Наконец урядились полюбовно. Половину куполов возводит Посник, а вторую половинку - Барма. Выходило поровну, поскольку храм насчитывал как раз восемь престолов . Именно столько заказал государь после совета с митрополитом. В центре главный, который Барма великодушно уступил Поснику, как старейшему, а вокруг него еще семь, как и пожелал Иоанн, потребовав, чтобы хватило боковых приделов для каждого святого, чьи праздники выпали на решающие дни Казанского похода, да к ним в придачу еще три главных. Из них два - Троицы и Покрова, потому как богоматерь и Троица покровительствуют Руси. Последний же сделать входом в Иерусалим в память о возвращении русских ратей в Москву.
- Осемь церквей проще содеять, - вздохнул Барма.
- Проще, - согласился Иоанн. - Но потому и хочу я, чтобы они все вместе были, яко Русь в том походе. Бок о бок стояли, друг дружку не затеняли, но слитно.
- А в честь каких именно святых? - полюбопытствовал Посник. - То не ради пустого любопытства вопрошаю - для дела. Может статься, и в самом творении нашем намек на них дадим.
- Вот в месяце зареве , числом тридцатого, одолели мы царевича Япанчу, а в сей день почитают пустынножителя Александра, что на речке Свири монастырь основал. Посему пусть и во храме будущем будет его престол наособицу, - начал перечислять царь, вспоминая слова Макария. - Спустя время взорвали мы Арскую башню Казани. И было это в день Григория Армянского. Ему тоже престол надобен. Казань пала в день Куприяна и Устиния - им опять же наособицу. Ну и батюшку моего помянуть не помешает. Он, как известно, пред смертью монашеский чин принял и в домовину с именем Варлаама лег, потому Варлаамовский придел надобен. Все ли уразумели?
Мастера молча поклонились и вышли, держа под мышками пачки дорогущей александрийской бумаги, которую им выделили специально для работ. Спустя неделю одна из пачек почти кончилась, а храм все никак не выходил. Ну не ставились у них эти купола, как им того бы хотелось. И так и сяк крутили мастера, но все без толку - что-то все время выпадало, что-то не укладывалось - хоть тресни.
Одно хорошо. Не зря в народе присказка есть: "Не было счастья, да несчастье помогло". В самую точку оно тут угодило. Решая задачу, мастера забыли все свои первоначальные раздоры и разногласия да так крепко сдружились - водой не разольешь. Это их общая беда так сблизила, которая решаться не хотела.
Барма, пока с ней мучился, полпуда сбросил. Но он-то мужик кряжистый, ему такое не страшно, а вот Посник, который и получил-то свое прозвище за то, что каждое новое строительство начинал не иначе как с поста, длившегося когда денек-другой, а когда и пяток дней, вовсе исхудал - кожа да кости остались. Да и то сказать - поголодай-ка две недели, вкушая одну воду, и поглядим, что от тебя останется. Может, она как освященная ума и впрямь придает, да брюхо-то ею не насытишь.
Лишь к исходу третьей недели перед их глазами стало что-то прорисовываться. Картинка была еще неясная, туманная, маячила в их воображении в каком-то зыбком мареве, грозя в любой момент исчезнуть и пропасть без следа, но - была. Причем была она перед ними такая стройная да пригожая - ни убавить, ни прибавить. Чтоб покрепче удержать, привязать к себе чудное видение, они даже начертали его на листах, чего ни за тем, ни за другим ранее не водилось. Однако и тут не слава богу. Куполов, маячивших на этой картинке и перенесенных на листы, было не восемь, а девять. Выходило не по царскому слову, а по-иному. И как тут быть?!
- Сам к государю пойду, - заявил тогда исхудавший Посник.
- Вместях мыслили, Иван Яковлич, вместях и ответ надобно держать. Воля твоя, а я за твою спину хорониться не намерен. К тому ж, - хмыкнул Барма, - тебе и до палат его дойти трудненько. Вона как шатает, а на улице как на грех ветрено. Снесет еще куда-нибудь в ров.
Придя к Иоанну, они бухнулись ему в ноги, и Посник, ни слова не говоря, протянул листки, на которых совместными усилиями они вычертили свою сказку.
- Славно, - одобрил залюбовавшийся увиденным царь. - Лепота. Теперь еще бы в камне точно также, и вовсе хорошо бы вышло.
- Коль повелишь, то сработаем и в камне, - осторожно отозвался Барма.
- Так я уже давно повелел, - недоуменно пожал плечами государь.
Мастера переглянулись. Видать, не заметил Иоанн Васильевич, что они нарушили его повеление. И как тут быть. "А может, и не надо ничего говорить?" - щурился в радостной улыбке Барма. "Все равно потом наружу выйдет, так что еще хуже получится, - отвечал строгий взгляд Посника. - Лучше уж сразу". И он глухо произнес:
- Так-то оно так, государь, да боковых приделов получается осемь. Выходит, что на один поболе, чем ты повелел.
- А убрать его? - спросил царь.
- Краса порушится, - сокрушенно вздохнул встрявший в разговор Барма. - Как есть погинет, - и предложил не без лукавства: - Да ты сам-то попробуй, государь, - тогда и узришь, что выйдет.
Иоанн попробовал. Получалось действительно гораздо хуже. Можно сказать, вовсе не получалось. И тогда он произнес то, на что надеялись мастера, да такими словами, коих они и вовсе не чаяли услыхать:
- Вы в своем деле - первейшие господари, а потому вам - первое слово. Первое и главное, - подчеркнул он. - Наше с владыкой Макарием опосля идет, следом. Посему повелеваю - красу не губить, а содеять все, яко вами и задумано. - И буркнул вполголоса: - Митрополит у нас зело умен, да и на выдумку горазд, так что коли потребно, он и еще одного святого где-нибудь сыщет.
"И храм заложиша не как было велено, а как разум даровался им в размерении основания", - записал потом летописец, не ведая, что строили-то они по своему разумению, но в то же время по цареву разрешению.
Иоанн и потом, когда навещал строительство, величал их не иначе как господарями да изуграфами камня. От такого возвеличивания у них сладко щемило сердце и кружилась голова. И когда речь зашла о тех же куполах - к царю они обратились совсем иначе, ибо верили - поймет.
- Хотим еще четыре маленькие главки на Входоиерусалимском приделе поставить, - сказал Постник и показал Иоанну, как оно будет выглядеть.
- Славно, - одобрил государь. - Токмо их тут вроде поболе намалевано?
- И у основанья главного шатра еще восемь замыслили, - сознался Барма.
Иоанн усмехнулся и заметил:
- Скоро, поди, вы и вовсе ничего из того, что мы первоначально с владыкой Макарием удумали, не оставите.
- Потому мы даже работу остановили, тебя с богомолья дожидаючись. Чтоб, значит, не самовольно, - пояснил Барма.
- А вот это напрасно, - попрекнул царь. - Отныне и впредь повелеваю: ежели меня в Москве нет, а вы что-то сызнова переделать удумаете, то дожидаться не след, а творить по-своему, ибо вы - каменны господари, а не я. Уразумели?
Потому они и не работали - песню на два голоса пели. И так славно она у них получилась - заслушаешься.
Недавний узник, едва впервые увидел эту красоту, как тут же и сам признал - хороша каменная сказка, ох и хороша. Дивный цветок расцвел у кремлевских стен близ Фроловских ворот. Красным и белым пестрели стены, ослепительным серебром сверкали купола - по одному над каждым приделом, изумрудами вспыхивали огоньки зеленой черепицы. Где начало, где конец? Нет их. Все слилось воедино в новом храме. В полной мере соблюли мастера одно из царских повелений - ни один из куполов не затенял соседний, словно девять богатырей сошлись поговорить о том о сем в дружеской беседе, в котором у каждого свое мнение и каждый его вольно высказывает - только вслушайся. Даже центральный купол не довлеет над боковыми, не давит на них, а, скорее, напротив, позволяет тянуться к себе, соединяя крепче крепкого в единое целое. Да что тут рассказывать, все равно, как ни старайся, а не опишешь - нет таких слов. Не зря говорят, что лучше один раз увидеть…
Худо в этом храме было только одно - возведен он по повелению Подменыша. Потому ныне у царя порою руки чесались от нестерпимого желания попросту взять и снести его с лица земли, как и не было вовсе. Но храм не человек. Он, в отличие от любого, даже самого именитого князя или боярина, сродни всем москвичам. Тронь его, и вся столица поднимется - поди, успокой потом. Опять же - красота неописуемая, можно сказать, божественная. Ее велеть разрушить - вмиг язык отсохнет. Господь, конечно, терпелив, но такого глумления над своим имуществом и он чинить не дозволит.
"Ладно. Пущай стоит, а мы иной воздвигнем, чтоб еще краше был", - решил Иоанн. С тем и вызвал мастеров, воздвигнувших это чудо. Поглядев на них, царь остался недоволен - уж больно гордо стояли они перед ним, словно говорили: "Ты над Русью царь, но и мы в своем деле тоже цари, да никак не меньше твоего, если не больше".
Но он и это стерпел. Коль ради дела надо, коль требуется утереть нос Подменышу, пущай кичатся своим мастерством, к тому же и впрямь есть у них на то право. Потому и говорил с ними ласково и приветливо, благодаря за тяжкие труды, а в конце беседы поинтересовался, смогли бы они построить еще одно такое чудо, да чтоб краше этого вышло.