О том, что тогда произошло, царь слышал лишь краем уха. Вроде бы польский король Казимир подослал к его деду Иоанну Васильевичу князя Ивана Лукомского, тоже исконного Рюриковича. Подослал не просто, но с коварным умыслом убить или отравить. Лукомский поклялся исполнить, для чего прибыл в Москву якобы попроситься к Иоанну Васильевичу в службу. С собой в Москву он привез яд, приготовленный в Варшаве, и, будучи обласкан, как перебежчик, действительно был принят великим князем. Каким образом и кому удалось проведать истинную цель его приезда, царю не рассказывали - наверное, и сами не знали, - но оно и не важно. Главное, что когда его взяли под стражу, то сразу нашли яд. Несостоявшийся отравитель кончил плохо - его вместе с пособником, толмачом поляком Матиасом, сожгли в клетке на берегу Москвы-реки.
А Андрей не унимался, продолжая жаловаться:
- Тут ведь всякое может приключиться, потому и искать татей повсюду надобно. Из головы ни единого следочка выбрасывать негоже. К тому ж на тех из татей, кто ныне в Москве обретается, мы с брательником такой бредешок накинули - со всеми уж по-свойски покалякали. Васька и вовсе вполглаза последние три дня спит - по полночи из Пытошной не вылазит, чтоб самому дознаться.
- И что?
- Чистые они, государь. Так, по мелочи стянуть что-нибудь или, как они сказывают, на сухом бережку рыбки половить - это одно, а избы жечь… Чай, не дураки какие - беду на себя накликать. Ведают, что за такое не кнут - плаха уготована, а они на нее не торопятся. Остается иноземный люд, но тут Висковатый надобен, а он чванится.
- Ох не любишь ты его, Ондрюша, - усмехнулся Иоанн.
Старший брат потупился, но ненадолго. Вскинув через несколько мгновений голову и глядя прямо в глаза царю, произнес:
- А за что мне его любить? Чай, не сват, не брат. Умен - то да. Но и меня с братом поучать не надобно. Сиди у себя в Посольском, чистюля, а в наши дела не встревай, - вырвалось у него накопившиеся против Висковатого раздражение. - Иноземные державы и прочие важны - кто бы спорил, одначе заноситься тоже не след. Я так мыслю, что когда внутри державы нестроение, да тати шатучие середь бела дня грады палить примутся, то и ему не в пример тяжельше с послами говорить станется, так что и мы - не пятое колесо в телеге.
- Ладно, - махнул Иоанн. - Ищите. А Ивану Михайловичу объявите, что списки дать надобно и на то воля моя царская. Щепа-то хворает все? - закончил он насмешливо.
- Аккурат перед твоим приходом, государь, за брюхо ухватился да к себе на подворье подался, - пояснил Андрей.
- А чего ж не болеть, коль у него в помощниках такие подьячие. Видать, скоро на покой отправлять придется, - вздохнул Иоанн притворно. - Уж больно часто недужить стал. Еще годок-другой, так глядишь и отпевать придется, да думать, кого на его место ставить. Хотя чего тут думать, когда будущий дьяк передо мной стоит.
Братья переглянулись. Василий, не в силах сдержать радости от такого явственного намека, даже ткнул в бок старшего. Андрей отреагировал поспокойнее, лишь уши порозовели от волнения. И вдруг, как гром с ясного неба, раздался убийственный голос царя:
- Ну что, управишься с разбойным приказом, Василий, коли я тебя на него поставлю?
Братья вновь переглянулись - на сей раз оторопело. То ли послышалось им, то ли государь шуткует, назвав имя младшего. Но отвечать надо, а что?
- Благодарствую за ласку, царь-батюшка, - склонился в низком поклоне Василий. - Послужу, как сумею, токмо оно, конечно, на все твоя воля, а мне свому старшому брату дорогу заступать не гоже. Да и он такой порухи от тебя не заслужил.
- А ты Андрей Яковлев, чего молчишь? - повернулся Иоанн к оцепеневшему старшему.
Тот вздрогнул, очнулся и с видимой натугой произнес:
- На все воля твоя, государь. А коль Ваську поставишь - мыслю, управится он.
- Не забижай брата, царь-батюшка, - вновь тихо протянул младший. - Ведь верой и правдой…
- Да никто его и не забижает, - усмехнулся Иоанн. - Сказываю же - не столь много у меня таких людишек, как вы, чтобы обоих на одном приказе держать. Думаю, пришло для твоего брата времячко дале шагать. Казенный приказ ему ни к чему - там и у Фомы Головина рука крепкая, а вот Разрядный - самое то.
Андрей от неожиданности икнул. Это что ж получается - ему, худородному, царь все "отечества" доверит? Учнут князья Лобанов-Ростовский с Катыревым-Ростовским местничаться, а разбирать их дело даже не боярин станет, а он - Андрей Щелкалов, простой подьячий. Или нет, дьяк. Ну да все равно. Как ни назови, а все едино - худородный. Ох и почет, ох и честь! Это ж ему теперь сплошь и рядом не с татями чумазыми - с самыми именитыми дело иметь. А они, про спесь позабыв, к нему не иначе как Андрей Яковлич обращаться станут. И он с маху бухнулся перед Иоанном, стукнувшись обеими коленками о сосновую половицу.
- Отслужу! - взвыл в голос.
- Зело, - спокойно ответил Иоанн. - Токмо сделаем так. Указ о сем ныне же велю отписать, не мешкая, но уговор - Разбойный приказ покинешь, когда поджигателей словишь. Мыслю, что Разрядный приказ и подождать седмицу может, чай, спешных дел там нет. А как прекратят тати град палить, так ты сразу и уйдешь. Добро ли?
- Сыщу, государь, непременно сыщу! - заверил Андрей, не поднимаясь с колен.
- Ну и славно, - кивнул Иоанн, направляясь к двери. - А на Ивана Михайловича зла не держи. Памятуй лучше о том, что к сему указу он печать будет прикладывать, - и посоветовал: - Токмо ныне на Арбат не хаживай, не то там и поджигатели не понадобятся - одни твои ухи такой пал учинят, что пол-Москвы сгорит.
И вышел.
Глава 3
РОКОВАЯ ВСТРЕЧА
Свое слово Иоанн сдержал, но в полдень следующего дня до него донеслась весть об очередном начавшемся пожаре. И вновь горело на Арбате. Конечно, царь и не ожидал, что вдохновленный таким высоким назначением Андрей Щелкалов за одну ночь сыщет татей, однако все равно стало досадно.
- Надо поглядеть - что да как, - сказал он сердито и скомандовал Тихону, стоявшему в ожидании приказаний: - Давай-ка десяток стрельцов прихвати да повели, чтоб коней седлали.
Предупреждение Щелкалова всплыло в памяти, но царь тут же досадливо отмахнулся от него. "День-деньской на дворе, - успокоил он себя. - Опять же не один я буду. Да и глупость все это. Ну кто там супротив меня умышлять учнет?"
На этот раз полыхало изрядно. Огонь весело плясал на добром десятке домов и готовился, облизав своими желтыми языками, приобщить к этой пляске следующие.
"Опять поджог или тут без умысла обошлось?" - подумал Иоанн.
Сомнения разрешил гонец, прискакавший откуда-то из-за речки на взмыленном коне. Если бы ратник зорким взглядом не приметил царя, то, скорее всего, пролетел бы мимо, направляясь к Разбойному приказу, но, увидев Иоанна, счел необходимым доложить в первую очередь ему.
- Беда, государь. Стрелецкая слобода занялась, - выпалил он, тяжело дыша.
"Значит, не поджог", - окончательно уверился Иоанн.
- А мой домишко как? - не вытерпев, спросил Тихон.
Гонец молча махнул рукой.
- Покамест цел, а соседские полыхают вовсю. Ох и весело горят, - не совсем к месту восхитился он.
Тихон умоляюще воззрился на царя.
- Вижу, вижу, - кивнул тот. - Ладно уж, езжай, чтоб душу успокоить, да сам там со всем управься. Вот, возьми, - он стянул с пальца перстень с двуглавым орлом, искусно вырезанным на кроваво-красном камне, и протянул его Тихону, - ежели понадобится - от моего имени распорядись. Тока гляди, чтоб с умом, дабы опосля краснеть не пришлось.
- Да я и сам… - замялся было молодой стрелец, но перстень все-таки взял - негоже от такого отказываться. Вдруг и впрямь понадобится. Опять же - честь.
Всего-то четыре года назад, вспомнив данное Перваку обещание, царь, будучи в тех краях, взял сына ворожеи Настены в службу. Вместе с ним в Москву переехала и его мать. В тех местах как-то приключился мор, который унес в могилу двух ее средних сыновей, и потому ей не хотелось оставаться на старом месте, вот она и решилась на переезд, прихватив с собой младшего сына Никиту и дочку Василису. Никиту Иоанн тоже обещал со временем принять к себе в службу, но не получилось - не лежала у парня душа к ратным делам, да и вообще к мирскому. К иному он тяготел и, пожив в столице всего несколько месяцев, подался в Симонов монастырь, вскорости приняв постриг.
Зато Тихону служба оказалась по сердцу. Нехитрые ее премудрости он освоил сравнительно легко, а в стрельбе из пищали и вовсе стал одним из лучших в своей сотне. Иоанн хоть ничем не выделял сына Настены, однако в скором времени и без царя нашлось кому его отличить. Спустя всего два года тысяцкий посчитал, что сей шустрый парень хоть и молод, но по уму гож в десятники, а потом, когда количество стрельцов по государеву повелению увеличили еще раз, да к тому же часть их убыла в Ливонию, Тихона, как грамотного, поставили сотником.
Проводив стрельца взглядом, Иоанн вновь обратил свое внимание на продолжавший разгораться пожар. Люди по-прежнему бестолково суетились, пытаясь погасить пламя, но выходило у них плохо. Поморщившись, Иоанн повернулся к стрельцам и крикнул:
- А вы чего тут стоите?! Ну-ка, подмогните народу!
- Государь, - склонился к Иоанну назначенный Тихоном за себя Епиха, - негоже так-то. Надоть человечка три подле тебя оставить.
- Да за каким лядом они мне тут потребны?! - возмутился царь. - Еще чуток, и опосля тех двух домов огонь сразу на три улицы переметнется. Тогда уж его и сотней не остановить. Ты туда глянь - чего деется-то!