Над головой полыхнуло, и Симон даже рассмеялся от удовольствия. Поверить самому в собственный морок это было забавно, да и в глазах убийц уже не было ни ненависти, ни жажды чужой крови - только ужас.
- Кто вас послал? - поинтересовался он.
Он знал: если ответят, половина дела сделана.
- И… и… Ирак-лий, - синхронно выдохнули братья.
- Как так - Ираклий? - опешил Симон.
Рассеченный солдат, странное задержание сразу после казни, а главное, отданная в руки имперского чиновника желтая четвертушка с заветным именем - все это встало перед глазами, как наяву. Симон глотнул, поднял глаза в небо и обмер: оно горело - в точности по его слову. И точно так же, как и двадцать восемь лет назад, в тот день, когда он потерял Ее.
"Неужели это - Она?!"
Симон медленно развернулся, набирая скорость, двинулся вперед, к запряженной братьями-купцами колеснице, и крестьяне брызнули в стороны, а он взлетел наверх, к вожжам.
- Пошли-и-и! - яростно щелкнул он кнутом над могучими затылками братьев. - Пошли-пошли-и-и!
И купцы вздрогнули и рванули вперед - так, словно за их спинами сидел не человек, а покрытый седой, воняющей псиной шерстью оборотень.
- Шевелись, родимые! - почти рыдал Симон, безостановочно щелкая кнутом. - Я вознагражу!
"Как я мог не понять этого сразу?!"
* * *
Когда небо вспыхнуло, только что возбужденно лопотавшие за угощением варвары мгновенно умолкли, задрали бороды вверх, и стало так тихо, что Ираклий услышал собственное отчаянно колотящееся сердце. Точно такое же знамение он получил в тот день, когда лично вырвал Елену из рук этих жутких монахов.
А потом завизжали женщины.
- Где Симон?! - мгновенно опомнился Ираклий.
Командир гвардейцев тут же вскочил, отдал яростное приказание своим людям, но Ираклий уже видел: без толку, - Симона здесь нет.
"А что если он - один из тех монахов?"
Ираклий застонал, вскочил и бросился к своей колеснице.
- Рассредоточиться по всем дорогам! - на ходу приказал он, взлетел на колесницу и ухватился за вожжи. - Симона убить! Любой ценой! Любой! Вы слышали?!
Гвардейцы мгновенно попрыгали в седла и, яростно улюлюкая, тут же рассыпались по выжженным холмам, словно горох по столу.
"Тварь! Мерзавец! Обманул!"
Любого другого, прежде чем допустить до себя, Ираклий бы перепроверил раз двадцать, и только Симон с его варварским амхарским профилем и татуированным, словно у людоеда, черепом никаких опасений не вызвал. Столь низкого рождением человека не могло быть в окружении Елены в принципе!
Ираклий задрал голову вверх. Комета, едва появившись, уже достигала тех самых, так хорошо оставшихся в памяти размеров. Из двадцати восьми членов секты они тогда убили на месте девятнадцать - все очень высокородные, исключительно грамотные и совершенно безумные люди. А потом случилось это жуткое землетрясение, и остальные девять успели уйти.
Понятно, что Ираклий отдал приказ о розыске, поимке и немедленной казни беглецов, и в следующие восемь лет его агентам удалось найти и уничтожить еще пятерых. И уже по тому, где их находили агенты, было ясно: эти люди были готовы ко всему, всерьез. Один притворился иудеем и даже стал зятем раввина в маленьком селении возле Элефантины. Другого нашли и обезвредили в царстве Септ , у аравитян. Третьего обнаружили при дворе Негуса, в Абиссинии. Ну, и еще двоих вычислили в канцелярии Кипрского экзархата. Впрочем, эти двое так ни в чем и не признались, даже когда с них - полоса за полосой - сняли кожу.
"Господи, хоть бы Ахилл успел Ее вернуть…"
Самое страшное, Ираклий до сих пор, даже через двадцать восемь лет, не понимал главного: ни как Царица Цариц сумела появиться на свет, ни как оказалась в руках этих странных монахов, ни как они собирались ее использовать.
* * *
Вцепившийся в борт галеры Кифа бессмысленно смотрел на покрытое веселыми белыми барашками море.
"Неужели Ираклию все удастся?" - мелькнула тоскливая мысль.
Он понимал: если Византия займет ведущий к Индиям пролив, соревноваться с ней будет бесполезно, а как помочь курейшитам удержать за собой свои земли, Кифа не знал.
- А Спаситель и говорит: принесите мне мельничный жернов… - послышалось от кормы.
- А зачем?
- Ты слушай, бестолочь!
Кифа поморщился. Молодой, слишком уж молодой лоцман пользовался бездной свободного времени и явно пытался поднять свой авторитет среди таких же юных, как он сам, пассажиров подслушанными у монахов притчами.
- И произнес он заветные буквы, и бросил жернов на море, сел на него… - лоцман сделал выразительную паузу, - и стал плавать по воде, как на судне!
- Брешешь…
Послышался звучный шлепок подзатыльника и тут же - смех.
- Тише вы там, - вполголоса осадил юнцов Кифа. - А то накличете на свою голову! Господь-то он все-е видит.
Насколько Кифа знал Ираклия, тот в новую войну ввязываться не хотел. Неглупый армянин всегда предпочитал стабильные, прогнозируемые отношения, а любая война такие отношения ломала. Но, кроме Ираклия, кое-что значил при дворе его самолюбивый сводный брат Теодор; давненько мечтал о верховной власти сын Ираклия от гречанки Фабии - Костас, да и сноха Грегория свой интерес имела. Ну, и подрастали дети последней жены Ираклия - итальянки Мартины.
За каждой такой персоной стоял свой военно-аристократический род. Каждый такой род имел свою эмпорию , свой канал или протоку на Ниле, каждый брал свою пошлину с проходящих купцов и каждый мечтал сесть еще на две-три протоки. Ну, и, конечно же, каждый понимал, что значит заново переделить потоки товаров из далеких, сказочно богатых Индий.
- А правду говорят, что Спаситель мог летать? - послышалось от кормы.
- Чистую правду, - весомо подтвердил молоденький лоцман. - Это его и погубило. Нашлась на силу другая сила.
- Эй, птенец, - нехотя повернулся к лоцману Кифа, - а ты по морде получить не хочешь?
- Пусть расскажет! Что вам - жалко? - наперебой заголосили заинтригованные слушатели, и Кифа вздохнул и двинулся к носу. Но Африканское море сегодня было на удивление тихим, и не слышать этого бреда он не мог.
- И начал его Иуда обличать - прямо при Царице Елене!
- Да, ну!
- А Спаситель ему и говорит: да, я прямо сейчас на небо взойду! Если не веришь…
- Ух, ты!
- Прошептал заветные буквы… поднял руки… как птица - крылья, и взлетел!
До Кифы донесся многоголосый восторженный выдох, и он свирепо крякнул, двинулся к лоцману и звучно шлепнул его ладонью в лоб.
- Молчать.
Парень икнул и смолк, а Кифа усмехнулся и отправился на прежнее место. Он этих баек наслушался - досыта, а потому знал все варианты развития сюжета. Иуда, не будь дурак, тоже знал заветные буквы имени Бога, а потому тоже произнес их и полетел вослед. И никто не мог победить, пока пронырливый Иуда не додумался помочиться на Спасителя сверху. Понятно, что упали оба, - небо такой скверны в себе никогда не терпело. А затем было судилище, Спасителя привязали к столбам Ковчега и, в конце концов, повесили на стволе древовидной капусты.
Кифа вздохнул. Братья уже начали наводить порядок в Преданиях, стараясь по мере сил исключить эту бредятину. Кифа и сам - прямо сейчас - работал над некоторыми главами Ветхого Завета. Ну, и слова Христу подбирал - из тех, что без счета ходили в народе во времена кометы.
- Святой отец, - осторожно дернули его за рукав, - снимите с лоцмана морок… Мы же недослушали про Царицу Елену и Спасителя…
- Пошел вон, - отмахнулся Кифа и тут же понял, что видит что-то лишнее, что-то такое, чего быть не должно.
Он осторожно оглядел ставшие желтыми барашки на гребнях волн, отметил, что у неба какой-то странный цвет, поднял голову и оцепенел. Прямо над ним из-за туч выходила комета - точь-в-точь, как та, двадцать восемь лет назад, когда он впервые увидел Симона. По спине промчался ледяной шквал.
- Господи Боже…
А в следующий миг раздался протяжный хруст рвущегося днища, Кифу швырнуло вперед, а галера встала и перекосилась набок.
- Лоцман!.. твою… туда… оттуда… мать! Ты почему не предупредил?!