Густав Эмар - Том 5. Золотая лихорадка. Курумилла стр 2.

Шрифт
Фон

Густав Эмар - Том 5. Золотая лихорадка. Курумилла

- Тем лучше, дитя мое. Я боялся, как бы тебя не утомило такое продолжительное путешествие, и одно время мне даже приходило в голову оставить тебя в монастыре.

- Большое спасибо вам, отец, что вы изменили свое намерение и взяли меня с собой! Я очень скучала в этом противном монастыре, да и потом, я так давно не видела моей матери, что сгораю от нетерпения как можно скорее увидеться.

- На этот раз, дитя мое, ты вволю нацелуешься с твоей матерью, потому что я думаю оставить тебя с ней.

- Значит, я уже не поеду с вами в Гвадалахару, отец?

- Нет, во время моего отсутствия вы будете жить на асиенде де-Агуас-Фрескас вместе с твоей матерью и самыми надежными из слуг, потому что, как только покончу с неотложными делами, требующими моего присутствия в Сан-Блазе, я отправлюсь в Мехико к генералу Санта-Анне. Его превосходительство очень любезно приглашает к себе.

- О! - проговорила Анжела, умоляюще складывая руки. - Вам следовало бы захватить и меня с собой в город!

- Глупенькая! Ты ведь хорошо знаешь, что это положительно невозможно. Зато я теперь же даю обещание привезти в подарок тебе и твоей матери все, что найду лучшего в Portalesde Mercaderes и Parian, чтобы вы могли затмить самых кокетливых сеньорит во всем Тепике, когда вздумаете прогуляться по Аламеда-де-Пуэбло.

- О! Это совсем не одно и то же, - возразила она с упрямой гримасой. - Но тем не менее, - добавила, неожиданно повеселев, - я благодарю вас, отец, вы очень добры и любите меня, а если и не хотите исполнить одного из моих капризов, значит, это для вас невозможно.

- Очень рад слышать, дитя мое, что, наконец-то, мне отдает справедливость шаловливая головка, которая находит особенное удовольствие для себя в том, чтобы меня мучить.

Девушка весело расхохоталась, а затем резким и внезапным движением, бросив поводья, обняла руками шею своего отца и горячо поцеловала его несколько раз.

- Что ты делаешь? - вскричал полковник, радуясь и беспокоясь в одно и то же время. - А если Ребекка вдруг понесет?.. Ты расшибешься… Подбери поводья… да подбери же их!

- Ба-а! - произнесла она, смеясь и беспечно тряся своими темнорусыми кудрями. - Ребекка слишком хорошо выезжена и не станет закусывать удила.

Однако девушка все же собрала поводья и покрепче уселась в седло.

- Angelita mia! - продолжал отец гораздо строже, чем подобало бы при подобных обстоятельствах. - Ведь ты уже больше не ребенок, тебе следовало бы начать вести себя поразумнее и умерять живость твоего характера.

- Вы браните меня, отец, но за что?.. Неужели за то, что я вас люблю?

- Сохрани меня Бог, дитя мое! Я только делаю тебе замечание, которое считаю вполне справедливым. Если ты сейчас не приучишься сдерживать себя, то в дальнейшем это может принести тебе немало горя и неприятностей.

- Не бойтесь, дорогой отец… Я жива, беспечна, впечатлительна, это правда, но рядом с недостатками у меня есть та родовая гордость, которую я от вас унаследовала и которая защитит меня от многих ошибок.

- Дай Господи.

- Не хмурьтесь же так, отец, из-за пустой глупости, я ведь отлично знаю и всегда помню, что наша семья ведет свой род по прямой линии от мексиканского императора Чимальпопокатцина. На его гербе изображен щит, из которого он появляется в дыму. Вот видите, отец, наш характер не выродился со времен этого доблестного короля, и мы остались такими же твердыми, каким был и он сам.

- Хорошо, хорошо! Я не стану тебя больше бранить, вижу, что это совершенно бесполезно.

Молодая девушка лукаво улыбнулась и только уже собралась возразить отцу, как вдруг на некотором расстоянии впереди кавалькады блеснула и погасла искра.

- Что это такое? - спросил полковник, возвышая голос. Кто-нибудь есть на дороге?

- Я так думаю, полковник, - тотчас же ответил один из слуг, - там кто-то высекал огонь о кремень.

- Согласен, - сказал полковник. - Прибавьте ходу!.. Интересно узнать, кто этот запоздалый курильщик…

Маленький отряд, продвигавшийся до сих пор довольно медленно, пустился вперед полной рысью.

Через четверть часа путешественники ясно услышали сначала стук лошадиных копыт и пискливые и нестройные звуки хараны, а затем ветер донес до них припев одной хорошо известной в Мексике песни:

Sin pena vivamos
En calma feiiz
Gozar se mi cstrella
Cantaryreir .

- Браво! - вскричал полковник, подъезжавший в эту минуту к певцу. - Вы, как видно, человек веселый, compadre.

Последний, держа во рту маисовую сигаретку, утвердительно кивнул головой и, пробренчав еще что-то на своей харане, забросил ее на перевязи за плечо. И только после этого он, наконец, повернулся к своему собеседнику и, церемонно сняв свою вигоневую шляпу, вежливо сказал:

- Храни вас Господь, caballero! Вы, по-видимому, тоже любите музыку?

- Очень, - отвечал полковник, с трудом сдерживая смех при виде странной личности, представшей перед ним.

Это был высокого роста молодой человек, самое большее двадцати восьми лет, необычайно худой, одетый в рубище, но гордо задрапированный в плащ, первоначальный цвет которого уже нельзя было определить, так сильно он был изношен и затрепан.

Между тем, невзирая на эту видимую нищету и голодное лицо, молодой человек смотрел весело и смело. В его маленьких черных глазках сверкал тонкий ум, а его манеры не лишены были некоторого отпечатка благородства.

Он сидел на такой же, как и он сам, худой и заморенной лошади. О пустые бока клячи колотилась, точно о барабан, прямая шпага, так называемая machete, которую мексиканцы носят постоянно, у него же она была без ножен и продета в железное кольцо.

- Однако поздненько вы разъезжаете, compadre, - проговорил полковник, к которому присоединился его конвой. - По-моему, с вашей стороны очень рискованно путешествовать одному в такое позднее время.

- Чего мне бояться? - отвечал незнакомец. - Разве только совсем сумасшедшему сальтеадору придет в голову останавливать меня.

- Кто знает? - улыбаясь, проговорил полковник. - Наружность часто бывает обманчива. Для того, чтобы путешествовать по большим дорогам нашей дорогой родины, иногда очень выгодно и полезно притвориться нищим.

Слова эти, сказанные без всякого злого умысла, видимо, смутили незнакомца, однако, он почти тотчас же оправился и отвечал шутливым тоном:

- К несчастью, мне даже и притворяться-то совершенно бесполезно!.. Я в самом деле так же беден, как кажусь в эту минуту, хотя, - добавил он, - я знавал более счастливые дни, и плащ мой не всегда был таким дырявым, как теперь.

Полковнику показалось, что предмет разговора неприятен новому знакомому:

- Вы, по всей вероятности, едете, как и я сам, из Гвадалахары?

- Да, это правда, - перебил незнакомец. - Я выехал из города часов около трех пополудни.

- Мне кажется, - продолжал полковник, - что вы намереваетесь остановиться в месоне де-Сан-Хуан. В таком случае, если вы ничего не имеете против, мы поедем вместе, потому что я рассчитываю провести там остаток ночи.

- Месон де-Сан-Хуан - хорошая харчевня, - отвечал незнакомец, почтительно поднося руку к шляпе, - но только что я там буду делать? У меня нет ни одного очаво, который я мог бы бросить на ветер, а мне еще далеко ехать. Я остановлюсь на дороге и, пока моя проголодавшаяся лошадь будет есть траву, стану курить сигаретки и петь романс короля Родриго, который, как вам известно, начинается так.

Быстро перевернув свою харану, незнакомец во весь голос затянул строфу из поэмы о короле Родриго:

Cuando las pintadas avis
Mudas estan у la tierra
Atento escucha los rios
Que al mar su trubuto llevan
Al escaso resplandos…

- Э! - вскричал полковник, резко обрывая его. - Что за музыкальное бешенство овладело вами? Ведь это же просто безумие.

- Нет, - меланхолично отвечал певец, - это философия.

Полковник с минуту смотрел на бедняка, а затем, приблизившись к нему, сказал:

- Я полковник дон Себастьян Гверреро де Чимальпос. Я путешествую с дочерью и несколькими слугами. Окажите мне честь провести эту ночь вместе с нами, а завтра утром мы расстанемся, и каждый пойдет своей дорогой.

Незнакомец, видимо, колебался, но это продолжалось недолго.

- Я глупый гордец, - отвечал он с сердечной откровенностью, - бедность делает меня таким самолюбивым и подозрительным, что я постоянно воображаю, будто меня хотят оскорбить и унизить. Я принимаю ваше любезное приглашение так же откровенно и честно, как оно и сделано. Может быть, мне удастся в скором времени доказать вам свою благодарность.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора