Он посмотрел на занавес: из-за портьеры выглядывала Фрося. Она подавала знаки, чтобы он быстрее шел к ней. Серж качнул головой и торопливо вынул из кармана свою газету. Она была сложена так, чтобы видно было название. Прямой пошевелился, словно стараясь поудобнее сесть, но не обратил внимания на газету Сержа.
- Сегодняшняя? - решился спросить Серж. Прямой лишь взглянул на него. Но, погодя немного, спросил:
- Газета, что ли?
- Да.
- Пожалуйста, сегодняшняя.
Серж метнул взгляд на дату выхода газеты: "Не то, не то". Потом пробежал глазами по ее полосам, передал Прямому, говоря:
- Спасибо, - и заторопился к Фросе.
Стреляла она весьма посредственно. Из десяти зарядов только шесть пуль попали в цель. Фрося попросила еще пять штук. Инструктор, лысеющий грузин с орденскими планками на груди в четыре ряда, поскрипывая протезом, прошкондылял к полке. И оттуда, скося белозубый рот, бросил:
- Барышня, посвободнее держи, пуля метче ляжет.
Передавая заряды, инструктор задержал Фросину руку в своей:
- Ай-ай, какой глаза! Пах-пах-пах…
Фрося отдернула руку, замахнулась малокалиберной на инструктора, тот, округлив глаза, выкрикнул:
- Самурайка! Какой японес! - И к Сержу: - Она на все способна. И по голове может трахнуть.
- И рука не дрогнет, - сказала Фрося и начала целиться.
Когда она отстрелялась, на этот раз лучше, в тир вошел Николай Михайлович.
- А ну-ка, попробуй, - предложил он Сержу и сам, зарядив винтовку, отошел в сторону и стал наблюдать за Сержем. Инструктор что-то шепнул ему на ухо, но он не ответил, все смотрел на Сержа. Тот, о чем-то подумав, приложил приклад к левому плечу, делая вид, что он не знает правил стрельбы.
- Ты его пошли во Всемирный Совет Мира, - сострил инструктор, - ему там место.
- Погоди, Вано, - проговорил Николай Михайлович. Он показал Сержу, как надо держать винтовку и производить выстрел. Серж прицелился, потом повернул голову в сторону Николая Михайловича, подмигнул, улыбаясь. Выстрелил. Пуля попала в десятку.
- Еще! - крикнула Фрося.
- Еще, - качнул головой Николай Михайлович. Инструктор дал ему сразу пять зарядов.
- Это, наверное, случайно, - сказал Серж и начал стрелять.. Когда положил винтовку, инструктор скоком засеменил к мишени. Оттуда, рассматривая пробоины, закричал:
- Слюшай, Николай Михайлович! Пах-пах! Все в десятку. Ему место в Генштабе, в управлении боевой подготовки. Сукин сын, какой снайпер!
"Хорошо я сделал или плохо?" - встревожился Серж, чувствуя теплую ладонь Николая Михайловича на своем плече.
- Молодец! - сказал Шумилов. - Я рад за тебя. Это приятно.
Фрося предложила идти домой пешком.
- Это же три километра. Да и поздно, одиннадцатый час.
- Ты боишься?
- Смешно, я ничего не боюсь.
- Тогда пойдем.
На площади, ярко освещенной электрическим светом, он заметил идущего впереди человека, знакомого своей осанкой. Стал вспоминать, где он его видел. Фрося, восторгаясь его стрельбой в тире, мешала сосредоточиться. Однако Серж вспомнил: это Синявкин, и то, что он вспомнил, пробудило в нем чувство удовлетворенности самим собой - умение запоминать людей по их даже незначительным внешним признакам всегда отмечали в школе и Хьюм, и другие.
Синявкин замедлил ход, и они поравнялись.
- Добрый вечер, Константин Федотович.
- А-а, Шумилов… Ну как живется? Акклиматизировался уже? - И, взглянув на Фросю, улыбнулся: - Вижу, у вас все хорошо.
- Вы к нам? - спросил Серж.
- Что вы! Я теперь не работаю в Комитете… Приехал на отдых, подышать ионами.
- Из Москвы?
- Да.
- Может, к нам зайдете? Сейчас мы с отцом вдвоем, мать улетела во Владивосток к Анюте. Так что место для вас в доме найдется. Да и отец будет рад…
- Спасибо, у меня есть где переночевать. Утром из санатория придет автобус - и да здравствует "Ласточкино гнездо"! Да здравствует море!.. На работу еще не устроился?
Серж закурил, предложил Синявкину.
- Думаю, куда пойти, - сказал он и заговорщически подмигнул Фросе. Та поняла его, промолвила:
- Чего ему спешить, пусть набирается сил.
- И то верно, - сказал Синявкин и опять посмотрел на Фросю. Предложил: - Ребята, зайдемте в кафе. У меня отпускные хрустят, - пошевелил он пальцами, словно в руках у него были денежные купюры.
- Я согласна, - сказала Фрося.
- Нет, нет! Поздно, - запротестовал Серж. Ему вдруг показалось: Синявкин неспроста приглашает в кафе, а имеет какую-то определенную цель. Он потускнел, задумался. Синявкин заметил это и рассмеялся.
- Отелло? - кивнул он Фросе, все еще смеясь.
Фрося обиделась за Сержа. "Что этому конопатому надо!" И, сощурив глаза, жестко выговорила:
- Вы кто такой?
Серж спохватился:
- Это же товарищ Синявкин! Тот, который помог папе найти меня.
Теперь Синявкин задумался, но лишь на мгновение. Но Сержу было достаточно и того, чтобы вновь насторожиться. Он нашел в себе силы, повеселел и даже вдруг рассмеялся.
- Мы сегодня были в тире, и там один кацо, инструктор по стрельбе, чуть не схлопотал себе от Фроси. - Он не договорил, торопливо закурил очередную сигарету.
- За что же? - спросил Синявкин.
- Приглашал в кафе. - Фросины глаза опять сузились, превратились в узенькие щелки.
- Ребята, я вас понимаю: для вас третий - лишний. Я удаляюсь. Привет Николаю Михайловичу. На обратном пути, возможно, загляну к вам. Будьте счастливы!
…Они шли долиной, ведущей в горы. По краям дороги шпалерами возвышались тополя. Обгоняли такси, набитые курортниками, спешащими к морю, на пляжи. Серж вел Фросю под руку. Она молчала.
- Ты что молчишь?
- Ты действительно ревнуешь?
"Конечно, ревновал бы при других обстоятельствах. Такая, как ты, Самурайка, может влюбить в себя любого мужчину… О, Хьюм, что ты скажешь на это?.. Ты, наверное, решительно возразишь: "Серж, такое непозволительно человеку нашей профессии". Да, я понимаю, играть можно. Но кто сказал, что такие, как я, дерево! Железо! Будто бы им в школах вырывают с корнями чувства, заложенные самой природой. Этого, Хьюм, никто не может сказать без оговорки и лжи. Ты уж извини, Хьюм… Но я буду молиться, чтобы этого не произошло, чтобы это превратилось в игру. Верность моя отцовскому делу да поможет мне не заблудиться в этой стране…"
От Фроси исходило тепло. Она остановилась как раз под фонарем. Маломощная лампочка еле светила, однако достаточно, чтобы он хорошо видел лицо Фроси. Свет почему-то был синим, прозрачно-синим и делал Фросю похожей на марсианку, на что-то неземное. Восточные красавицы, о которых Серж знал по описаниям романистов, древним книгам, сейчас не шли ни в какое сравнение с этой девушкой, ожидающей от него ответа.
- Скажи, ревнуешь?
- Что-то в этом роде.
- И к Синявкину?
- Да.
- Он же рыжий и в конопушках.
- Не имеет значения.
- Правда?
- Ну конечно.
- А я тебе, Серж, вот что скажу… Ты глупенький.
- Как?
- А вот так. - Она приподнялась на носках и, обвив рукой его шею, впилась в его губы. Долго не отпускала, и он чувствовал, как дрожали ее руки и часто-часто билось сердце.
Потом стояла с закрытыми глазами и еле слышно шептала:
- Вот так, вот так…
В эту ночь он долго не мог уснуть, мерещились то Хьюм, с его небольшой пролысиной и стеклянными глазами, то Стенбек, с металлическим шепотком: "…при первом же случае, при первом", то Фрося на арене цирка. Уснул под утро. Когда открыл глаза, увидел Николая Михайловича, стоявшего у раскрытой двери спальни.
- Выспался?
- Да.
Николай Михайлович подошел к кровати, присел на краешек стула.
- Сегодня мы поедем с тобой в катакомбы, я взял отпуск.
В доме была большая библиотека, пожалуй, слишком большая для одной семьи. Кажется, несколько тысяч томов. Отец собирал ее годами. Он присылал книги часто, и Серж помнит, великолепно помнит, как при получении очередных томов управляющий делами отца (он только тогда не знал, какими именно делами) мистер Роджерс, весьма образованный 28-летний парень, подзывал его к себе и, чуть картавя, восторженно говорил: "О, это уникальные книги!"
Но сам отец не пользовался библиотекой, да и дома он не жил, находился в длительной служебной командировке. Библиотека была полностью в распоряжении Сержа, и он плавал в ней, как крохотный кораблик в просторах океана. Роджерс отлично владел русским языком, и поэтому Серж мог читать русских авторов в оригинале. Мама, родившаяся в Петрограде, но очень слабо знавшая родной язык, была однажды приятно удивлена, когда он прочитал отрывок из "Медного всадника" Пушкина на русском языке. При этом мистер Роджерс незамедлительно воскликнул: "Мадам Романова-Рахмани, это же гениально!"
…Дорога в Керчь вела по холмам, поросшим густой зеленью. Занятый своими мыслями, Серж не заметил; как открылась степная часть Крыма.
- Это Ак-Монайский перешеек, - сказал Николай Михайлович. - Отсюда все началось…
Что началось и как началось, Серж уже знал: о тяжелых боях в Крыму в мае 1942 года он много раз слышал и от самого Николая Михайловича, и от Фроси, которая, пожалуй, больше знала о Николае Михайловиче, чем тот сам о себе. После Ак-Моная был Аджи-Мушкай, многомесячное сражение под землей. И про это знал Серж, только никак не мог вообразить, понять, что же, в сущности, руководило людьми, добровольно предпочитавшими, мучительную смерть плену. Он ожидал, что Николай Михайлович начнет сейчас рассказывать именно об этом, коль вспомнил об Аджи-Мушкае.