Кинул нож в разбойника, только оторвавшего зад от лавки. Одновременно из-за спины свистнули два лезвия, удивленно вскрикнула Павена. Один её клинок вонзился в того же разбойника - он схватился разом за шею и за грудь, осел. Четыре.
Второй клинок фокусницы ранил пятого разбойника в плечо. Он схватился за свой нож, не обращая внимания на хлещущую кровь. Вербовщик зарычал, вскочил. Взмахнул тесаком. Седьмой бандит полез из-за стола, но слишком медленно.
Из горла рвется чужой голодный рык, сладкий запах крови будоражит ноздри.
"Служи мне, Стриж! Жертву, вкусно!"
В два прыжка Стриж достиг середины зала. Ударил в висок вербовщика - в полсилы, этот ещё нужен живым. Пять.
Не глядя больше на бессознательное тело, поймал тесак. Перехватил руку предпоследнего разбойника, вывернул, сунул тесак ему под ребро. Шесть. Поднырнул под занесенный табурет, ребром ладони ударил по шее. Семь.
Тишина. Седьмое тело неспешно упало. Стриж отскочил, развернулся: последняя пара ножей готова сорваться в полет, жажда гонит вперед, на запах страха, к алой пульсации жизни.
"Остановись, хватит! - приказал сам себе. - Врагов нет. Жертвы кончились".
Разочарованно рыкнуло из глубины Ургаша: "Ещё, моё!"
"Остановись. Ты не раб!" - приказал себе Стриж, убрал ножи. Стряхнул с рукава кровь.
"Остановись. - Вдохнул. - Успокойся. - Выдохнул. - Поиграли? Хватит".
Вдохнул.
Тень отступила, но недалеко. Ждет.
Медленной выдохнул.
"Продолжения не будет".
Вдох, ещё медленней. Выдох. Возвращение.
Вынырнув в привычную реальность, Стриж осмотрелся. Брейгус в своем углу, под стойкой, выдает себя позвякиванием посуды. Неожиданная храбрость Павены испарилась. Полный ужаса взгляд прикипел к первым двум убитым - нож в горле, нож в глазнице. Циркачи на месте, ошарашенные. Глядят то на семь тел, то на него.
Держа живых в поле зрения, Стриж вынул из трупов ножи. Тщательно вытер об одежду разбойников, свои сунул обратно в рукава, остальные два положил на стол перед Павеной.
Циркачи, за время схватки только и успевшие, что вскочить и достать оружие, попятились. Луса дрожала, уткнувшись носом в колени. Одна Павена решилась поднять на него несчастный и растерянный взгляд.
Стриж ободряюще улыбнулся ей.
Павены и циркачей было жаль. Домашнего мальчика, забывшего сменить выражение лица, пока за несколько секунд клал семерых бандитов, артисты испугались много больше, чем простых и понятных головорезов. И, увы, теперь пользы от цирка - ни на динг.
Кроме них, в таверне не было посетителей, а трактирщик… что ж, нет в Империи такого трактирщика, что не признает тайного знака Гильдии.
- Брейгус, - бросил Стриж, и голова хозяина заведения показалась из-за стойки. - У вас на полу грязь.
Стриж указал на трупы, сложив пальцы особым образом. Брейгус побледнел ещё больше, хотя, казалось, его вытянутая физиономия на это уже не способна, и мелкими шажками вышел из-за стойки.
- Не извольте сомневаться, сейчас приберу, Ваша Ми…
Со страху трактирщик начал заговариваться. Но Стриж ожег его таким взглядом, что тот подавился.
- Э… почтенный менестрель…
- Нам нужна комната.
Трактирщик закивал и попятился. Циркачи потихоньку приходили в себя, с опаской поглядывая то на Стрижа, то на выход. На их лицах читалась отнюдь не благодарность.
- Эй, не разбегаться, - Стриж обратился к бывшим приятелям спокойно и твердо, как к маленьким детям. - Вам ничего не будет. Все хорошо, сидите тихо.
- Ты… ты не… - первой попробовала заговорить Павена.
- Нет, конечно. Зачем? Пожалуйста, идите в комнату. Брейгус вас проводит.
Трактирщик, только подобравшийся к двери на улицу, подобострастно кивнул и показательно опустил щеколду - он, мол, вовсе не намеревался сбежать, как можно!
- Кто он такой? Ты его знаешь? - шепнул Генью провожающему артистов наверх Брейгусу.
В ответ трактирщик съёжился, дважды сомкнул прямые пальцы, изображая ножницы, и приложил палец к губам.
Ожидая, что вербовщик вот-вот очухается, Стриж прислонил его к стене, а заодно связал руки его же поясом. Найденный тощий кошель Стриж сунул себе в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с пивом - Стриж плеснул кислятиной в лицо пленнику, чтобы тот быстрее пришел в себя.
Осторожные шаги на миг отвлекли Стрижа. От замершего на середине лестницы Брейгуса исходили физически ощутимые волны нездорового любопытства пополам со страхом.
- Бие Брейгус, вы что-то хотели? - тихо осведомился Стриж.
- Нет-нет, ни в коем случае! - Брейгус попятился. - Может, вам что-нибудь нужно?
- Не беспокойте меня. И проследите, чтобы никто не беспокоил, - приказал Стриж. - Из дома не выходить!
- Слушаюсь, Вашмилсть…
Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик убежал наверх.
"Трус, предатель. Бесполезен", - мимолетно подумал Стриж, сгребая со стола горсть соленых орешков и подтягивая табурет поближе к вербовщику.
Ревун
С трудом продрав будто залепленные тиной глаза, Ревун увидел перед собой давешнего белобрысого актеришку, грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться, и, помянув Хисса, плюхнулся обратно - шакалий сын связал его. Сквозь липкий, гудящий туман в голове всплыло последнее, что он видел - эта же смазливая физиономия с робкой улыбкой и тьмой Ургаша в глазах. Улыбка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, тьма же исчезла бесследно.
"Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Если только Пророк?!"
Пророк был единственным, что могло бы заинтересовать Гильдию Ткачей. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.
"Светлая, даруй быстрой смерти, - сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. - Не отдай меня Темному!"
- Ну?
Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.
- Меня зовут Ревайн, по прозванию Ревун. Последние пять лет у меня своя шайка… была… - невольно Ревун скосил глаза вправо, где всего лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.
- Угу. С проповедником знаком? - Орешек захрустел на крепких зубах.
- Знаком. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих… - Ревун кивнул на трупы. - Я с Пророком с самого начала, но в доверенные лица не попал, нет у него доверенных лиц. Всё только сам. Никто не знает, что ему завтра взбредет в голову. Ничьих советов не слушает, если заподозрит измену, отдает на растерзание толпе. Вокруг него одни фанатики! Верят каждому слову, смотрят в рот… - Ревуном овладело желание говорить, говорить как можно дольше. И не смотреть на тварь.
- А ты, значит, не фанатик? - мягко спросил ткач.
- Я нормальный человек! Свободный! Я не для того бежал с рудников, чтобы соваться в кабалу к Тёмному. Я человек простой, мне с вожаком ссориться не в масть, а под ним жить можно, только подальше.
- В кабалу, говоришь, - хмыкнул ткач и разгрыз еще орешек: Ревуну показалось, что хрустнули не скорлупки, а его собственные кости. - С этого места поподробнее.
- Да что там. Стоит Пророку слово сказать, люди с ума сходят! Скажет "прыгай", и все прыгают. Скажет "умри", лягут и умрут. Я ж видел, как он королевское войско встречал. Полк, значит, строем на ворота, мечи наголо, мстить за своего раненого генерала. Людишки все разбежались, даже Чистые, и то перепугались до смерти. А Пророку хоть бы что. Влез на стену, весь в белом, руки безоружные воздел, весь такой благостный… и что никто из арбалетчиков его не снял, а?..
Ревун сглотнул - в горле совсем пересохло.
Ткач снова хмыкнул, хрустнул орешками и понюхал кувшин с пивом. Сморщился, фыркнул. И глянул на Ревуна.
- Что, пить хочешь? Гадость же.
Ревун кивнул, не понимая - издевается или на самом деле пива предлагает?
Кувшин тут же оказался у рта, наклонился - пиво потекло по усам, по подбородку. А, надо же пить! - опомнился Ревун и сделал несколько глотков. Большая часть все равно пролилась на рубаху, груди стало мокро и липко. Но язык снова шевелился, а не присыхал к небу.
Ткач поставил пустой кувшин, кивнул: продолжай.
- Да что… как заговорил, все. Весь полк своей святостью заморочил. Голос-то у него нелюдской. Людского за поллиги-то не слыхать, а этот - вроде тихо так говорит, а слышно чуть не на весь город. Вот и солдаты послушали, да все на колени повалились, заорали славу. А кто не повалился да не заорал, тех свои же и разорвали. В клочья. И все это с такими просветленными лицами… - Ревун передернулся. - И так везде. Много, один из ста разум не потеряет от его речей. Что бы ни приказал, все исполнят.
- И как тебе удалось не попасться? Или Пророку всё равно, верят ему или нет?
- А я притворялся таким же чокнутым, как все. И на колени падал, и предателей топтал… Только в глаза ему не смотрел.
- И что глаза? - ткач закинул в рот ещё горсть орешков и улыбнулся, добренько так.
Если б он вытащил тесак или прикрикнул, Ревун бы ещё посомневался. Но после этой улыбки сам бы зарезался, да ножа нет.
- Глаза у него как у тебя. Тьма. Как только проповедовать начнет, так сразу… будто не человек. Демонские глаза. Ужас, лёд и смерть. Говорит красиво, и всё про свет, про чистоту, о стране и народе заботится, а от самого Ургашем несет.
- Кто-нибудь ещё рядом с Пророком это видит?