнев, Оллсмайн понял, что приходится смириться.
- Господа! - сказал он.
- Что прикажете, сударь?
- Я готов ответить на ваши вопросы. Но, черт возьми, поторопитесь. У меня все тело затекло!
Репортер "Инстантейниос" стал задавать вопросы.
- Когда вы увидели себя на виселице, каковы были ваши мысли?
- Не из приятных.
- Я тоже так думаю. Но каково было ваше главное ощущение? Страх?
- Нет, я понимал, что моей жизни не грозит опасность.
Репортеры одобрительно кивнули головой.
- Это подтверждает надпись корсара Триплекса, видимо, он вполне порядочный человек.
Ничто не могло так раздражить повешенного, как этот одобрительный отзыв о его враге.
- Он - негодяй! - вскричал сэр Тоби, забыв свое напускное хладнокровие.
- Извините, - спокойно возразил репортер, - он объявляет, что не хотел вашей смерти, и вы это подтверждаете. Значит, он - порядочный человек.
- Бандит, способный на всякие гнусности, - прорычал Оллсмайн, будучи вне себя.
- Пожалуйста, повежливее, сэр. Мы не решимся опубликовать подобные отзывы о джентльмене, который с таким уважением относится к печати.
Оллсмайн закусил губу, чтобы не осыпать ругательствами и своих мучителей.
- Ну, мы подходим к концу. Последний вопрос. Напала ли полиция на след этого Триплекса?
Репортер как будто нарочно задавал такие вопросы, которые для Оллсмайна были самыми неприятными. Но, понимая, что смирение - лучшее из способов выйти из неприятного положения, он сдержался и проговорил сдавленным голосом:
- Нет, до сих пор у полиции нет никаких точных сведений.
Записав и эту фразу, репортеры спрятали карандаши и записные книжки.
- Премного вам благодарны, сэр. Теперь мы пойдем к садовнику и пришлем вам лестницу.
- Нет, нет, меня и так уже видело слишком много народу. Я не вынесу, если сюда заявятся еще и сторожа.
- Значит, вы хотите, чтобы мы сами принесли сюда лестницу.
- Если бы вы были так любезны.
- Хорошо, мы согласны, идем, дорогой собрат, освободим сэра Оллсмайна и тогда начнем свой матч.
В восторге от своей удачи молодые люди быстро скрылись в боковой аллее.
Нет никакого сомнения, что повешенный втихомолку осыпал их всеми проклятиями, которые могло только измыслить англосаксонское воображение. Теперь он испытывал уже настоящие мучения. Кровь с трудом обращалась в его онемевших членах, минуты казались ему столетиями. Наконец, послышались шаги.
- Они, - пробормотал он.
Но он ошибся. На площадке появился человек, совершенно незнакомый Оллсмайну. Это был Арман Лаваред, явившийся на свидание, назначенное анонимной запиской.
При виде виселицы парижанин в изумлении остановился. Он пробежал глазами надпись на доске, украшавшей грудь Оллсмайна, и пробормотал вполголоса:
- Сэр Тоби Оллсмайн! Я знал, что англичане эксцентричны, но не думал, что они доходят до таких крайностей!
Это замечание вызвало новую вспышку гнева у повешенного.
- Убирайтесь к черту! - вскричал он, когда Лаваред поклонился и назвал себя. - Вы пришли слишком поздно!
- Извините, сейчас ровно шесть! - ответил француз, доставая часы из кармана.
И как бы в подтверждение его слов на башне раздался бой часов.
- Слышите? - спросил Лаваред.
- Не в этом дело. Став жертвой глупой шутки, я рассчитывал, что вы освободите меня, прежде, чем молва об этом разнесется по городу.
- Нет ничего легче.
- Поздно, говорю я вам! Меня уже видели два репортера. Сейчас они меня снимут, но зато пропечатают об этом в газетах.
- Ну, статью можно и опровергнуть, - улыбнулся Лаваред, - это в обычаях правительства.
- Так-то так! Но есть нечто другое, чего не опровергнешь.
- Что именно?
- Фотографии.
- Не понимаю.
- У репортеров были фотоаппараты и теперь у них есть негативы…
- От которых вы были бы не прочь избавиться?
- Разумеется… Но замолчите. Они идут.
Действительно, репортеры показались на площадке, неся в руках двойную лестницу. Подойдя к Оллсмайну, они тщательно установили ее под виселицей. Лаваред вежливо поклонился.
- Я ваш французский собрат, господа, - сказал он в ответ на удивленные взгляды репортеров.
- Собрат! - радостно вскричали репортеры. - В таком случае, позвольте поручить вам освобождение сэра Оллсмайна. Мы страшно торопимся.
Лаваред отрицательно покачал головой.
- Мне, иностранцу, неудобно вмешиваться между бандитами и правосудием. И потому, к моему глубокому сожалению, я не смогу оказать вам этой услуги.
- Вы совершенно правы, - отвечали англичане. - Ну что же делать. Придется немного опоздать. Поднимемся оба, благо лестница двойная, и когда отцепим сэра Оллсмайна, то будем совсем уже свободны.
Они уже собирались поставить ноги на первую ступеньку, но Лаваред остановил их.
- Вы не боитесь, господа, за судьбу ваших фотоаппаратов? - спросил он, указывая на кожаные футляры, висевшие через плечо у обоих репортеров.
- Да, действительно, как бы не разбить.
Они оглянулись, куда бы положить камеры.
- Позвольте, я подержу их!
- Пожалуйста.
Журналисты быстро взобрались по лестнице и принялись распутывать сэра Оллсмайна.
"Стоит уничтожить негативы, и я - друг Оллсмайна. А с его помощью мне будет легче отыскать Робера. За дело, Арман!"
Легким нажатием пальца он поднял на несколько секунд обтюраторы и снова опустил их. Снимки, не подвергнутые еще закреплению, погибли окончательно. Наконец, журналистам удалось распутать Оллсмайна. Они почти снесли его на землю.