2
Было еще темно, когда Саламатов пришел в экспедицию. На складе горело электричество, рабочие выносили мешки, части машин, ящики. Подъезжали нарты и, нагрузившись, отъезжали на речной берег.
Варю Саламатов нашел в коллекторской. Большая, ярко освещенная комната была уставлена стеллажами, на которых лежали образцы пород.
Саламатов влюбленным взглядом обвел комнату, полки и шкафы, заставленные образцами. Многие из минералов и руд, представленных здесь, были найдены благодаря настойчивости, с которой он направлял все новые и новые отряды исследователей в глухие углы района. Кое-что из этого нашел Нестеров. И именно поэтому Варвара Михайловна Меньшикова была в натянутых отношениях с секретарем. Если бы у нее спросили, кто виноват в том, что Нестеров остается в Красногорске, она назвала бы Саламатова.
Варя молча протянула руку Саламатову, строго сжав узкие губы. Саламатов с легкой насмешкой оглядел ее тонкую, высокую фигуру. По улице прошел грузовик - тоненько запели стеклянные колбы на столе. Саламатов осторожно спросил:
- Ну как?
- Все готово. Скоро выезжаю.
- Как? Разве вы… - Он замолчал, пораженный ее словами.
Она с вызовом посмотрела на него, словно ожидая возражений. Потом воскликнула с горячностью, которой он даже не ожидал:
- А вы думали, что я буду сидеть и ждать? Нет, довольно! Имейте в виду, что это последняя проба. С последним пароходом мы уедем.
Саламатов закурил, присел к столу, играя концами кавказского ремешка, которым он подпоясывал косоворотку.
- Как вы думаете идти? Сергей писал, что некоторые реки придется переходить вброд.
- Ну и что же?
- Трудно, - неопределенно сказал Саламатов.
Про себя он думал: "Нужно остановить ее. Кто знает, какие трудности встретятся на пути? В каждом походе скорость зависит не от сильного, а от слабейшего… Понимает ли она это? Да и поверит ли, что именно она и будет слабейшей?"
Вслух он только спросил:
- А где Суслов?
- Поехал на Сердце-камень, - ответила Варя.
Саламатов задумчиво потер виски.
- А кто такая Лунина? - вдруг спросила Варя, не скрывая более, что ей неприятен этот разговор. - Если она может жить в лесу, почему же я не могу?
Саламатов не удержался и присвистнул. Она пренебрежительно отвернулась к склянкам на стеллажах и начала яростно звенеть ими, показывая, что присутствие секретаря ей только мешает. Взявшись за ручку двери, он обернулся и сказал:
- Дорога будет очень трудная, Варвара Михайловна. Я вам не советую ехать… А Лунина - человек к лесу привычный.
- Ах, оставьте, - насмешливо ответила она, не глядя на него.
Саламатов вышел, пожав плечами. Прошел по коридору, увидел взволнованно переговаривающихся девушек из коллекторской, подумал: "Девичий заговор". Спустившись с лестницы, кликнул Иляшева.
Послышался конский топот; кто-то спрыгнул с лошади и привязал ее к коновязи. Саламатов включил электрический фонарик и увидел Суслова, Суслов пошел на свет.
- Это вы, товарищ Саламатов? Ну, как она?
- Едет! - хмуро сказал секретарь.
- Я так и думал.
Они постояли, привыкая к тревожной темноте, в которой слышалось движение животных, скрип полозьев, странные голоса, словно отсыревшие в ночи. Подошедший к ним Головлев был тоже недоволен тем, что Меньшикова решилась ехать. Вдруг Суслов сказал:
- А может быть, мы напрасно тревожимся? Знаете, в лесу человек привыкает стоять прямо. Там не у кого просить помощи. Вот, например, я… Я все время думал, что это Нестеров отправил меня тогда, и, знаете, я ему в конце концов был благодарен… И очень жалею, что не он меня вылечил.
- Плохое лекарство, - усмехнулся Саламатов. - Все можно было сделать и без этого. И вспомните, вы ведь отвечали только за себя…
- Нестеров - сильный человек, - строго сказал Суслов.
- Да, но у Варвары Михайловны есть преимущество: она девушка.
- Ну и что же?
- Значит, слабое существо…
- Нет, пусть она едет. Дорога ее выпрямит.
- Ну что ж! - сказал Саламатов. - Тем более, что остановить ее мы все равно не можем.
Он закурил, и Суслов увидел его сердитое лицо. Саламатов крикнул:
- Филипп!
Иляшев подошел, помахивая фонарем. Неверный круг света колебался на снегу, выхватывая то ветвистые рога оленя, то фигуры погонщиков.
- Как погода, Филипп Иванович? - спросил Саламатов.
Иляшев посмотрел на небо, чуть освещенное отблесками северного сияния, которое только еще начало разгораться, потянул носом воздух, покачал головой и неторопливо сказал:
- В горах начался ветер из гнилого угла. Речки зашумят.
Саламатов ничего не видел в небе, да и ветра никакого не было. Дым из труб в домах, где собирались на работу бумажники, поднимался прямо вверх. Было градусов двадцать мороза. Но он только что прочел сводку синоптика с горы Полюд, который сообщил, что в течение суток ожидается юго-западный ветер и общее потепление. Все равно невозможно было понять, каким способом Иляшев узнает погоду.
Суслов спросил:
- Как же, Филипп Иванович, ко мне на рудник не пошел. Говорил: зверям помогать надо, - а теперь уходишь?.
- Время настало беспокойное, Иван Матвеевич. Не все зверям помогать - надо людям помочь. Видишь, как мы с тобой Гитлера поворотили? А Сергею Николаевичу помогу - может, Гитлер и совсем сдохнет. Тогда на спокое к зверям вернусь.
Он говорил важно, не торопясь. Видно было, что ему доставляет большое удовольствие этот разговор с начальством, к которому прислушиваются все погонщики.
Саламатов сказал:
- Варвара Михайловна поедет с вами. Присмотри сам, чтобы, с ней чего не приключилось.
- Нехорошо, - сказал Иляшев. - Шуметь будет, плакать будет. Весенняя дорога спокойных людей любит.
- Ничего не поделаешь, - развел руками Саламатов, - я отговаривал…
- До кордона доедет - дальше нельзя, пока мост не поставим, - строго сказал Иляшев.
- Попробуй удержи ее.
- Собирается долго, - проворчал Иляшев, - говорит много. Ей все равно, какая будет охота, а мы, кроме сухарей, ничего не взяли. Зверь нас за десять верст обходить будет. Она заплачет - кто утешать станет?
- Нестеров утешит, - ответил Саламатов сердито.
Иляшев покачал головой и потрогал реденькую бородку в знак огорчения. Два олешка зафыркали и ударились рогами, путая постромки. Иляшев сказал:
- Ранняя весна будет: олень играть начал.
Суслов тронул Саламатова за рукав.
- Трудная дорога. Позвольте мне поехать с ними.
- А рудник?
- Он на ходу, товарищ Саламатов.
- Нет, - коротко ответил Саламатов. - Пусть будет по вашей теории: лес ее выпрямит.
- А если согнет?
Саламатов, не отвечая, отвернулся от Суслова. Подумал: "Время трудное, дорогое, нельзя отпускать Суслова", - и торопливо бросил:
- Веди обоз, Иляшев.
- Начальница держит.
- Предупреди ее.
- Э, товарищ Саламатов, она тебя не слушает, как же меня слушать будет? Помучится - научится, - невозмутимо ответил Иляшев.
На реке глухо треснул лед. Удар прокатился над городом и замер в лесу. В парке послышался шум от падения снеговых шапок с деревьев. Иляшев утратил спокойствие, крикнул в темноту:
- Однако трогать пора. Тимох, зови начальницу!
Маленькая коренастая фигура остяка в малице, похожая на вставшего дыбом медвежонка, протопала в сени. Заскрипела лестница. Сверху кто-то крикнул:
- Готово?
- Да! - ответила Варя.
Суслов протянул руку Саламатову:
- До свидания.
- А вы разве не будете провожать?
- Нет. Я уже простился. - В голосе его против воли прозвучала печаль.
- Тогда до свидания, Иван Матвеевич.
Топот коня затих. В доме кричали:
- Одна не возвращайтесь, Варенька!
- Ни за что!
Варя вышла на крыльцо, веселым голосом спросила:
- Филипп Иванович, на какие нарты садиться?
Старик посмотрел на Саламатова, потом ответил:
- На лыжи вставать надо, груз большой, Варвара Михайловна.
Саламатов подошел к крыльцу.
- Лучше бы вы остались, Варя. Иляшев говорит, дорога будет тяжелая. Начинается оттепель.
- Оставьте, товарищ Саламатов. Какая оттепель в начале апреля? Ведь это север. Просто ему оленей жалко. Ну и пусть, я на лыжах пойду.
Лыжи она держала в руках. Сердито расцепила их, надела и закрепила. Какая-то девушка со вздохом сказала:
- Какая вы смелая, Варенька!
Саламатов сморщился, словно у него заныл зуб.
В темноте послышался гортанный выкрик Иляшева. Олени рванули нарты. Иляшев оказался рядом с Варей. Он протянул ей ремень от последней нарты. Варя едва успела ухватиться за ремень, нарта тронулась и вдруг исчезла в снежной пыли. Саламатов увидел испуганное лицо Вари, затем послышался протяжный, передающийся от человека к человеку крик:
- Ойе-эй, олешки бегут!
- Ойе-эй, дальняя дорога!
- Ойе-эй, счастливый путь!
- Ойе-эй, с прибылью вернуться!